— Значит, вполне реальный шел разговор о войне в космосе?
— Конечно. Тут целый комплекс проблем — не только "стрельбы через космос", но и размещение там оружия, и вопросы управления, и наконец, системы обороны. И моя кандидатская работа стала одной из первых в этой области… Я не хвалюсь, просто так случилось, и мне это — что скрывать! — приятно. Докторская диссертация также была посвящена военному космосу…
— Со стороны может показаться, что жизнь шла по прямой линии, без зигзагов… А разве не хотелось слетать в космос второй раз?
— Конечно, хотелось. Но у меня уже было право выбора, а потому хотел какой-то принципиально новой работы.
— К примеру, слетать на Луну?
— Откуда это известно!
— Я сказал наугад…
— По-моему, 4 января 1967 года мы собирались вылететь во Владимировку, чтобы продолжать работы по "Спирали". На аэродром позвонил Каманин, приказал задержаться и явиться к нему. Он мне сказал, что есть решение правительства о создании восьми кораблей Л-1.
— Для облета Луны?
— Да. И Каманин говорит мне, что прекращай заниматься "Спиралью" и переходи на лунную программу. Я немного знал, как именно обстоят дела… И я спросил его: "Как вы считаете, Николай Петрович, состоится ли восемь полетов к 50-й годовщине Октября?" А именно к этой дате готовился облет Луны, и было ясно, что если первый облет будет удачным, то второй и все остальные так и не состоятся… И я продолжил: "Дублером я уже был, а потому назначайте меня первым и единственным командиром корабля Л-1. В этом случае я согласен… Однако мне хотелось бы продолжить работы по "Спирали", потому что мне это интересно". Понятно, что Каманин никаких гарантий мне дать не мог, а потому отпустил, мол, иди и подумай. Я тут же улетел во Владимировку, и Каманину стало ясно, что принимать участия в лунной программе я не хочу и не буду.
— Леонов согласился?
— Да, именно Алексей и возглавил "группу лунатиков", как мы тогда говорили.
— Право выбора, значит, все-таки было!
— Оно всегда есть! Помните, Сатин у Горького говорил: "Труд — удовольствие, жизнь хороша! Когда труд — обязанность, жизнь рабство. Для чего работать, чтобы быть сытым…" Глубокие по смыслу слова…
— Титов воспринимался как бунтарь в отряде!
— Это из-за физзарядки… Меня упрекали, что не хожу… А недавно я прочитал у Дейнеки, который отметил 91-й год своего рождения, что все долгожители не любят физические упражнения, потому и живут долго.
— После окончания Академии Генштаба началась новая жизнь?
— Она продолжалась на ином уровне… Любопытная ситуация сложилась перед поступлением в Академию. Меня активно поддержал командующий Кутахов. И лишь несколько лет спустя он признался, что его вызывали в ЦК партии и сказали там, чтобы он любыми способами не давал мне летать. И когда я выразил желание учиться, у него камень с души спал…
— Слух ходил, что Титов обиделся, потому что, обходят его другие?
— Даже мама забеспокоилась, что происходит: "Николаев, Леонов уже генералы, Попович тоже, а ты все в полковниках". "Не волнуйся, — говорю маме, — я еще маршалом буду!" В 75-м году мне генерала присвоили, потом генерал-лейтенанта, — и мама успокоилась.
— Академия Генштаба вывела на иной уровень работы?
— Конечно. Я начал служить в Главном управлении космических исследований Министерства обороны.
— Оно более известно как ГУКОС. Поначалу мы пытались расшифровать аббревиатуру, не получалось. Проще и понятнее звучало: "Космические войска". А не выглядело ли это так: командующий есть, а войска нет?
— Они складывались постепенно. Сначала в войсках стратегического назначения. Но потом выяснилось, что между ракетчиками и нами весьма существенная разница: объединяет только территория полигона. Ракетчикам надо пустить ракету, и их задача выполнена. А у нас после пуска только все начинается. Ракета для нас только средство для выхода на орбиту, "лошадка", а далее надо выполнять задачи в интересах Вооруженных Сил. Через некоторое время космические войска отделились от ракетчиков, стали самостоятельными.
— Понятно, что работы хватало. Но эти годы из жизни Германа Титова почти неизвестны широкой публике. Что хотелось бы выделить?
— Все было интересно. Я лет семь был заместителем командующего по опытно-конструкторской и исследовательской работе. Все новое шло ко мне. Надо создать, к примеру, спутник. А для этого нужен монтажно-испытательный корпус, старт для нового носителя, новый измерительный пункт и так далее. Многое было связано со строителями, и подчас приходилось начинать буквально с первого колышка в степи… А потом, когда я стал первым заместителем командующего, то опять-таки опытные работы были переданы мне… Заместитель — это особая профессия, особая должность… Помню на полигоне позвал однажды нас с Юрой Сергей Павлович Королев к себе в домик. Это, кажется, было во время полета Николаева и Поповича. Там было несколько главных конструкторов и заместители Сергея Павловича. И он поднял тост. "Я хочу выпить за своих заместителей, — сказал Королев. — Заместитель — это посох, палка, на которую хозяин опирается в дороге. Когда он поздно возвращается домой, он палкой щупает грязь. Когда на него нападают собаки, он палкой отбивается от них. А когда он приходит в гости, то палку оставляет в передней…" На всю жизнь я заполнил этот тост Сергея Павловича Королева!.. А интересно на работе было все — ведь испытывали новую космическую технику… И вкус побед знаю, и горечь неудач…
— Мне рассказывал академик Уткин, что вы очень плодотворно работали вместе по "Зениту"?
— Это "носитель XXI", как говорит Владимир Федорович, и я с ним согласен. Я был председателем Правительственной комиссии по испытаниям этого комплекса. И получил за эту работу Ленинскую премию. По-моему, за создание комплекса "Зенит" в общей сложности было две Ленинские премии и три Государственные. Уже этот факт свидетельствует о том, сколько нового и оригинального заложено в этом космическом носителе. Совсем не случайно, что именно он выбран для "Морского старта", в котором объединились для коммерческих стартов США, Россия, Украина и Норвегия. Первые пуски с морского космодрома прошли успешно, и весь мир наблюдал, как красиво стартует "Зенит".
— Говорят, что Уткин попросил, чтобы, именно Титов возглавил комиссию?
— Я очень мало знал Уткина, так как он занимался до этого боевыми машинами. Но я был председателем Комиссии по "Целине". Это большой спутник радиотехнической разведки. У нас с Генеральным конструктором сложились достаточно сложные отношения. "Целина-2" должна была стартовать на "Зените". Но изготовление носителя задерживалось. А спутник очень нужен для обороны. Тогда я, согласовав с Генштабом, прошу выделить другой носитель, и мы отправляем "Целину" на "Пятисотке", а не на "Зените". Конечно, в КБ "Южное" все сразу же завертелось — срыв задания Министерства обороны, конечно же, дело серьезное. Я подумал, что академик Уткин на меня в обиде… Но Владимир Федорович прекрасно понял, что я выполнял свой долг: армии нужен был разведывательный спутник, а отношения между разными КБ и заводами меня не очень волновали. Академик Уткин предложил меня в председатели Госкомиссии по "Зениту", хотя я и не был ракетчиком. Но он пообещал помощь, и я согласился. Наша совместная работа была не только очень интересной и важной, но и удивительно творческой.
— У меня такое впечатление, что и в военной области за последние десять лет ничего нового не появилось?
— К сожалению, это так. Да и в пилотируемой космонавтике мы не можем похвалиться чем-то новым. По-прежнему летает "Союз-Т". И по этому кораблю я был председателем Комиссии! Мне кажется, что работа с ним была очень давно — ведь столько лет прошло! И создается такое впечатление, что работы "застыли"…
— Кстати, а почему появилась буква "Т"?
— "Транспортный", мол, новая модификация пилотируемого корабля. Так и было. Правда, шутники назвали "Союз-Т" — "Союзом — Титова". Признаюсь, мне было приятно, так как немало сил, нервов и времени отдано этому кораблю…
— Что же произошло в 91-м?
— Я написал рапорт об увольнении из армии. "Перестройку" я не понимал и не принимал. Устал от постоянной и бессмысленной борьбы. Да и "маршальский жезл" вдруг засветил — а я ведь маме обещал, что стану маршалом! Мне предложили стать начальником Академии имени Можайского, и Ленинград мне нравился. Но жена вдруг взбунтовалась: "Нет, не поезду. Дети в Москве, а мы уезжаем. Нет, не хочу…" Это было для меня неожиданно, я решил остановиться, осмотреться — нельзя же постоянно лететь по жизни…