— Да.
— Хран, и ты действительно веришь, что она справится?
— Да.
— И она за всеми приглядит?
Переводя взгляд с притихшей Зои на меня, затем на Торопа и Тимку, тростиночка заверила:
— М-м-м… да.
— Прекрасно! В таком случае не будем откладывать отъезд. Тора, собирайся!
— Что?! Куда?
— Лучше спроси: «зачем?» — подсказал наш вояка, но я не вняла его словам и, возмущенная произволом, попыталась объясниться.
— Погодите, я не намеревалась покидать «Логово» в ближайшие месяцы…
— И даже годы, — закончила за меня тростиночка и удостоилась гневного взгляда.
— К тому же Талл, несомненно, хотел бы, чтобы вы отдохнули с дороги пару недель, — припомнила я пожелания Инваго, но ничего не добилась.
— Время не ждет, Торика, — с холодной отрешенностью сообщила мне свекресса. — Ты уезжаешь, я остаюсь. — И с едва заметной издевкой: — Завершать ваши приготовления к приему гостей.
— У меня все готово. Остались только поделки для постояльцев, подушечки с травами, мыла и игрушки для детей… — Хотела сказать, что медам я свое детище в обиду не дам, но не успела.
— Если так, то тебе совсем нет нужды здесь оставаться! — И вновь в голосе Эванжелины проскользнуло нечто неуловимо тревожное, от чего буквально все присутствующие попытались скрыться. Девчата вспомнили о делах в мастерской, Гаммира поспешила проверить их работу, дети вспомнили о сугробах близ ворот, а Тороп о том, что дичь не будет ждать охотника.
В столовой остались только я, мадам Дори и тростиночка, взглядом уверяющая — идея не моя.
— Простите, но я не понимаю, зачем мне покидать «Логово».
— Ради Талла, разве ты не хочешь его вернуть?
— А разве он потерялся? — И, вспомнив слова Инваго о том, что после трех дней страстного воссоединения абсолютно счастливый наследник рода умчался в абсолютно неизвестном направлении, я невинно улыбнулась. — Война закончилась, Талл просто отбыл, дабы завершить свои дела…
— О, святая Иллирия! — Эванжелина в молитвенном жесте сложила руки перед собой. — Говорить не хотела, но, видимо, придется.
— Что вы не хотели мне говорить? — И недоброе предчувствие накрыло с головой.
— Скажи, он сильно изменился после войны?
— Ну… — я замешкалась. И ведь хотела донести до увальня-тарийца, что не все так просто с его легендой, есть прорехи, и не одна. Вот и что тут скажешь, когда человека в лицо не видела, а только в мелкий черно-белый профиль из свитка копий.
— Он повзрослел, — прошептала первое пришедшее на ум. — Возмужал и стал закрытым, немного замкнутым… — взглянула в настороженные глаза свекровушки и на всякий случай внесла поправку в свои слова: — всего чуть-чуть…
Это происходило со всеми парнями, что прошли сквозь войну и участвовали в сражениях, так что я не сильно-то и покривила душой.
— И это все? — вопрос тревожный, на выдохе.
— Появились новые шрамы… — Знать не знаю, насколько хорошо Хран исправил дыру в его груди и вмятину в голове, но более чем уверена — число боевых отметин на теле Талла увеличилось. Тут я на всякий случай смущенно добавила: — Появились новые привычки… — а затем клятвенно заверила: — и больше ничего.
Повисла минута молчания, долгая и тяжелая, которую фактически разорвало тихим замечанием:
— Если ты ничего не заметила, быть может, после возвращения к живым он изменился не сильно.
— Что?! — Мое удивление ее осведомленностью было принято за испуг. Эванжелина взволнованно поднялась, а тростиночка взяла меня за руку.
— Святая Иллирия! Я не хотела пугать тебя раньше времени, — заверила свекровушка, — но все может быть.
— Это всего лишь предположение, — пропела Хран нежным голоском с проскальзывающим в нем предупреждением — молчи. А я и так молчу, мне слова сказать не позволили, затараторили дальше.
— Я говорила, что отчаялась его дождаться и вернуть, но не сказала почему. Двух месяцев не прошло после нашей с Таллом ссоры, и мы с Гамми решились на обряд. Пригласили мага и заплатили немыслимую сумму за заклинание поиска.
Я вздрогнула и поежилась, отгоняя воспоминания беспросветного прошлого. Заклинание поиска невозможно ни обмануть, ни оборвать. Всюду сыщет, укажет, где пропажа, и выведет к ней. Не узнай я, в чем заключается поисковая связь, еще бы долго от урода Уроса бегала по полям и заставам.
— Талл нашелся?
— Н-нет! В том-то и причина распрей внутри рода. Если хранитель говорит, что наследник жив, а поиск не показывает его местоположения, значит… — Голос Эванжелины сорвался.
И я пожала плечами, произнеся возможную истину:
— Значит, во время поиска он всего лишь был при смерти.
— Обряд проводили не раз и не два, и не только я.
— Другими словами, — произнесла я, — все семейство его искало и убеждено, что потеря… что Талл умер.
— Был возвращен, — поправила меня Эванжелина. — Понимаю, в это трудно поверить, но в истории рода уже был подобный случай. Давно. Очень давно, и хранитель это подтверждает.
Я покосилась на тростиночку и заметила ее медленный кивок, не столько подтверждающий, сколько поддерживающий. Такой, словно бы она согласна с тем количеством информации, что была мне предоставлена.
Что ж, подождем, послушаем, а потом допросим.
— Итак, чего вы хотите от меня? Зачем я вам в столице Тарии? — задала наконец-то вопрос, который Тороп предложил еще в самом начале.
— Чтобы подтвердить — Талл жив и не должен подвергаться отречению от рода.
— За что? — мои брови медленно поползли вверх. — Разве он не достойный член семьи, воин и сын, человек, которому по праву рождения принадлежит реликвия рода?
При моих словах плечи свекровушки поникли, глаза заблестели слезами.
— Если он жив, как говорит Хран, но не находится поисковиком, значит, он и не человек более… А если так, его отлучат от рода, меня лишат дома, дочерей — приданого и все, что мы с мужем накопили за долгие годы, будет отобрано. — Тихий всхлип прервал ее слова.
О том, что законы в Тарии специфичны, я знала, но и предположить не могла, что они настолько уникальны.
— Чтоб тебя! — я тоже поднялась, обняла вздрагивающую от тихих рыданий Эванжелину. И что тут скажешь, чтобы помочь человеку, конечно, то, что Инваго в легенду определил. — Не стоит! Не надо так… убиваться. Он живой! Я же его видела, клятвы с ним в храме повторила, получила кольцо и из «Логова» три дня не выпускала, пока он не сбежал… по делам.
На несколько мгновений столовая погрузилась в тишь, а затем зазвенела от вопроса:
— Ты поедешь?
Стремительное преображение свекровушки из горько плачущей в сияющую надеждой прошло мимо меня, я просто заглянула в ее глаза, так похожие на очи Инваго, и онемела, в который раз задавшись вопросом, что с этим тарийцем не так. Ведь что-то точно не так, если о нем даже родная мать не вспоминает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});