— Мы тогда с артиллеристами играли, во Франции то есть. Ну никак у нас броски не шли, и счет рос да рос. Тут полковник кидает мяч мне. «Должен вас поставить, Брейтуэйт, — говорит. — Положение у нас скверное». Ну, я его немножко подправил.
— Да?
— Ага. Три очка в один момент. Тут полковник подходит ко мне и говорит: «Лучше я вас сниму Брейтуэйт. Счет сравнялся, но пережимать тоже не годится». Ну и опять то же самое: их игроки начали выбивать одного за другим, так что полковник опять подходит и говорит: «Извините, Брейтуэйт. Должен снова вас поставить».
Арни помолчал и посмотрел на меня с торжеством.
— Ну и я опять сделал то же.
— Вы… вы опять сравняли счет?
— Ага.
— Потрясающе. Просто чудо. — Я выразительно пощелкал щипчиками, но Арни словно не заметил.
— Ну а теперь покажи Тома Финни! — воскликнул он и покатил по траве футбольный мяч. Это был один из коронных номеров Забияки, и я его уже видел, но все равно разделял восторг, с каким Арни следил, как пес вел мяч по лужайке между передними лапами, обходя невидимых защитников.
— Ну-ка, забей гол! — скомандовал Арни, и Забияка повернул прямо к двум миниатюрным штангам у края лужайки, а затем носом вкатил мяч между ними.
Мы с Арни смеялись и хлопали в ладоши, а Забияка прыгал на нас, отчаянно виляя хвостом. Меня радовала его энергия — ведь он был уже стар. Ему шел десятый год.
— Он ведь любит эти штуки, верно? — сказал я.
— А как же! Спорт для него первое дело. Ему только бы поиграть. — Арни задумчиво надул щеки. — Что-то я Тома давненько не видел.
Том Финни был тогда в зените славы. Игрок сборной, универсал на поле и, возможно, величайший футболист, какого только знала Англия.
— Вы с ним знакомы? — спросил я.
— Конечно, конечно. Мы с ним закадычные дружки. Надо будет навестить его. Эй, Забияка! — Он снова махнул своему псу. — А как насчет гольфа? Покажи нам своего Тони Лока.
Я поднял ладонь.
— Как-нибудь в другой раз, Арни. А сейчас пора заняться его когтями.
— Ладно, Джим, не буду вас задерживать. — Он задумчиво улыбнулся. — Вот подумал про гольф и вспомнил времечко, когда мы с Тони были не разлей вода.
— Еще один друг, э?
— Да уж, можно сказать.
Обрезая когти Забияке, я прикидывал, найдется ли хоть один знаменитый спортсмен, которого Арни не числил бы среди своих друзей. В то время Лок был в гольфе светилом — и добрым приятелем Арни, несмотря на это.
Подобно большинству собак, Забияка не жаждал приводить когти в порядок, и едва я брал его лапу, как он начинал пыхтеть, широко разинув пасть и вывалив язык, но характер у него был добродушный, и он покорялся судьбе, не рыча и не огрызаясь.
— С черными когтями ухо надо держать востро, — сказал я. — На них кожица совсем не видна, не то что на светлых, и приходится быть очень осторожным. Ты ведь никогда меня не простишь, Забияка, если я тебя ненароком пораню.
Услышав свою кличку, большой пес, несмотря на свой страх, слабо вильнул хвостом, а едва простенькая операция завершилась и я погладил его по голове, он с облегчением убежал на лужайку.
— Выпейте чайку на дорожку, Джим, — сказал Арни.
Я заколебался, времени у меня было мало, но я знал, как он любит поговорить, а я любил его слушать.
— Спасибо, Арни. Но только быстро.
Кухня была типично холостяцкой, функциональной и неуютной. И наблюдая, как Забияка ходит за хозяином от плиты к посудному шкафчику и столу, я понял, какую радость должна приносить его преданность. Без него кухня выглядела бы еще более холодной и неуютной — недаром Арни, хлопоча с чайником и чашками, все время заговаривал с ним. Но никаких признаков бедности заметно не было — Арни, казалось, в деньгах не нуждался.
Он со вкусом помешал в своей дымящейся чашке.
— Лучше горячего чайку ничего нет, а, Джим?
— Да, он очень освежает, Арни. Ну да вы всегда любили чай по-особенному и, наверное, очень мучились во время войны, когда его нельзя было достать.
Он энергично мотнул головой.
— Да нет. У меня всегда имелся запасец. Парочка индийских раджей снабжала меня с начала и до конца.
— Парочка раджей?
— Ага. Во время первой мировой я одно время служил там. Ну и сдружился с ними, с раджами этими. Отличные были ребята, скажу я вам. И, черт, как началась вторая, они про меня вспомнили, и в чем-чем, а в чае я не нуждался.
— Замечательно! — Служба в армии познакомила Арни с поразительным числом стран. Я уже слышал от него про Францию, Бельгию, Италию, Месопотамию, Африку, Египет — и вот теперь Индия!
Я допил чашку и отправился дальше по вызовам. Когда я уходил, Арни уже играл в гольф со своим псом.
Я часто видел Арни и помимо моих профессиональных визитов к Забияке, так как каждый вечер он восседал на обычном своем месте в «Гуртовщиках» у конца стойки. Как-то вечером, возвращаясь с отела, стоившего мне порядочной толики пота, я завернул в «Гуртовщики» утолить жажду. Арни уже был там, а под его стулом по обыкновению свернулся Забияка.
— Отличный денек я провел в Хедингли, — заметил Арни. — Игра хороша была, это уж так.
— Счастливчик! Завидую вам. — Объезжая фермы, я слушал по радио репортаж о крикетном матче и лелеял надежду выбраться с Хелен в Лидс на субботний матч.
— Да, было дело. И знаете, сидел я в первом ряду, ну и подходит ко мне Денис Комптон и говорит: «Здорово, Арни, рад тебя видеть. Я тебя искал. Ребята сказали, что ты будешь тут сегодня, ну так хочу тебя позвать пообедать с нами. Я все глаза проглядел».
— Чудесно! — пробормотал я. — Так вы обедали с командой?
— Ага. И лучше быть не могло. Они там все собрались: Билл Эдрич, и Сирил Уошбрук, и знаменитые австралийцы. Кит Миллер, Нил Харви, Рей Линдоулл — ну да все до единого. И очень мне обрадовались. Я же, понятно, с ними давно знаком.
— Понятно.
Тут с другого бока к моему другу подсел Кенни Дитчберн, мясистый краснолицый парень.
— А, Арни! — сказал он ухмыляясь. — О крикете, значит, беседуете? А вы свои бутсы давно Лену Хаттону одалживали?
Арни обратил на него суровый взгляд.
— А, Кенни! — буркнул он и снова обернулся ко мне.
Его воспоминания принесли ему в городке немалую известность, и молодое поколение все время тщилось подковырнуть его, но у Арни выработалась защитная реакция — он сразу замыкался в себе. Я же во время наших частых встреч никогда не начинал разговор о его спортивных интересах, никогда не проявлял особенного любопытства, и тогда он расслаблялся, утрачивал настороженность, и одна увлекательная история сменяла другую.
Бедняга становился жертвой не только насмешливого поддразнивания, но и превращался в героя бесчисленных апокрифических легенд, которыми обменивались местные остряки. По словам одних, Арни якобы рассказывал, что, служа во Франции во время первой мировой войны, он настолько прославился как непробиваемый вратарь, что в конце против его ворот встали в очередь все самые результативные нападающие и принялись бить пенальти. Как они ни старались, он брал все мячи. В конце концов, потеряв всякую надежду, они зарядили пушку футбольным мячом и выпалили по воротам. Арни якобы завершал повествование лаконичной фразой: «Взять-то его я взял, но обошлось мне это в два сломанных ребра».