class="p1">— Вы замечательный моряк, — внезапно сказала она. — Сомневаюсь, что другой королевский офицер сделал бы то, что сделали вы в этом плавании.
— Я рад, что вы так думаете, мэм, — ответил Хорнблауэр, но чары были разрушены. Ему напомнили о нем самом, и проклятая стеснительность вновь им овладела. Он неловко выпустил ее руки, и на загорелых щеках проступил легкий румянец. — Я только исполнял мои обязанности, — пробормотал он, глядя в сторону.
— Это могут многие, — сказала леди Барбара, — но немногие — так хорошо. Англия у вас в долгу — я искренно надеюсь, что она этого не забудет.
Ее слова пробудили в мозгу Хорнблауэра мысли, уже нередко его посещавшие. Англия будет помнить только, что поединок с «Нативидадом» был не нужен. Более удачливый капитан узнал бы о союзе между Англией и Испанией прежде, чем передать «Нативидад» мятежникам, избежав таким образом всех последующих сложностей, трений и потерь. Бой, в котором на фрегате погибло сто человек, быть может и славен, но ненужный бой, в котором погибло сто человек, совершенно бесславен. Никто и на секунду не задумается, что причиной всему было дословное подчинение приказам и высокое профессиональное мастерство. Его осудят за его же заслуги. Жизнь вновь показалась горькой.
— Извините, мэм, — сказал он, отвернулся от нее и пошел на бак — руководить матросами, которые поднимали из тендера восемнадцатифунтовую пушку.
Леди Барбара посмотрела ему вслед.
— Дай бог ему счастья, — мягко сказала она. — Он ненадолго стал похож на человека.
В своем вынужденном одиночестве леди Барбара быстро приобрела привычку разговаривать сама с собой, словно единственный житель необитаемого острова. Поймав себя на этом, она тут же замолчала, пошла вниз и громко обрушилась на Гебу, которая допустила какую-то пустяковую оплошность, распаковывая ее гардероб.
XXI
Среди команды пронесся слух, что «Лидия» наконец отправляется домой. Матросы работали и сражались сперва на одной стороне, потом на другой, не понимая высокой политики, предписывавшей им, за кого сражаться и кому помогать. Испанцы были сперва врагами, затем — союзниками, затем заняли почти враждебный нейтралитет — все это едва ли потревожило матросов. Им довольно было, не рассуждая, подчиняться приказам. Однако теперь «Лидия» почти наверняка возвращается домой — таков был упорный слух. Эти простаки уже мнили, что Англия — прямо за горизонтом, словно их не отделяли от нее пять тысяч миль штормового моря. Англия полностью завладела их мыслями. Завербованные думали о женах, добровольцы — о женщинах в портах и предстоящих радостях списания на берег. Их светлый восторг не омрачала даже тень сомнения. Они не думали, что их могут передать на другой корабль и вновь отправить в противоположное полушарие раньше даже, чем они ступят на английскую почву.
Они с радостным рвением отверповали корабль из залива, и ни один не обернулся с сожалением на временное убежище, сделавшее возможным обратный путь. Взбегая наверх, чтобы поставить паруса, они болтали и чудачили, как стайка обезьян. Подвахтенные, разбившись на пары, плясали весь вечер, пока «Лидия» с теплым попутным ветром быстро неслась по синему-пресинему Тихому океану. Ночью по-тропически переменчивый ветер сперва стих, затем перешел в медленную череду порывов, так что паруса хлопали и трепыхались, такелаж скрипел, а команда неотлучно стояла у брасов, меняя разворот парусов.
Хорнблауэр проснулся еще до зари. Было прохладно и темно. Указатель компаса в палубе над головой был еще не виден, но по медленной бортовой качке и прерывистым звукам наверху было ясно, что их застиг штиль. Уже почти пора было выходить на утреннюю прогулку, и Хорнблауэр ждал, блаженно свободный от всякой ответственности, пока Полвил принесет ему одежду. Он надевал штаны, когда сверху раздался крик впередсмотрящего:
— Вижу парус! Прямо на левом траверзе. Опять тот же люгер, сэр.
Беззаботная радость мигом улетучилась. Дважды встречал Хорнблауэр в Панамском заливе этот зловещий люгер, и дважды получал с него дурные вести. Теперь он с суеверной опаской ждал, что же выйдет из третьей встречи. Он выхватил из рук Полвила сюртук и надел его, взбегая по трапу.
— Что-то меня смущает в оснастке этой посудины, — проворчал Джерард.
— Обычный испанский guarda costa, — возразил Кристел. — Я их видел десятки. Помню, в Гаване…
— Кто их не видел? — буркнул Джерард. — Я говорил… Ага! Вот они спускают шлюпку.
Он обернулся и увидел капитана.
— Люгер спустил шлюпку, сэр.
Хорнблауэр всячески старался сохранить невозмутимый вид. Он говорил себе, что, обладая самым быстроходным и мощным кораблем в Тихом океане, может ничего и никого не опасаться. У него вдоволь припасов, он может обойти половину земного шара и сразиться с любым кораблем вплоть до пятидесятипушечного. Вид люгера не должен внушать ему тревоги — и тем не менее внушал.
Несколько долгих минут они ждали, пока шлюпка двигалась к ним, подпрыгивая на мертвой зыби. Сперва это было лишь черное пятнышко, изредка возникавшее на гребнях волн. Потом можно стало различить вспышки солнца на лопастях весел, потом сами весла. Шлюпка сделалась похожа на черного жука, ползущего по водной поверхности, и в третий раз испанский офицер в сверкающем мундире поднялся на палубу «Лидии» и ответил на поклон Хорнблауэра.
Он не пытался скрыть восторженное изумление. Он видел, что временная мачта исчезла и место ее заняла новая, такая ладная, будто ее ставили в доке, видел, что пробоины умело заделаны, что помпы больше не стучат, — за прошедшие с его последнего визита шестнадцать дней корабль полностью обновился, причем — и это он знал точно — без всякой помощи с берега и не заходя ни в один порт, исключая разве что какую-нибудь необитаемую бухточку.
— Я удивлен, вновь встретив вас здесь, сударь, — проговорил он.
— Я же, — с безупречной вежливостью отвечал Хорнблауэр, — не только удивлен, но и обрадован.
— Я тоже обрадован, — поспешно сказал испанец, — но думал, что вы уже на пути к дому.
— Туда я и направляюсь, — ответил Хорнблауэр, намеренный по возможности избегать обид, — но, как вы видите, не успел уйти далеко. Как бы там ни было, я — вы, вероятно, это заметили — произвел необходимый ремонт, и теперь ничто не помешает мне со всей поспешностью проследовать в Англию — если, конечно, сударь, не вскрылись новые обстоятельства, вынуждающие меня ради блага двух наших государств задержаться в этих водах.
Хорнблауэр произнес последние слова осторожно, ибо про себя уже продумывал, как освободиться от последствий своего предложения, ежели его ненароком примут. Но ответ испанца успокоил его.
— Спасибо, сударь, — сказал тот, — но у нас нет необходимости злоупотреблять вашей добротой. Владения его католического величества в силах сами постоять