Альцест.
Покоем, сударь мой, вы хвалитесь своим. Ужели ваш покой ничем не возмутим? А если б изменил ваш друг вам очевидно, А если б разорить старались вас постыдно, А если б гибли вы от клеветы людской, Все ненарушенным остался б ваш покой?
Филинт.
На все, что будит в вас такое беспокойство, Смотрю спокойно я как на людские свойства. И так же оскорбить меня бы не могло, Когда б увидел я порок, и ложь, и зло, Как ястреба найти не странно плотоядным, Мартышку — хитрою, а волка — кровожадным.
Альцест.
Так все переносить — измену, воровство — И даже не сказать и слова одного? Ну нет! Мне эта речь — прямое оскорбленье.
Филинт.
По чести, лучше б вам умерить возмущенье, Поменьше своего противника хулить И делу своему вниманье уделить.
Альцест.
Не стану уделять, и кончим мы на этом!
Филинт.
Кого возьмете вы, чтоб вам помог советом?
Альцест.
Я? Правосудие и правоту мою.
Филинт.
Не навестите ль вы заранее судью?
Альцест.
Зачем? Иль мой процесс сомнительный, неправый?
Филинт.
Согласен с вами я, но в происках лукавый Ваш враг…
Альцест.
Нет. Я решил спокойно ждать суда, Хоть прав я, хоть не прав.
Филинт.
Боюсь я, что тогда…
Альцест.
Не сдвинусь с места я.
Филинт.
Но ваш противник лично Готовит козни вам.
Альцест.
Мне это безразлично.
Филинт.
Вам неприятности, наверное, грозят.
Альцест.
И пусть себе грозят — мне важен результат.
Филинт.
Но…
Альцест.
С удовольствием я проиграю дело.
Филинт.
Однако…
Альцест.
Вот когда судить смогу я смело, Довольно ль низости и злобы у людей, Чтоб подлость сделать мне в глазах вселенной всей!
Филинт.
О, что за человек!
Альцест.
Факт был бы так прекрасен, Что проиграть процесс заране я согласен.
Филинт.
Кто ни услышал бы ваш яростный протест, Смеяться стали бы над вами все, Альцест!
Альцест.
Для них же хуже.
Филинт.
Так! Но эта честь, правдивость, Прямая искренность, святая справедливость, Что в мире вы всему готовы предпочесть, — В том, кого любите, ужель все это есть? Я должен вам сказать, что я дивлюсь немало: Гоненье на весь мир вам все ж не помешало, Хоть гнусен род людской и так уж вам постыл, Найти в нем кое-что, чем он и вас прельстил. И вот что кажется особенно мне странным: Ваш выбор для меня является нежданным. Две женщины дарят вас склонностью своей: Одна — так искренна, другая — всех скромней, Но вызволить ничто не может вас из плена, В котором держит вас кокетка Селимена. Нрав легкомысленный… злословие… Она Для нравов нынешних как будто создана. Так как же примирить с тем ваши все нападки, Что в ней вы терпите такие недостатки? Пред милым существом ужель ваш гнев затих? Вы их не видите или простили их?
Альцест.
О нет! Моя любовь не знает ослепленья. Все недостатки в ней мне ясны, без сомненья, И как бы ни горел во мне любовный пыл, Я первый вижу их и первый осудил. Но, несмотря на все, я перед вами каюсь И слабость признаю: я ею увлекаюсь, И вижу слабости ее, о них скорблю, Но все ж она сильней, и я ее люблю. Огонь моей любви — в то верю я глубоко — Очистит душу ей от накипи порока.
Филинт.
Ого! Придется вам не пожалеть труда. Так думается вам, что вы любимы?
Альцест.
Да. Я б не любил ее, не будь я в том уверен.
Филинт.
Но почему ж тогда весь ваш покой утерян? Коль любят вас, к чему завидовать другим?
Альцест.
Когда любовь сильна, мы всем владеть хотим! И я пришел сюда, чтоб все сказать ей смело, Что мне внушила страсть, что в сердце накипело.
Филинт.
Нет, если б выбора вы ждали моего, На Элианте я б остановил его. Да, с чувством искренним, с душою благородной, Она-то более была б для вас пригодной.