Читать интересную книгу Голубой ангел - Франсин Проуз

Наконец трубку берет молодая женщина. Голос участливый. Она спрашивает, что в конверте. А ей какое дело? Небось, собирается про­смотреть всю ту кипу оранжевых конвертов, которые оставили за сего­дняшний день, и выяснить, какой из них его. Надо бы сказать, что там договор, какие-нибудь важные документы. А если она в него заглянет?

– Там мой роман, – говорит он.

– Боже правый! Ваш роман? Пойду посмотрю.

Он слышит, как цокают ее каблучки, затем все стихает. Она что, про­валилась? Пока она там кокетничает с барменом, его самолет улетит, и он застрянет здесь на всю ночь. Наконец она возвращается – увы, ниче­го такого не находили. Может быть, он оставит свой номер телефона? Нет, не оставит – он не желает хвататься за сердце всякий раз, когда Шерри снимает трубку.

Он мрачно садится в самолет, и его одолевают обычные фантазии о собственной скоропостижной смерти, о горе родных и близких. Сего­дня появляется дополнительный эпизод: на кладбище приходит Лен и рассказывает Шерри, каким благородным и бескорыстным человеком был ее покойный супруг: привез ему роман некой студентки. Нет, Лен та­кого никогда не скажет. А если скажет – что ж, какое Свенсону теперь до этого дело. Он уже будет в аду, что по сравнению с нынешним его поло­жением окажется истинной благодатью.

На полпути в Берлингтон небо внезапно темнеет. Свенсон пугается, но потом вспоминает: зима, солнце зашло. Когда губишь собственную жизнь, время бежит незаметно. Он боится ехать домой – вдруг Руби обиделась, что он улетел в Нью-Йорк. Он заставляет себя впасть в некое подобие транса, в котором ухитряется сойти с самолета, найти свою ма­шину, выехать на шоссе.

В доме темно. Куда они подевались? Не случилось ли какого несчас­тья? Нет, в комнате Руби свет горит. Замечательно! Свенсон представля­ет себе, как женщины сидят на кровати Руби, болтают, приглушенный звук их голосов сменяется всплесками радостного смеха.

Как благодарен он тому, что у него есть семья, что его ждет теплый и дружелюбный дом, что он не бродит в гордом одиночестве по промоз­глым пустынным улицам Манхэттена. Он благодарен за это, но ни на се­кунду не забывает, что ничего подобного не заслуживает. Хорошо еще, у него хватило здравого смысла держать себя в руках, не конфликтовать в открытую с Леном – если только не считать неудачной реплики про пе­рекормленного лекарствами ребенка. Так почему он решил, что случи­лось нечто ужасное? Да потому, что ужасное таки случилось.

Он оставил рукопись Анджелы в ресторане. Вот вам подавленные импульсы – вечно они всплывают. Это же все равно, что забыть письма любовницы на кухонном столе. Но теперь Свенсон – оказавшись дома, в безопасности, рассуждая здраво – решает, что волноваться особенно не о чем. Найти рукопись романа – совсем не то, что обнаружить чело­века в постели с его автором.

Пробираясь на ощупь через гостиную, Свенсон чувствует себя во­ром, забравшимся в собственный дом. Он включает свет и, увидев сидя­щую в кресле Шерри, чуть не подпрыгивает от неожиданности.

– Ты что здесь делаешь? – спрашивает он.

– Да ничего. Сижу, думаю.

– Все в порядке? Как Руби? – Вот уж судьба бы продемонстрировала всю свою иронию, если бы, пока он ездил проталкивать издателю роман своей юной возлюбленной, в дом пришла настоящая беда.

– Все отлично. Просто великолепно, – говорит Шерри. – Я думала, ты позвонишь из аэропорта.

– Я туда приехал прямо перед вылетом, – врет Свенсон, и ему уже кажется чудом, что в наказание за эти мелкие обманы не разразилась ни­ какая катастрофа. Он трогает языком зуб. Обязательно надо сходить к врачу. – Руби как, ничего? – спрашивает Свенсон. – Не обиделась, что я уехал?

– Ну что ты. Я же тебе говорила: все очень хотят, чтобы ты наконец дописал свой роман. Правда! Да… у Руби к тебе просьба. Ей нужен новый компьютер. Мы ведь потянем, а? Она хочет, чтобы ты свозил ее в Берлингтон, помог выбрать.

До Свенсона не сразу доходит, о чем его просят.

– Конечно, – говорит наконец он. – Разумеется. С удовольствием. Я бы чего-нибудь выпил. – Ему хочется суетиться: штопор, бутылка, стаканы – лишь бы оборвать разговор.

– Я тоже не откажусь, – кивает Шерри.

Он достает с полки в кладовке бутылку, роется на кухне в ящике – ищет штопор, изо всех сил пытается вести себя как муж, решивший вы­пить с женой вина, а не как сумасшедший, ныряющий в бездну своего бе­зумия. Да он обязан радоваться тому, что блудная дочь ищет его общест­ва, надеется на его совет, рассчитывает на две тысячи долларов, что она предоставляет ему возможность завоевать ее любовь, купить эту любовь за умеренную цену.

Что с того, что он туда же и за тем же ездил с Анджелой? Нет ниче­го предосудительного в том, что человек двум девушкам покупает ком­пьютеры. Кроме того, Анджеле он ничего не покупал. Просто съездил с ней за компанию. Скажем так – потренировался. Выяснил, как это дела­ется, и теперь уже везет туда собственную дочь.

Он наливает вино в стаканы, прихлебывает из своего. Очень вовре­мя. Руки его перестают трястись как раз в тот момент, когда в кухню вхо­дит Шерри.

– А что с ее старым компьютером?

– Господи, Тед! Он у нее со школы. Она говорит, по пятнадцать минут один файл запоминает.

Свенсону приятно, что Шерри с Руби беседуют о таких обычных ве­щах – файлах, компьютерах.

– Конечно. С удовольствием. Они ведь завтра работают?

– По субботам – разумеется, – говорит Шерри, и в голосе ее слышится легкое раздражение: так она по второму разу повторяет рассеянным студентам, что и как им принимать. – Кстати, тебе звонила какая-то студентка.

– Да? Вина хочешь? – Свенсон, не оборачиваясь, протягивает ей стакан, он не хочет встречаться с ней взглядом, поэтому делает вид, что ему срочно нужно вытащить штопор из пробки. Нет никаких оснований полагать, что «какая-то студентка» – это именно Анджела.

– Голос у нее был расстроенный, – говорит Шерри. Что сужает список подозреваемых. Но это могла быть… хотя бы Джонелл Бривард, она не принесла ему рассказ, который они хотели разбирать сразу после каникул; пришлось Клэрис вызваться ее заменить. Уж лучше бы это была Джонелл. Спектр ее возможностей гораздо скромнее, чем у Анджелы, которая могла чего только не наговорить его жене.

– Она назвалась? – спрашивает Свенсон.

– Нет, – отвечает Шерри. – Сказала только, что она твоя студентка, хотела посоветоваться насчет своего романа.

– Насчет романа? – тупо повторяет Свенсон. – Интересно. – Его вдруг окатывает волна безудержного счастья. Вовсе он не хотел, чтобы это была Джонелл. И тут он вспоминает, что потерял роман Анджелы.

– Она оставила свой номер, – говорит Шерри. – Домашний. В Нью-Джерси. Просила ей перезвонить. Сегодня вечером, в любое время. Это та самая, талантливая?

– Ох уж эти студенты! – говорит Свенсон. – Все соки норовят из тебя выпить, звонят днем и ночью, по пятницам, в День благодарения, а ты изволь быть наготове.

Странно было бы, если б он немедленно помчался в кабинет отзва­нивать студентке. И вообще, ему совершенно не хочется с ней разгова­ривать. Он просто рад, что она позвонила. Если он с ней свяжется, при­дется сказать, что Лен читать рукопись отказался, и – «…да, кстати, я ее потерял где-то на Манхэттене».

– Вполне может подождать до понедельника, – говорит Свенсон.

– Так ты свозишь завтра Руби? – спрашивает Шерри.

– Куда? – Свенсон понимает, что знает куда, только вспомнить не может.

– В «Компьютер-Сити», – обиженно напоминает Шерри.

– Разумеется.

Свенсону снится, что он стоит перед столом, а кругом – ничто, пустота, как на картинах Де Кирико. На столе два кубка, гребень, перо, книга и яйцо. Он знает, что должен выбрать что-то одно, берет яйцо, оно взры­вается огненным салютом у него в руке, и боль выталкивает его из ноч­ного кошмара обратно в постель; открыв глаза, он видит склонившуюся над ним Шерри, которая говорит:

– Она тебя уже ждет.

– Кто? – спросонья не понимает Свенсон.

– Господи, Тед! Руби сидит в машине. Уже десятый час. Ты проспал. Свенсон выглядывает в окно, смотрит во двор.

– Сегодня суббота. Мы что, теперь живем строго по расписанию?

– Это же для Руби, – говорит Шерри. – Ну пожалуйста!

Она сидит в салоне, смотрится в зеркальце. Бесполезно просить ее вернуться в дом, выпить чашку кофе, подождать, пока он примет душ. Да нет, она, конечно, согласится, но во всем ее облике будет сквозить разо­чарование, более того – обида. И Свенсон снова не сумеет доказать, что он хороший отец.

А с чего ему чувствовать себя виноватым? Он, между прочим, жерт­вует субботним днем и немалой суммой денег. Вдобавок лишает себя удо­вольствия принять душ и побриться. Он влезает в те же брюки, в кото­рых ездил в Нью-Йорк, берет со стула черный свитер.

Вечером, заглянув в холодильник и обнаружив там бублики и копче­ную лососину, он предвкушал, как утром перед отъездом в Берлингтон вознаградит себя ими. Но позавтракать времени нет. Да и не заслуживает он этого. Когда собирался за компьютером с Анджелой Арго, ему не было нужды утешаться завтраком.