— А вот очень мясистая мужская... Что это… бедро?
— Ниже, — произносит Кейдж мягко.
Хмуро глядя на него, я роюсь на дне его кармана, пока мои пальцы не находят что-то.
Что-то маленькое, круглое и металлическое.
Мой пульс бьет по нервным окончаниям, я вынимаю предмет и поднимаю его. Затем я смотрю на Кейджа широко раскрытыми глазами, приоткрыв губы и испытывая глубокое потрясение.
Кейдж берет у меня кольцо и надевает его на безымянный палец моей дрожащей левой руки.
— Это русский любовный узел. Три взаимосвязанных кольца означают различные аспекты преданности. Белое золото мягкое. Мягкость подобна любви, которая скрепляет двух людей вместе. Желтое золото означает трудности, как настоящая любовь готова противостоять всем трудностям, что пытаются ее сломать. А розовое золото – это редкость, — бормочет Кейдж и смотрит мне прямо в глаза. — Как и то, что есть между нами.
Когда я начинаю плакать, Кейдж выглядит подавленным.
— Вот дерьмо. Тебе оно не нравится.
Я падаю на грудь Кейджа и слабо ударяю кулаком по плечу. Я надеюсь, что это хорошая идея Кейджа, но я слишком эмоциональна, чтобы беспокоиться.
Он хрипло говорит:
— Прости. Я верну его. Еще слишком рано.
— Может, ты заткнешься? Это я от счастья! — говорю сквозь рыдания.
— А? — Кейдж делает паузу, затем хихикает. — Мне бы не хотелось видеть тебя, когда тебе грустно.
Я плачу на груди Кейджа, он обнимает меня, пока я не успокаиваюсь достаточно, чтобы поднять голову и посмотреть на него.
Когда он видит мое лицо, мягко поддразнивает:
— Кто же знал, что такая красивая девушка может быть такой уродливой плаксой?
Я вытираю мокрое лицо, шмыгая носом.
— Еще одна острота в мой адрес, и я убью тебя на месте.
— Нет, ты этого не сделаешь. Я тебе нравлюсь.
— Ты в порядке. Я полагаю.
Снова усмехнувшись, Кейдж притягивает меня к своей груди и кладет подбородок мне на макушку. Затем он становится серьезным, делая долгий, медленный вдох. Он тихо говорит:
— Это кольцо обещания, детка. Я обещаю тебе, что я твой. Но…
Когда Кейдж колеблется, я поднимаю голову и смотрю на него. Укол ужаса сжимает мой желудок.
— Но что?
Он ласкает мою щеку, нежно вытирая большим пальцем оставшуюся слезинку.
— Но это не обручальное кольцо, потому что мы никогда не сможем пожениться.
Я закрываю глаза, надеясь, что он не сможет увидеть, как он только что пронзил мне сердце.
— Потому что это небезопасно для меня, верно?
— Потому что мне нельзя.
Я широко раскрываю глаза. Смотрю на его красивое лицо, нахмурив брови.
— Нельзя? Что ты хочешь этим сказать?
— Я имею в виду, когда я сказал тебе, что моя жизнь не принадлежит мне, это включает в себя решения о таких вещах, как если бы я захотел жениться. В том числе и касаемо кандидатуры жены.
Потрясенная, я отталкиваю Кейджа и отступаю, недоверчиво глядя на него.
— Ты шутишь.
— Нет.
Выражение его лица подтверждает слова. Кейдж выглядит так, будто пришел на похороны своего лучшего друга.
— Так кто же решает за тебя?
Когда он не отвечает и просто стоит и смотрит на меня, как будто кто-то умер, я понимаю, кто это.
С нарастающим чувством страха я медленно говорю:
— Твой босс решает. Максим Могдонович.
В его голосе сквозит страдание, но Кейдж говорит:
— Раньше это никогда не имело значения. Я думал, что всегда буду один. Таким, каким я был всегда. Не было никакой возможной версии моей жизни, которую я мог бы себе вообразить, в которой было бы нечто подобное. Или кто-то вроде тебя.
Холодная, жестокая реальность выливает мне на голову ушат ледяной воды. Истинные масштабы моей ситуации становятся до боли очевидными.
Я влюблена в мужчину, у которого не может быть детей.
Который не может жить со мной.
Который не может жениться на мне.
Который, возможно, в один прекрасный день будет вынужден жениться на ком-то другом.
И у него не будет выбора в этом вопросе.
Он сделает это, чтобы выполнить свою клятву.
Когда я делаю шаг назад, Кейдж протягивает руку и хватает меня за запястье. Кейдж притягивает меня к своему телу, берет мое лицо в свои руки и рычит:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Несмотря ни на что, я всегда буду принадлежать только тебе. Ты всегда будешь моей. Это не изменится.
— Изменится, если ты женишься на другой женщине! Или ты думал, что я поделюсь?
Я пытаюсь вырваться, но Кейдж крепко прижимает меня к себе, обнимая сильными руками.
— Он не найдет мне жену. Я нужен ему такой, какой я есть. Сосредоточенный. Не отвлекающийся.
— Но он мог бы, верно?
Когда Кейдж не отвечает, у меня уже готов ответ.
Мой смех выходит уродливым, он сдавленный, наполненный темным отчаянием.
— Верно. Он в любой момент может решить, что ты должен жениться на какой-нибудь принцессе мафии, чтобы заключить союз с ее семьей. Разве не так обычно заключаются браки по договоренности?
Я снова плачу. Но на этот раз не от счастья. Это слезы ярости. Слезы боли. Слезы полного разочарования в себе от того, что я позволила своему сердцу одержать демоническую власть над моей головой и завести меня в эту ужасную ситуацию.
Если бы я могла надрать себе задницу, я бы так и сделала.
— Отпусти меня.
После минутного колебания Кейдж делает то, о чем я прошу, раскрывает объятия и отпускает меня. Я отстраняюсь, прохожу половину комнаты, затем останавливаюсь и оборачиваюсь.
— Вот почему ты сказал, что сначала заставишь меня влюбиться в тебя, прежде чем я узнаю все твои секреты, верно? Потому что даже если бы я смогла смириться с тем, чем ты зарабатываешь на жизнь, ты понимал, что я вряд ли смогу пережить нечто подобное. — Кейдж молчит. Его грудь быстро поднимается и опускается. Его темные глаза горят. — Что ж, поздравляю. Твой план сработал. И не смей разговаривать со мной до конца дня, потому что я так зла на нас обоих, что готова взорваться!
Глаза Кейджа вспыхивают. Он делает шаг вперед, его взгляд обжигает меня.
— Ты хочешь сказать, что влюблена в меня?
Раздраженная, я вскидываю руки в воздух.
— Ты что, издеваешься? Тебе прямо сейчас хочется услышать признания в любви? Сейчас, когда я готова открутить тебе голову?
Все еще медленно продвигаясь вперед, Кейдж тихо произносит:
— Ты влюблена в меня. Скажи это.
Я так злюсь, что меня начинает трясти. Я тоже все еще немного плачу, но слезы отошли на второй план, и теперь ярость заняла их место. Кипя от злости, я смотрю на него.
— Ты эгоистичный, высокомерный сукин сын.
— Виноват. Скажи это...
— Разве я согласилась бы на это безумие, если бы не была влюблена в тебя?
Голос Кейджа падает на октаву, становясь убийственно нежным. Он все еще продвигается вперед.
— Тогда скажи это. Скажи мне. Я хочу услышать эти слова.
— А я хочу слышать, как ты стонешь от боли, когда я бью молотком по всем твоим пальцам, но мы не всегда можем получить то, что хотим.
Я разворачиваюсь и выхожу из гостиной, иду по коридору в свою спальню. Кейдж идет за мной по пятам. Я врываюсь в ванную, намереваясь захлопнуть за собой дверь и запереть ее, но он слишком близко. Кейдж врывается ко мне, толкает к раковине.
Взбешенная тем, что Кейдж не оставляет меня в покое в том месте, где я бы спокойно могла насладиться нервным срывом наедине с собой, я хватаю расческу с раковины и размахиваю ею перед ним.
— Не заставляй меня использовать это на тебе!
Это нелепая угроза, отчасти потому, что у меня нет ни малейшего намерения ударить его расческой, а отчасти потому, что Кейдж, вероятно, просто посмеялся бы надо мной, если бы я это сделала, но это заставляет его остановиться.
Кейдж смотрит на расческу в моей руке, потом снова на меня.
Его голос звучит хрипло.
— Может, тебе стоит сделать это.
Смущенная тоном его голоса и новым, полным секса взглядом, я на секунду замираю.
— Эм… что?