Читать интересную книгу Финская руна - Варди Соларстейн

— Ориентир три! — чуть слышно зашептали губы лейтенанта. Он тщательно, не стесняясь что это делает вслух, проговаривал данные для следующей пристрелки. Наконец, решился и срываясь от волнения на петушиный фальцет, почти заорал в телефонную трубку, совсем забыв наставления преподавателей о том, что угольные микрофоны при крике до неузнаваемости могут исковеркать звуки:

— Орудие номер один! Гранатой! Взрыватель на удар! Заряд шестой! Буссоль пятнадцать! Прицел шестьдесят четыре! Один снаряд! Огонь!

Стальная болванка ввинтилась в тяжелый осенний воздух и спустя мгновения, растянувшиеся на часы ожидания, раскаленной каплей рухнула точнехонько туда, куда целил молодой артиллерист. На вражеской стороне что-то жахнуло, и следом полыхнуло в небо багрово- аспидным всполохом. Лейтенант, прижав динамик телефонной трубки к плечу, вослед выкрикнул что-то очень обидное и непечатное в сторону немцев — сейчас он сводил старые семейные счеты. Анри вошел в состояние в экстаза, и совершенно не скрываясь вопил от радости — свидетели его чересчур экзальтированного поведения все равно отсутствовали.

Вчера вечером его вызвал к себе на командный пункт сам полковник. «Пробойник», как за глаза называли старшего офицера в их артиллерийском полку, без лишних расспросов перешел делу:

— Мой мальчик! На фронте царит тишина, мы и англичане объявили бошам войну, но та полыхает только на страницах желтых газет. Мы сидим здесь, сложив ручки на коленках, как монахини из Бетюнского монастыря, и с жалобой во взоре стыдливо и алчущее поглядываем на немецкие автоколонны, вызывающе открыто фланирующих на той стороне границы. Наши самолеты не сбросили ни единой бомбы на немецкие заводы, которые, как армада кораблей, задымливают все небо на востоке. Мне кажется, у нашего командования лишь одна мысль — находясь в ужасе перед возможностью развязывания новой Великой Войны, они просто бояться провоцировать противника! Да, та война, я был на ней, самое ужасное что видело до сих пор человечество — газы, подводные лодки! Смерть тысяч за пару сотен метров вражеских позиций, гибель миллионов за пару километров в глубину фронта. Бесконечные как итальянские спагетти, линии траншей. Война, это не наша пятничная партия в трик-трак! И мы не боимся воевать! Нужно показать силу и нас вновь начнут уважать! Мы должны быть готовы, когда в Париже наконец опомнятся и раскачаются. Вот вам, сударь, мой официальный приказ — немедленно, то есть завтра с утра, начать пристрелку вражеских позиций! Составьте самостоятельно список возможных целей, должны же были научить хоть чему-то в ваших академиях? И помните, мой мальчик, Наполеон тоже начинал свою карьеру как артиллерист. Трон императора я вам не обещаю, но маршальский жезл гарантирую. И он лежит в ранце немецких солдат на той стороне границы! Все в ваших руках, Анри де Ружейлон!

Вдохновленный этой речью старого служаки, судя по высокому штилю в слоге, явно забавляющимся на досуге серьезными рыцарскими романами, Анри вихрем помчался в казарму для офицеров. Будущий маршал Франции, не скованный ржавыми цепями излишних условностей, мгновенно сообразил, как ему получить необходимые данные о вражеских позициях.

Инициативный офицер, прихватив с собой пару бутылок домашнего красного вина, направился прямиком в армейскую часть, про которую пошел слух, что они часто ходят брататься с немцами. Анри одну бутылку потратил на подкуп сержанта, который бы ему посоветовал проныру, способного внятно описать местность «на той стороне». Вторая емкость ушла как гонорар коммунисту-пацифисту на которого указал польщенный вниманием офицера пехотный сержант. Солдат без всяких угрызений совести сдал своих немецких братушек и даже указал ставшее случайно известным «ходоку» место со складом горючего.

Дисциплинка, царящая сейчас как в пехотных частях, так и в родном подразделении, конечно, сильно напрягала экспрессивного и честолюбивого парня, только что вышедшего из под сводов славящихся своими порядками артиллерийского училища. Их полк вообще три дня как перекинули из глубокого тыла, одного из внутренних департаментов страны, и согласно плану приказали занять позиции перед Бельфором.

Их орудиям не досталось места в многоэтажных ДОТ-ах и железобетонных капонирах линии Мажино, но зато их разместили на уже заранее сооруженных полуоткрытых блиндированных позициях в качестве дополняющей, «полевого заполнения» артиллерии. Линия Мажино своим размахом вызывала восхищение у молодого офицера. Этот фактически подземный город, рассчитанный на триста тысяч жителей, внушал абсолютную уверенность гражданам Третьей республики в своей неодолимой надежности. Титаническое сооружение, на возведение которого были затрачены астрономические суммы, в ответ щедро наделяло жителей прекрасной Франции верой в собственную безопасность. По крайней мере, за годы пропаганды, неустанно воспевающей эту линию защиты, все привыкли ее считать прочной преградой на пути вероятного противника, буде такой вновь явится с востока. К сожалению, в нашей истории, это ощущение оказалось самообманом, приведшим страну полей и винограда к быстрой катастрофе.

Но пока время здесь будто застыло, словно в тот миг, между объявлением герольдами войны и мгновением когда скрестятся мечи в безжалостной схватке, все заставило остановится в полной неподвижности могущественное волшебство.

Действительно, вместо ожидаемых Анри жарких боев, в которых так легко, по его представлению, свершить какой-нибудь подвиг и получить орден или повышение по службе, не происходило ровным счетом ничего интересного. В ежедневных коммюнике командования звучала одна и та же умиротворяющая нота: «ничего существенного не произошло» или «в течение ночи на фронте было спокойно», как будто игрой на этой «дудке» можно усыпить безжалостного тевтонского волка-Фенрира, рвущего на куски очередную жертву на востоке. Офицеры и солдаты совершенно спокойно, как во время мира, уходили в увольнительные и просаживали все накопленное жалование в борделях и увеселительных заведениях близлежащего бастиона высокой культуры — городишка Бельфор. Почти каждый вечер рядовые солдаты вечером на плацу самостоятельно организовывали импровизированный концерт, и каждый в него вносил «свою песенку», иногда исполняя совершенно непотребные куплеты. В войсках эту войну уже успели прозвать «веселой». Анри подмечал, что в расположении части отирается чересчур много людей в штатском. Кто нестроевой, кто продавец не пойми чего, третьи, являясь военнослужащими, вообще плевали на ношение мундира. Анри поймал одного такого за рукав, и попытался допросить, как тут же откуда ни возьмись, буквально из воздуха материализовались два капитана и вступились за этого разгильдяя. А тот даже не понял истинных намерений молодого и рьяного офицера, и вместо оправданий сообщил ему какой-то адрес! Отрекомендовав его при этом как отличный офицерский публичный дом. Оказалось, что типчик — сын местного нотариуса! С почти свободным посещением казармы, представьте себе, по желанию! А на самом деле он просто сводник, офицеры записываются к нему на прием, как к министру, потому что его папенька крышует всех шлюх этого городишки, каналья! Анри подозревал, что эта парочка, сын и отец, кроме оказания сутенерских услуг — еще и платные немецкие доносчики. Где еще так не развязываются языки, как в борделе?

И вот сейчас, увлеченный своим занятием Анри, на полную катушку отыгрывался на немцах. Он бил их снаряд за снарядом по ориентирам, мстя заодно за все свои разочарования от пребывания во французской армии, как внезапно из трубки раздались противные щелкающие звуки. Это телефонисты перекидывали реле и тут же кто-то фальцетом заверещал прямо молодому человеку ухо, да так что тот подскочил на своем хлипком одноногом стульчике арткорректировщика.

— Прекратить огонь! Немедленно прекратить огонь!

Растерявшийся лейтенант недоуменно отстранился и посмотрел на вопящую трубку, а затем вновь приложил к голове. Проскочила шальная мысль: «Шпионы? Саботаж? Как-то подключились и срывают артпристрелку?!»

Тем не менее Анри на всякий случай вежливо поинтересовался:

— С кем имею честь говорить? У меня приказ командира полка!

— Это полковник Лембар, из штаба корпуса! Приказываю вам немедленно прекратить огонь по немецким позициям! Я отменяю любое распоряжение на ведение обстрела! — истерично рыдала трубка.

Анри наконец узнал этот голос, который почти до неузнаваемости исказил страх, просто физически нагнетающий панику в помещении, прямо из динамиков переговорного аппарата.

— Слушаюсь, господин полковник! Есть прекратить огонь! — без всякого энтузиазма в голосе, как того предписывал Устав, отрапортовал лейтенант.

— Немедленно прибыть на командный пункт! — сухой удар по перепонкам возвестил что с той стороны провода кто-то яростно шарахнул переговорным аппаратом.