— В твоих словах есть смысл. Но сначала найдем Гаруссу. Он накормит нас и устроит на ночлег. Скоро уже падут тени, — Армир указала на небо, — до тьмы не дольше девятины.
Насколько я помнил город, наставница вела нас к храму Рыбака, главной звезды хуаргаев, особо почитаемой также центростанниками. Считалось, она покровительствует обмену и ремеслу, связанному с кожей, панцирями, одеждой — всем, чем закрывают тело. Яркая и красная, эта звезда считалась одной из сильнейших в наших краях и уважалась многими народами.
В Солнечном городе храму Рыбака отводилось не самое лучшее место, ближе к южным воротам. Настоящей крепостной стены здесь не было, поскольку о войнах уже почти забыли. Предместья застраивали, заботясь лишь о защите от диких зверей. Храм напоминал ступенчатый кристалл черного камня, венчаемый треугольной жертвенной чашей, всегда наполненной негасимым темным огнем. Такой огонь давали горючие камни, маслянистые на ощупь, но никто никогда не видел, чтобы служители подбрасывали их в чашу. Считалось чудом, что жертва приносится непрерывно и как бы сама собой, питаемая лишь молитвами жрецов. У каждого храма в Хампуране было свое чудо, а у некоторых — и по два. И все они имели естественное объяснение, если покопаться.
Непривычный вес оттягивал мою одежду справа сзади. Еще задолго до подхода к храму Рыбака, когда улицы превратились в двухъярусные, а некоторые и вовсе потеряли статус, пролегая исключительно по мостовой и даже лишившись навесов, наставница, прикрываясь от любопытных глаз, вкрутила мне в пояс выжигатель. Видя мое недоумение, бросила:
— Не доверяй святошам, — и не стала больше ничего объяснять.
У ворот храма оказалось пустынно. Рыбак — не самая популярная звезда-предок в Солнечном городе, тут вам не Хуарга. Никто не встретил нас и в парадном коридоре. Шуршал красный песок дорожки, затем синий песок дорожки, затем снова красный. Наконец, нам встретился жрец. Он сидел на каменной скамье, покрытой пористым дурсом, деревом, известным своим теплом и прочностью. Тонкий узор на бритой голове означал пожизненный статус смотрителя храма. Выше ему не подняться.
Завидев посетителей, он вопросительно шевельнул ладонью.
— Да пребудет святое пламя в незыблемом горении! — произнесла Армир, приветственно поднимая руку в ответ на его вопрос. Но жрец смотрел на меня.
— Женщина говорит от моего лица, — с максимально надменным видом, на который только был способен, поправил положение я. Так себе поправил, конечно: мужчина должен идти впереди, женщина должна молчать. Армир, видать, никогда не ходила с мужчиной по городам в пределах стен Хампураны, а в диких краях, в тени Башен, правила совсем другие, не говоря об острове Лальм. И я сплоховал, не сообразил вовремя… Первая наша серьезная осечка, уважаемая наставница, и, надеюсь, последняя. Иначе все кончится плохо. Пока меня просто засчитали за… странного. За очень странного. Нормальный святоша постеснялся бы такой компании.
— Рыбак доволен вашими словами, — неожиданным басом произнес смотритель. — Пусть сопутствует вам удача в делах.
Ответное пожелание могло бы быть и побогаче, ну да ладно, спасибо и за такое. Армир, кажется, поняла свою оплошность и теперь молчала. Но я знал, что сказать:
— Я ищу Гаруссу и веду к нему этих женщин.
Тяжелым взглядом смотритель окинул нас всех.
— Гарусса будет оповещен. Рыбак предлагает вам подождать.
Кряхтя, он поднялся, явив немалый рост. Указав жестом на скамьи, подобные той, на которой только что сидел сам, он неспешно удалился по коридору, присыпанному белым песком.
Некоторое время мы стояли в тишине. Садиться никто не стал.
Затем Армир с деланным спокойствием произнесла:
— Гарусса всегда сам принимал гостей, и оповещать его не требовалось.
— Наверняка занят каким-нибудь важным делом, — в тон ей ответила Нарт, и я понял по выражению их лиц, что все очень нехорошо.
— Конечно, именно так нам и следует думать, — с небольшим нажимом согласилась моя наставница, делая рукой разматывающий жест и указывая на свою поясницу. Выжигатель. Там у меня вмотанный в пояс выжигатель. Неужели придется стрелять в храме… Хотя, какая разница, где.
Успокоив заладившее было биться сердце, как учил Дсеба, я спокойно, словно ничего особенного не делаю, вымотал выжигатель из пояса и просунул в широкий рукав. Руки теперь держал вместе перед собой, как положено порядочному святоше. Правая быстро и вслепую набрала код бессрочной разблокировки.
— Женщины, — властным голосом заявил я, — хватит здесь болтать. Идите и подождите меня на ступенях храма, там обтачивайте свои лясы.
— Можно ли мне остаться, господин? — неожиданно кротким голосом произнесла Нарт. В черных глазах плескался неподдельный страх, и я понял, что это страх за мою жизнь.
— Останусь я, если господин не возражает, — сухо отрезала ее мать. — Дело ведь касается меня, мне отсюда не уйти, пока… оно не сделается. А вы, давайте-ка, бегите из храма вон. Зря вообще за нами увязались, безмозглые балаболки, не место вам в святилище.
Заметив, что Нарт не двигается, впившись в меня взглядом, я рыкнул:
— Она сказала за меня! Живо прочь! Бегом!
Нарт словно очнулась. Блеснули слезы. Но она развернулась и побежала. Вдова Траны припустила за ней, они быстро скрылись за поворотом. Мы остались в тишине, можно было слышать дыхание.
— Правильно ли она поняла? — задал я иносказательно волнующий меня вопрос.
— Да, — ответила наставница. Это означало, что ее дочь и Зарбат убегут. Что они поняли и не будут ждать нас ни на выходе, ни в городе. И только глубоко в сердцах своих остается им надеяться на наше возвращение.
В коридоре, по которому удалился смотритель, раздались громкие голоса.
Они должны отвлекать внимание. Атака будет с другой стороны. Так учил Дсеба.
Я притянул к себе Армир и закрутился за угол. Позади раздалось характерное шипение — по стенам, где мы только что стояли, полоснули огнелучи.
— Я могу сражаться, — с негодованием оттолкнула меня Армир. Думаю, негодование ее было, скорее, растерянностью. Думаю, растерянностью от того, что мужчина впервые сжимал ее в объятьях. Этого я не учел. И предположу, хотя теперь уже поздно, что из всех мужчин, встреченных ею на жизненном пути, именно мои объятья она бы предпочла. По крайней мере, как мать.
Огненный бич хлестнул из-за угла и срезал ей голову.
Одномоментно.
Я не успел ни затащить ее обратно, ни даже толкнуть.
Выжигатель выпал из обезволенной руки Армир и плюхнулся в песок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});