Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я почувствовала, что он отпускает мои руки, но только на секунду – он тут же навалился на меня всей своей тяжестью. Я сопротивлялась, он снова ударил меня. Это было омерзительно!
Наконец он поднялся.
– Можешь жаловаться маме, так она тебе и поверит. Она счастлива будет, если я теперь на тебе женюсь. Впрочем, я, пожалуй, еще подумаю. Может, и не стоит приносить себя в жертву. Чего же ты не уходишь – иди! Доберешься как-нибудь сама, никто тебя не тронет. Скажи только что-нибудь ласковое на прощанье.
Я сидела, сгорбившись, на кровати, не веря, что в самом деле могу уйти отсюда.
– Пожалуй, я все-таки тебя провожу. Надо хотя бы перед мамой разыгрывать джентльмена. А завтра ты сама сюда придешь и послезавтра тоже. Не захотела с почетом войти ко мне в дом, получай за это!
Я вошла в переднюю и остановилась на пороге, словно ожидая удара. К горлу снова подступила тошнота. Я побежала в ванную. Меня долго рвало. Потом я вымылась. Мне было страшно на себя глядеть: тело – один сплошной синяк, на шее – следы зубов.
Все воскресенье я пролежала в лихорадке, с высокой температурой. «Это конец, – думала я. – Теперь никто не поверит, что я была порядочной девушкой».
Мамы дома не было, она еще в субботу куда-то уехала. Иренеуш явился в понедельник. Увидев его в щелку, я немедленно захлопнула дверь. Он долго и громко стучал. А я радовалась, что у нас такая прочная дверь.
Мама вернулась в среду и сразу на меня набросилась.
– Что ты вытворяешь? Ирек обиделся. Сказал, если ты не извинишься, он никогда больше не придет.
– Пусть только осмелится прийти! Скотина!
– Как ты выражаешься! – возмутилась мама.
– Когда я деликатничала, со мной никто не считался. Хватит, теперь я покажу, на что я способна. Может быть, вы, наконец, поймете, что никому больше не удастся мною командовать. Я самостоятельный человек и буду делать все, что захочу.
Мама не на шутку обиделась. И это было хоть каким-то выходом из положения. В доме воцарилось враждебное молчание.
Мне теперь день ото дня становилось все хуже. Я не могла отделаться от ощущения, что окружающие как-то странно косятся на меня, что-то читают у меня на лице, что-то знают. Вдобавок я себя отвратительно чувствовала: меня беспрерывно тошнило, замучили головокружения. Я не понимала, отчего все это. Ничего несвежего я как будто не ела.
Спустя неделю, не успела я выйти с работы, как столкнулась с Ираком. Улизнуть мне не удалось – он оказался проворней.
– Советую тебе вести себя спокойно. У меня в кармане пистолет.
– Я спешу. Меня ждет отец.
– Я тебя провожу. Мне торопиться некуда.
Мы пошли в направлении Нововейской. Ирек исподлобья поглядывал на меня. Я молчала. Когда мы пришли, я, не сказав ни слова, вошла в подъезд.
– Я тебя подожду! – крикнул мне вдогонку Иренеуш.
Я никого не застала. Отец уже давно был в командировке, а бабушка Дубинская, как сообщила любезная соседка, поехала на три дня к нему. Я постояла у окна, надеясь, что Ирек уйдет, но в конце концов поняла, что этого не дождусь, и вышла на улицу.
– Катажина! Давай поговорим спокойно! Обещаю держать себя в руках. Выслушай меня.
Я прошла мимо, будто его не существовало. Но Иренеуш не сдавался. Он шел со мной рядом и говорил, говорил, говорил… Как будто отвечал у доски вызубренный урок.
Так мы дошли до моего дома. Я не проронила ни звука. У самого подъезда он схватил меня за руку и воскликнул:
– Еще одно слово! Вполне возможно, что ты беременна. Если ты сейчас же со мной не помиришься, я откажусь признать ребенка.
Я помчалась вверх по лестнице. Я беременна! Ну конечно! Отсюда и тошнота и головокружение.
Что делать? Я крадучись проскользнула мимо своей двери и побежала на четвертый этаж к пани Дзюне. На мои звонки никто не вышел. Ах да! Пани Дзюня уехала к Люцине, а Ирена, видимо, еще не пришла с работы. Я бросилась к себе. Схватила первый попавшийся чемодан. Швырнула туда кое-какие мелочи, полотенце, мыло. Скорей, пока не вернулась мама.
Только свернув за угол, я немного замедлила шаги. Куда идти? Все равно куда, лишь бы подальше от дома. И я пошла к Грюнвальдскому мосту. Неужели мне не осталось ничего другого, кроме как утопиться в Одре? Меня терзал стыд и в то же время душила ярость при мысли об этом мерзавце.
Нет, я не стану кончать жизнь самоубийством! Никто не должен знать, что я пережила. Буду жить всем назло! Но куда, к кому обратиться за помощью? Отца и пани Дзюни нет во Вроцлаве…
И вдруг меня осенило: Збышек! Он живет на одной улице с маминой знакомой гадалкой. Мы как-то встретили его там, и он показал нам свой дом. Я отыскала эту улицу и помчалась к нему, как будто нельзя было терять ни секунды. На стук в дверь долго никто не отвечал, наконец, послышались шаги и на пороге появился Збышек.
– Пресвятая богородица! Кого угодно мог ожидать, но только не тебя. Что случилось?
Я старалась говорить спокойно. Збышек слушал, не перебивая, только один раз засмеялся. Меня так и передернуло. Когда я кончила, он ничего не сказал.
– Посоветуй мне что-нибудь. Я больше так не могу. Пойми, он страшен.
– Не можешь, бедняжка. А ты не горюй. Не ты первая выходишь за нелюбимого. К счастью, есть еще друзья, которые могут тебя утешить. Я первый предлагаю свои услуги.
С этими словами Збышек подошел и наклонился ко мне. И тут я поняла: он был пьян, мертвецки пьян.
Я вскочила, дала ему пощечину и убежала.
Глава 6
Я долго бежала, куда глаза глядят. Мне казалось, что Збышек гонится за мной. Но и замедлив немного шаги, я продолжала идти, не разбирая дороги, не задумываясь над тем, куда и зачем иду. Кто-то меня окликнул, и я снова бросилась бежать, но вдруг сообразила, что голос-то женский. Тогда я остановилась.
– Подождите, не убегайте! Вы не знаете, где Трамвайная улица? Я подошла к незнакомке и долго молча смотрела на нее, не понимая, о чем она спрашивает.
– Увы, я и сама не знаю, куда попала. Всего раз была в этом районе. К сожалению, ничем не могу вам помочь.
Все-таки я немного успокоилась – настолько, чтобы сообразить, что возвращаться нужно той же дорогой. Женщина решила пойти на вокзал и сидеть там до утра. Мы пошли вместе.
Ведь Збышек был пьян. Зачем же я рассказала ему обо всем, даже о том, чего никто, кроме меня, не знает? Интересно, мучили бы его угрызения совести, если бы я покончила с собой? Но я не стану этого делать. Решено.
Мы шагали молча. Я пыталась вспомнить, что делала от сумерек до поздней ночи. На Грюнвальдской площади моя спутница призналась, что мой вид ее испугал.
– У вас было такое лицо, что всякому стало бы страшно.
– Я пойду с вами на вокзал. Времени у меня много. Не бойтесь. Мне еще хуже, чем вам, хотя в этом городе есть дом, куда я могу в любую минуту вернуться.
На вокзале было темно и грязно. Во всех углах, на скамейках и прямо на полу спали люди. Время от времени дежурная сонным голосом объявляла по радио о прибытии и отправлении поездов. Мы устроились в уголке возле камеры хранения. Я постепенно успокаивалась. Я настолько устала, что, кажется, даже задремала. Но только на минутку. Открыв глаза, я увидела троих мужчин в сопровождении милиционера. Они расхаживали среди скамеек, заглядывая в лица спящих, словно кого-то искали. Один из них, в светлом габардиновом пальто, был похож на Иренеуша.
– До свидания! – бросила я своей соседке и вскочила. Надо бежать. Иренеуш на все способен, он даже здесь может меня отыскать.
Навстречу мне на дорогу выбежала пани Дзюня. Видимо, она только что встала – пальто у нее было накинуто прямо на ночную рубашку. Обнимая меня, она затараторила:
– Дорогая ты моя! Что с тобой? Что у тебя за вид? Откуда ты взялась? Люцина! Вставай, Катажина приехала. Почему ты так ужасно выглядишь? Ты, наверно, больна.
Мы вошли в дом. Я послушно следовала за пани Дзюней. А она все не могла успокоиться.
– Люцина! Спустишься ты когда-нибудь или нет?! Катажина приехала. По-моему, она больна. Разбуди мужа, Люцина!
Наверху хлопнула дверь, заскрипели под ногами ступеньки, и передо мной появилась румяная со сна Люцина.
– Как я рада, что ты приехала. Мы очень волновались. Что случилось? Ну ладно, ладно, не буду ни о чем расспрашивать.
Мы бредем по горным тропкам. Пахнет свежескошенным сеном. В левой руке у меня букет полевых цветов. Рядом со мной юноша. Я не знаю, кто это, может быть, Мариан. Нужно ему сказать, чтобы не прятался. Хотя нет, это Витек, только почему он молчит? И разве это горы, это же аллея рододендронов.
Я лежала с закрытыми глазами, не сознавая, где я и почему лежу. Да и не все ли это равно? Лишь бы сон не прерывался, лишь бы снова очутиться в Свебодзицах, в аллее рододендронов.
Почему легко и приятно себя чувствуешь только во сне? Я медленно возвращалась к действительности. Ничего не поделаешь, надо открыть глаза, встать и прожить сегодняшний день, и завтрашний, и еще много дней…
- Объяли меня воды до души моей... - Кэндзабуро Оэ - Современная проза
- Голос - Сергей Довлатов - Современная проза
- Кто, если не я? - Катажина Колчевська - Современная проза
- Темные воды - Лариса Васильева - Современная проза
- Разорванная тишина - Любовь Рябикина - Современная проза