видел бледное лицо и трясущиеся губы англичанина и не пытался скрыть удовольствие.
Но Хорнблауэр не мог дать волю кипевшему в душе возмущению. Он понимал, что на таком суденышке сумасшедшего нельзя не приковать к палубе, а совесть напоминала, что сам он безропотно наблюдал, как Эль-Супремо мучает людей. Омерзительно, что испанцы выставили безумца на посмешище, однако в английской истории можно найти немало подобных примеров. Одного из величайших английских писателей и видного церковнослужителя в придачу показывали за деньги, когда тот впал в старческое слабоумие. Хорнблауэр видел лишь одно возможное возражение.
— Вы повесите сумасшедшего? — спросил он. — Не дав ему возможности примириться с Богом?
Испанец пожал плечами:
— Мятежников вешают. Ваше превосходительство знает это не хуже меня.
Хорнблауэр это знал. Других доводов у него не было. Он сбился на невнятное бормотание, отчаянно презирая себя за это. Он окончательно уронил себя в собственных глазах. Единственное, что оставалось, хотя бы не до конца уронить себя в глазах зрителей. Он взял себя в руки, чувствуя, что фальшь в его голосе очевидна всем и каждому.
— Я должен горячо поблагодарить вас, сударь, за возможность наблюдать чрезвычайно занимательное зрелище. А теперь еще раз вас благодарю, но боюсь, что мне пора с сожалением откланяться. Кажется, задул легкий ветерок.
С усилием расправив плечи, он перелез через борт и опустился на кормовую банку тендера. Лишь с большим усилием он приказал отваливать и весь обратный путь просидел молчаливый и мрачный. Буш, Джерард и леди Барбара смотрели, как капитан поднялся на палубу. Лицо у него было, как у покойника. Хорнблауэр посмотрел вокруг, ничего не видя и не слыша, и поспешил вниз, спрятать свое отчаяние от посторонних глаз. Он даже всхлипнул, зарывшись лицом в койку, и лишь потом овладел собой и обозвал себя жалким глупцом. Однако прошли дни, прежде чем капитан вновь стал похож на живого человека, и все это время он одиноко просидел в каюте, не в силах присоединиться к веселому сборищу на шканцах, откуда через световой люк долетала беспечная болтовня.
Хорнблауэр жестоко ругал себя за глупость, корил, что расклеился от вида преступного безумца, следующего навстречу вполне заслуженному наказанию.
XXII
Теплым лунным вечером лейтенант Буш беседовал с леди Барбарой у гакаборта. Первый раз он оказался с ней тет-а-тет, да и то по случайности. Знай он, что так получится, постарался бы улизнуть, но сейчас беседа доставляла ему такое блаженство, что он не испытывал и тени смущения. Он сидел, обхватив колени, на груде набитых пенькой подушек, которые сделал для леди Барбары Гаррисон. Леди Барбара откинулась на стульчике. «Лидия» мягко вздымалась и падала под тихую музыку волн и пение такелажа. Белые паруса поблескивали в лунном свете, над головой на удивление ярко сверкали звезды. Сидя под тропической луной рядом с молодой женщиной, всякий разумный человек стал бы говорить о себе, но Буш говорил о другом.
— Да, мэм, — говорил Буш. — Он — как Нельсон. Он нервный, как Нельсон, и по той же самой причине. Он все время думает — вы бы удивились, мэм, если б узнали, как много он думает.
— Мне кажется, я бы не удивилась, — сказала леди Барбара.
— Это потому, что вы тоже думаете, мэм. Это мы, тупицы, удивляемся. У него больше мозгов, чем у нас всех, вместе взятых, исключая вас, мэм. Он страшно умный, уверяю вас.
— Охотно вам верю.
— Из всех из нас он лучший моряк, мэм, а что до навигации — Кристел в сравнении с ним просто дурак.
— Да?
— Конечно, он иногда со мной резковат, да и с другими тоже, но поверьте, мэм, это вполне естественно. Я знаю, сколько у него забот, а он ведь слабый, как и Нельсон. Я иногда тревожусь за него.
— Вы в нем души не чаете.
— Души не чаю? — Стойкая английская натура Буша воспротивилась этому сентиментальному выражению. Он рассмеялся немного смущенно. — Раз вы так говорите, может, и правда. Никогда не думал, что я его люблю. Привязался я к нему, это да.
— Это я и хотела сказать.
— Матросы его боготворят. Они за него в огонь и в воду, что хошь сделают. Посмотрите, сколько он совершил за это плавание, а порка даже не каждую неделю, мэм. Этим-то он и похож на Нельсона. Они любят его не за то, что он говорит или делает, а просто за то, что он такой.
— Он по-своему красив, — сказала леди Барбара. Все-таки она была женщина.
— Наверно, мэм, коли вы об этом заговорили. Но это не важно: будь он страшен как смертный грех, нам было бы все равно.
— Конечно.
— Но он робок, мэм. Он не догадывается, какой он умный. Вот что меня в нем удивляет. Вы мне не поверите, мэм, но он верит в себя не больше, чем я в себя. Даже меньше, мэм.
— Как странно! — сказала леди Барбара. Она привыкла к самоуверенности своих братьев, вождей нелюбящих и нелюбимых, однако замечание было продиктовано простой вежливостью — ее вовсе не удивило услышанное.
— Посмотрите, мэм, — вполголоса произнес Буш.
На палубу вышел Хорнблауэр. Они видели его лицо, бледное в лунном свете. Капитан посмотрел по сторонам, проверяя, все ли в порядке на корабле, и они отчетливо читали муку на его лице. Он выглядел совершенно потерянным.
— Хотел бы я знать, — сказал Буш, после того как Хорнблауэр вновь удалился в одиночество своей каюты, — что эти черти на люгере сделали с ним или сказали ему. Хукер — он был в тендере — рассказывал, что на палубе кто-то выл как безумный. Черти бездушные! Я думаю, это еще какое-то их гнусное зверство. Вы сами видели, как это его расстроило.
— Да, — мягко сказала леди Барбара.
— Я был бы вам так благодарен, мэм, если бы вы попробовали немного его развеселить, прошу прощения, мэм. Думаю, его надо немного отвлечь. Может, вы сумеете, уж извините меня, мэм.
— Я попытаюсь, — сказала леди Барбара, — но не думаю, чтобы мне удалось то, что не удалось вам. Капитан Хорнблауэр никогда не обращал на меня особого внимания, мистер Буш.
Однако приглашение пообедать с леди Барбарой, которое Геба передала через Полвила, подоспело вовремя: Хорнблауэр как раз силился побороть приступ черной тоски. Он прочел записку так же внимательно, как леди Барбара ее писала — а писала она умно и с расчетом. Сперва леди Барбара мило извинялась, что посмела оторвать капитана от работы. Затем говорилось, что леди Барбара узнала от Буша, что «Лидия» вскорости пересечет экватор. По мнению