Посетителей, поднимавшихся по лестнице, устланной бархатом, с золотыми украшениями, при входе в кабинет встречало первое чудо: на верхней площадке лестницы золоченая фигура ангела в натуральный человеческий рост в горизонтальном положении парила над головами входящих. Каждый мог убедиться в том, что фигура не была ни подвешена сверху, ни подперта снизу или с боков. Достаточно было ступить на площадку, чтобы ангел поднял руку, в которой он держал валторну, приложил инструмент ко рту и играл на ней, шевеля пальцами самым естественным образом, так что каждого посетителя встречала торжественная музыка.
«Десять лет, — пояснял Гамулецкий, — я трудился, чтобы найти точку и вес магнита и железа, дабы удержать ангела в воздухе. Помимо трудов немало и средств употребил я на это чудо».
По обеим сторонам входной двери стояли две фигуры величиной в человеческий рост. При входе посетителя они приветствовали его, склоняя головы.
Само помещение было оборудовано зеркалами так же, как на Мещанской, только анфилада залов казалась еще более бесконечной. Когда посетитель садился на уже знакомый нам самоигральный музыкальный диван, раскрывалась боковая дверь и входил «араб, чистой крови африканец: курчавые волосы, толстые губы, белые зубы, блестящие глаза. Он нес поднос с напитками прямо к столу… Хозяин берет поднос, ставит его на стол и бранит араба, почему он сам не поставил поднос… Араб стоит неподвижно. Хозяин берет пистолет и стреляет в араба в упор в грудь. Гость вскрикивает, чуть не лишается чувств. Пуля пробила грудь навылет, а человек даже не пошевелился. Хозяин поворачивает слугу за плечо, ударяет по затылку, и тот идет послушно туда, откуда пришел…»[42].
Гамулецкий демонстрировал множество подобных автоматов. Купидон оттачивал стрелу. Из бронзовой вазы появлялся амур, играющий на арфе. Петух вскакивал на перекладину и, хлопая крыльями, кричал «ку-ка-ре-ку». Из угла лаяла собака. Черная кошка выгибала спину и мяукала. По полу, шипя, ползала змея.
Здесь часы не только останавливались и шли по желанию, но и били «по приказанию и назначению зрителей», а маятник «отгадывал число очков избранной посетителем карточки» количеством качаний. Из сосудов выходили ответы на заданные вопросы…
Наибольшее удивление вызывала огромная голова чародея, отделанная под бронзу и стоящая на зеркальном столе, которая явственно отвечала на вопросы, причем на том самом языке, на каком был задан вопрос. Не могло быть и речи о том, что под столом был скрыт человек: голову каждый мог брать в руки и переставлять куда угодно — она все так же отвечала на вопросы.
Петербургская публика долго увлекалась кабинетом Гамулецкого. «Сей кабинет удостоен был посещения разных иностранных принцев и знаменитых особ, в то время когда оный еще не был доведен до настоящего совершенства, и все они были, можно сказать, совершенно очарованы»[43].
Значение этого кабинета далеко выходит за рамки модного развлечения. Гамулецкий был отнюдь не единственным в мире конструктором автоматов. Но обо всех «чудесах» его предшественников Гамулецкий мог знать только понаслышке, кроме «маленького турка», которого Пинетти показывал в Петербурге в 1800 году. Во время пребывания Гамулецкого в Париже в 1785 году знаменитые автоматы там не демонстрировались. В Россию «утка» и другие движущиеся фигуры Вокансона, Жаке-Дрозов и Майарде были привезены с «кабинетом чудес и искусств» профессора Бейрейса почти через полвека после смерти Гамулецкого и впервые показаны на Нижегородской всероссийской выставке в 1896 году. Чугмалл, строитель автоматов Дёблера, привез их в Россию через десять лет после открытия кабинета Гамулецкого. Автоматы Робер-Удена были также сконструированы позднее, чем открылся кабинет русского изобретателя.
Тем не менее фигуры, сделанные Гамулецким, были совершеннее созданий его западных коллег. Его ангел не только играл на валторне, но и парил в воздухе; голову, говорящую на нескольких языках, можно было переносить с места на место, а слуга-араб ходил между посетителями с такой естественностью, что его принимали за живого. После Гамулецкого никто не смог повторить эти достижения. И ему по справедливости принадлежит первое место в мире среди конструкторов автоматов.
Вольтер не посвящал ему стихов, газеты не превращали его кабинет в сенсацию дня, ученые не выпускали полемических брошюр, пытаясь разгадать его секреты. В России русский изобретатель или иллюзионист, какими бы выдающимися ни оказались его достижения, был обречен на пренебрежение и безвестность. Громкую популярность могли приобрести в те времена только иностранцы. К тому же и сам Гамулецкий был человеком на редкость скромным и не гнался за шумной рекламой. Его самолюбие было вполне удовлетворено тем, что кабинет на Невском единогласно считался одной из достопримечательностей Петербурга. Однако то обстоятельство, что изобретения Гамулецкого не имели в то трудное время международного резонанса, не должно умалять объективного значения его достижений.
Если даже в наши дни в высокоразвитых зарубежных странах пользуются вниманием зрителей радиоэлектронные «оркестры роботов», приводимые в действие средствами самой современной техники, то нельзя не признать выдающимися изобретениями механические фигуры Гамулецкого, более ста лет назад добившегося не менее сложных зрительных эффектов довольно примитивными способами. Следует учесть при этом, что в России первой половины прошлого века театры автоматов и «механические искусники» всякого рода, заезжие и отечественные, были в большой моде. Влияние, оказанное на многих из них изобретениями Гамулецкого, неоспоримо.
Благодаря трудам Гамулецкого, подытожившим традиции отечественных строителей иллюзионных автоматов начиная с Петра Высотского, русское иллюзионное искусство к концу первой четверти прошлого века не только достигло современного ему международного уровня, но и превзошло его по остроумию и совершенству изобретений и по художественному вкусу иллюзионных зрелищ.
Иностранцы и русские
Со второй половины XVIII века иностранные иллюзионисты стали приезжать к нам на гастроли. Хотя среди них были и артисты, уже знакомые читателю, нам придется говорить о гастролерах в связи с развитием отечественного иллюзионного искусства. Мы считаем необходимым не только нарисовать картину разнообразных иллюзионных представлений в России, но и показать отношение к ним русских писателей и русской печати. Ведь выступления иностранцев были долгое время одним из излюбленных развлечений русского общества, в то время как русских фокусников в XVIII–XIX столетиях по причинам, о которых пойдет речь в этом очерке, насчитывается немного. Некоторые гастролеры, учитывая повышенный интерес к ним русской публики, готовили здесь специальный репертуар и именно в России впервые демонстрировали новые номера.
Первые заезжие иллюзионисты показывали свое искусство в очень узком кругу. В 1761 году Сен-Жермен устраивал «магические сеансы» в доме графа Г. Орлова. Но главная цель приезда Сен-Жермена заключалась, по всей вероятности, в разведывательно-дипломатической работе, которую он вел по поручению правительства Людовика XV. Вместе с братьями Орловыми Сен-Жермен принимал участие в дворцовых интригах, в результате чего Петр III был убит и на престол возведена Екатерина II, которая впоследствии, в годы Французской буржуазной революции, своей поддержкой французской монархии оправдала возлагавшиеся на нее надежды.
В 1765 году к юному Павлу I, в то время еще наследнику, прибыл для развлечения фокусник-венгр. «Ввечеру приводили к государю цесаревичу тешеншпилера[44], который многие штуки делал весьма проворно, приговаривая: „Кара фаре вот маршаре, рекомандире“ и прочее»[45].
Кемпелен привозил своего «турка-шахматиста», причем «автомат» действительно выиграл шахматную партию у Екатерины II. При русском дворе выступал и Филадельфия, совершая турне по столицам всех северных государств.
В. П. Всеволодский-Гернгросс в своей статье «Начало цирка в России» рассказывает:
«В 1779–1792 годах у нас нашумел… Джеме Прейс (Иоганн Присс). Он подвизался со своей труппой в обеих столицах. Программа его представлений была чрезвычайно разнообразна. Здесь было и особое „стреляние“, причем Прейс „выстреленные из пистолета пули подхватывал концом ножа“. Жена его подбрасывала кверху колоду карт и попадала пулей в заранее намеченную карту»[46].
В это же время в России появился и Калиостро. Первым городом, где он остановился на пути из Кенигсберга, была Митава (ныне Елгава, Латвийской ССР). Быстро завязав дружеские отношения с влиятельной дамой Элизой фон дер Реке, Калиостро получил доступ в особняки местной знати, где проводил свои «магические сеансы». До нас дошло описание одного из них у графа фон Медема; это выступление несколько отличалось от парижских «сеансов».