исчезал. Сперва на него опасливо косились, вздрагивали от неожиданности. Но потом незаметно привыкли. И теперь каждый вечер Зита встречала его улыбкой, Лука азартно махал руками, порываясь погладить мягкую шкуру или подергать за жесткие усы, Брегол уважительно кивал, а остальные просто вежливо сторонились. И в последние дни даже начали специально оставлять пустое местечко, где оборотень мог отдохнуть.
Ширра от такой чести демонстративно отказался. Как неуклонно отказывался от предложенного мяса или налитой в миску воды. Он, как и я, старательно избегал чужого внимания, а на неуклюжие попытки наладить отношения лишь презрительно фыркал.
Целыми днями он держался в стороне от повозок, где-то за деревьями и кустами, изредка мелькал среди листвы размазанной тенью, потом надолго исчезал на охоте, а принеся добычу, снова пропадал в лесу. Не поев, не напившись и ни у кого не спросившись. Вроде бы и шел с нами, да всегда был сам по себе. Когда же кто-то из воинов однажды отделил здоровенный кус от принесенной им туши, Ширра так выразительно на нас посмотрел, что даже дураку стало ясно – есть с рук или унижаться до подбирания еды с чужого стола он никогда не станет.
Кстати, кабанов он нам больше не приносил. Косули, молодые лоси, олени, зайцы, куропатки… все что угодно, кроме диких свиней. Добычу мужчины тут же освежевывали и потрошили, умничка Зита спешно варила или пекла ее на углях, поэтому мяса обычно хватало и на следующий день, позволяя двигаться без длительного перерыва на обед. Лука частенько совал нос в ежедневную возню взрослых и не упускал случая поиграть с массивными рогами. А я… я внимательно следила, чтобы он не подходил к Ширре слишком близко. И каждый вечер обязательно находила себе какое-нибудь занятие, чтобы ни под каким предлогом не притрагиваться к проклятым тушам.
Лех только хмыкал, когда я принималась за его ногу, но больше не возражал против заботы. Рана его с каждым днем выглядела все лучше и лучше, необходимость в эликсире отпала, перевязки со временем стали походить на ежевечерний ритуал, и вскоре мне пришлось крепко задуматься над другим благовидным предлогом, который позволил бы и дальше избегать утомительного общества Ширры.
Не скажу, что оборотень стал нервировать меня меньше. Не стану врать, что прекратила бояться или вдруг переменила отношение на противоположное. Но с его присутствием в караване пришлось примириться, как с неизбежным злом, от которого не сбежишь и не избавишься. Тем более что я сильно подозревала в словах Леха горькую правду: что бы мы ни делали, куда бы ни пошли, он непременно последует за нами. Будет держаться рядом, хотим мы того или нет, охотиться и ненавязчиво охранять. Он не отступится и никуда не уйдет, пока… что? На этой мысли я всегда спотыкалась и зябко ежилась, потому что чуяло мое сердце – что-то ему от нас нужно. Вернее, от меня. Только что? Амулет я ему отдала. Долгов за мной тоже не числилось. Тогда в чем же дело?
Ширра, к сожалению, молчал.
Я молчала тоже, стараясь обращать на него внимания не больше, чем на пустое место. К добытому им мясу традиционно не притрагивалась, кормить его, в отличие от сердобольной Зиты, не пыталась. Луку проворно ловила каждый раз за руку, чтобы не вздумал гладить «большую красивую кису» по шерстке. Иногда чувствовала на себе его напряженный взгляд, но делала вид, что напрочь ослепла и оглохла. А когда оборотень наконец уходил, вздыхала с таким облегчением, что вскоре даже Лех начал удивленно оборачиваться.
– Что между вами произошло? – поинтересовался он, улучив момент. – Почему ты от него так шарахаешься?
Я машинально потрогала плечо, где не так давно красовались четыре глубоких раны от когтей, и ровно ответила:
– Ничего.
– Уверена?
Я кивнула и, убедившись, что Ширра снова ушел до утра, излишне быстро направилась в сторону близлежащей речушки – надо было смыть дорожную пыль и заняться внешним видом, пока Лука помогал матери со свежеубиенной оленухой. Иначе потом он мне такой возможности не даст, да и стемнеет окончательно. Какое тогда будет купание?
Лех, заметно прихрамывая, нагнал на полпути.
– Трис? Подожди… ак чего вы не поделили?
– Тебе не все равно?
– Нет.
Я резко остановилась и внимательно взглянула в карие глаза, которые он даже не подумал отвести. Несколько секунд просто смотрела, пытаясь понять, а потом быстро отвернулась: не понравилось мне это беспокойство. Ненужное оно, лишнее, совершенно неуместное. Да и не просила я его ни о чем, ничего не ждала и не искала чужого сочувствия. Не привыкла просто.
– Он обидел тебя? – вдруг нахмурился Лех. – Сделал что-то плохое? Вы поругались или?..
У меня сам собой вырвался горький смешок.
– Мы и виделись каких-то несколько минут, а потом разошлись в разные стороны. Так что для меня его появление стало не меньшим шоком, чем для вас.
– Ясно, – растерянно отозвался Лех, ковыляя рядом со мной по лесу. – И теперь ты не знаешь, как от него отвязаться.
– Что-то вроде того.
– Гм… – Мы вышли к реке почти одновременно и нерешительно замерли.
Я привычно оглядела ближайшие кусты, пытаясь разглядеть в быстро сгущающейся темноте посторонние огоньки чужих глаз, но ничего подозрительного не нашла и незаметно перевела дух – отчего-то меня не оставляло ощущение, что мы в этой темноте не одни. Лех неловко мялся, отводя глаза и благоразумно помалкивая. Птички пели, ветерок шуршал молодой листвой, на небе уже начали появляться первые звезды, но никто, против ожиданий, за нами не являлся.
Наконец я решилась и скинула куртку: плевать, а хоть бы и торчит лохматое чудище поблизости, но грязной из-за него ходить я больше не собираюсь.
– Тебе помочь?
Я даже вздрогнула от неожиданности и изумленно воззрилась на спутника, о котором, каюсь, едва не позабыла – так тихо он стоял. В ответ Лех негромко кашлянул, и до меня наконец начало доходить.
– Прости, мне послышалось? – нахмурилась я. – Или ты сейчас предложил потереть мне спинку?
Лех снова кашлянул, засмотревшись на пышный куст.
– Нет, потереть не смогу – нога, как понимаешь, не позволит. Но посторожить на берегу вполне способен. Если, конечно, ты не боишься мне довериться.