Читать интересную книгу Маленькие ошибки больших девочек - Хизер Макэлхаттон

Ты готовишься. Зашториваешь окна, выключаешь свет и некрепко завязываешь себе глаза белым шелковым шарфом. Ты лежишь на постели уже двадцать минут, когда понимаешь, что забыла отпереть дверь! Ты вскакиваешь с постели, отпираешь дверь и забираешься обратно. Сердце у тебя колотится, ладони потеют. Это смешно. Это самая глупая вещь, которую ты когда-либо совершала в жизни. Если тебя убьют, так тебе и надо.

Наступает полночь, полночь проходит. Он заставляет тебя ждать. Последний раз, когда ты смотрела на часы, было уже половина четвертого утра, а потом ты чувствуешь, как кто-то тебя грубо трясет. Ты рывком садишься в постели и отталкиваешь его, только это не он! Это администратор, которая из-за белого шарфа на глазах испугалась, что ты мертва.

Этот двуличный засранец даже не явился. Его мобильный не отвечает, и сам он не звонит. Какого черта? Это часть игры? Он что, ждет твоего следующего шага, чтобы спланировать свой? Вряд ли он убийца, убийца воспользовался бы ситуацией и по крайней мере появился бы. Может, Харрингтон хочет, чтобы ты вела себя развратно, чтобы у него был повод тебя отшлепать?

Если ты берешь такси до дома Харрингтона, перейди к главе 178.

Если ты сразу же возвращаешься в Штаты, перейди к главе 179.

111

Продолжение главы 63

Ты отвечаешь глубокому голосу на другом конце провода, что все это очень сексуально, но в то же время невероятно опасно и просто глупо. Он смеется и спрашивает, не хотела бы ты вместо этого встретиться с ним в фойе и пойти поужинать (когда он смеется, ты чувствуешь облегчение: значит, он понимал, что это было бы глупо, и просто с тобой заигрывал). Вы договариваетесь о свидании сегодня вечером.

Ты долго готовишься к встрече — используешь большое количество лосьона для тела с бергамотом и лимоном, душишься розовой водой. Спускаешься вниз заранее и ждешь на неудобном стуле с изогнутой спинкой. Ты пытаешься выглядеть хорошенькой, как девушка с картинки — «вы знаете, я такая вся страстная, но в то же время очень невинная». Никто не обращает на тебя никакого внимания. Люди входят и выходят через вращающуюся дверь. Ты каждый раз думаешь, что любой из них может быть Харрингтоном, и представляешь, как занималась бы сексом с каждым из них — с пузатым бизнесменом, лысым дедушкой, прыщавым подростком…

Потом ты видишь настоящего Харрингтона и сразу же его узнаешь. Он высокий, шесть футов четыре дюйма, широкоплечий, с копной спутанных волос. Ты вскакиваешь и ухмыляешься: «Это вы — тот сумасшедший?» Он абсолютно великолепен, он просто потрясающий, у тебя пересыхает во рту.

«Он самый», — говорит Харрингтон и крепко, по-доброму, обнимает тебя. Он берет тебя за руку, и вы отправляетесь в небольшой индийский ресторанчик. Внутри тепло и весело, там висят красные бумажные фонарики и горят желтые свечи. Поедая кокосовый суп и соте с курицей и арахисом, ты изучаешь его лицо. У него благородные черты, но в них есть что-то зловещее, как в некоторых горных пейзажах. Широкий лоб, выдающийся нос — все в нем совершенно. Без сомнения, среди породистых самцов он самый породистый. С ним ты чувствуешь себя в безопасности, чувствуешь, что ты под защитой, и каким-то образом понимаешь, что он обо всем позаботится.

Харрингтон рассказывает тебе о своих путешествиях. О том, как он ел фугу, самую ядовитую рыбу в мире, о том, как сплавлялся на плоту по какой-то опасной горной реке в Патагонии, о том, как на Стюартовых островах его укусила акула мако. Ему нравятся приключения, далекие экзотические места вроде Бали и Индонезии, и ему всегда хотелось иметь спутницу, как раз такую, как ты.

После ужина, когда вы идете по улице, он берет тебя за руку, такой большой и сильный, что ты чувствуешь себя рядом с ним маленькой девочкой. Вы идете по мощеной булыжной мостовой, и тебе кажется, будто ты давно его знаешь, словно вы уже вечность так гуляете. Харрингтон приводит тебя в небольшой модный бар с низкими потолками и толстыми белыми алебастровыми лампами. «Я рад, что ты не подчинилась моим приказам, — говорит он. — Это была проверка. В этом маленьком грязном мирке полно глупых людей. Их нужно распознавать и стараться избегать».

После нескольких бокалов «Пино Грийо» и случайных прикосновений в духе «эй, тебе что-то попало в глаз» приходит время возвращаться домой. Но ты не разрешаешь Харрингтону подняться к тебе — вместо этого ты просто целуешь его в фойе и желаешь ему спокойной ночи (тебе хочется, чтобы он поднялся, но ты еще помнишь его «проверку на шлюшность» и останавливаешься на простом пожелании спокойной ночи; у тебя дрожат губы, ты краснеешь, когда его усы щекочут тебе лицо).

Последующие дни проходят как в тумане. Ты проводишь их с Харрингтоном, который все планирует, организует и — по собственному настоянию — за все платит. В конце концов ты откладываешь свой обратный рейс и переезжаешь (временно!) в его квартиру на Мэнор-роуд. Это холодный двухэтажный кондоминиум с голубыми стеклами, полированной алюминиевой мебелью, напичканный всевозможной электроникой (плоскоэкранные телевизоры, стерео, звуковые системы «звук вокруг», интеркомы, сигнализация и прочее).

Его кровать — это простая платформа из вишневого дерева. В первый раз он медленно раздевает тебя и ощупывает твой обнаженный живот. Ты замираешь от страха, восторга, предвкушения. Затем он извлекает самый большой член, какой тебе приходилось видеть, и занимается с тобой любовью то нежно, то грубо. Но что бы Харрингтон ни делал, он полностью владеет ситуацией.

Он придумывает тебе ласкательные имена, называет тебя «принцессой» и своей «настоящей любовью», «орешком», «маленькой щекочущей мышкой», «маргариткой» и «голубкой». Вечерами ты готовишь ему. Хотя готовить для Харрингтона — это все равно что делать хирургическую операцию: ему нравится почти сырое мясо. Звонит твой отец и говорит, что пора уже возвращаться домой. Он может устроить тебя в интернатуру на радио, если ты вернешься прямо сейчас. Когда ты рассказываешь об этом Харрингтону, он находит это смехотворным: «Зачем погружаться в обыденность Среднего Запада, когда ты можешь остаться здесь?» Он предлагает тебе переехать к нему на постоянное жительство.

Если ты переезжаешь к Харрингтону, перейди к главе 180.

Если ты едешь домой, перейди к главе 181.

112

Продолжение глав 64 и 246

Ты — с Роки. С ним ты чувствуешь себя живой независимо от того, богат он или беден. С ним ты лучше слышишь, лучше видишь, быстрее соображаешь. Кто знает, почему так происходит? Твое сердце, твои руки, твоя кожа — все в тебе просыпается, начинает гудеть и вибрировать в его присутствии. За деньги такое не купишь. От его улыбки все начинает казаться ясным и ярким. Плохо только то, что он живет в самом конце Брайтон-Бич — в часе езды от города. Стираются границы или нет, но тащиться в такси смерти подобно.

Хотя никто не называет этот район Брайтон-Бич, его называют Маленькой Одессой, потому что почти все его жители — выходцы из этого города, который находится в России, у Черного моря. В Маленькой Одессе все надписи на русском, даже дорожные знаки. Борщ и самовары здесь купить проще, чем бутерброд с ветчиной, а в ответ на твою английскую речь люди только поднимают брови и начинают шептаться. Как будто посреди Нью-Йорка вы попадаете в другую страну.

Тебе нравится гулять там по шумным улицам, дышать воздухом, полным пряных запахов. Никто с тобой не заговаривает, а если бы и стали, ты все равно не смогла бы их понять. Ты по-русски не говоришь, и когда люди это понимают, между тобой и ними образуется некоторая дистанция. Ты дрейфуешь по улицам, оставаясь почти невидимой, а Маленькая Одесса шумит вокруг.

Когда истекает срок твоей аренды, ты переезжаешь к Роки и переводишься в небольшой колледж неподалеку. Начинаешь преподавать историю искусств группе русских эмигрантов. Занятая преподаванием и обустройством дома вместе с Роки, ты почти не выезжаешь в город. Все необходимое ты можешь достать прямо тут, в Бруклине, или даже на Кони-Айленд.

Проходят годы. Ты продолжаешь работать в колледже, а Роки открывает бар на углу. Он отказывается давать ему название, потому что считает, будто это приносит беду, поэтому, как и все остальные, называет его просто «Бар». Бар знаменит своей водкой с разными добавками. Роки проводит там много времени в компании московских приятелей: они пьют водку, закусывают луком и обсуждают прелести коммунизма. Вы с ним почти не видитесь. Иногда с утра он дома, но потом уходит на целый день, чтобы сделать закупки и разобраться с бумажной работой. Возвращается он поздно ночью, или скорее рано утром, и тихо забирается в постель, чтобы не разбудить тебя. Вы больше не занимаетесь любовью.

Ты была бы бесконечно одинока, если бы не Сергей, который живет в квартире напротив, — большой шумный мужчина с густыми нахмуренными бровями и неизменным мрачным выражением лица. Когда-то он был в России известным шахматистом. Сергей держит на затянутых паутиной полках свои награды, трофеи и пожелтевшие блеклые фотографии, где он снят с русскими дипломатами и знаменитостями. На фотографиях он улыбается и едва похож на себя.