Мой взгляд в панике заметался по помещению:
— Зверь, какого ты меня сюда затащил?
Тот усмехнулся, а потом подошел к тюфяку, сунул руку под него и резко поднял вместе с дощатым каркасом. Когда поднятая пыль чуть разлетелась, я увидел черную дыру в земле.
— Ныряй, первота, — пробурчал зверь, обеспокоенно прислушиваясь к звукам с улицы.
Я, на всякий случай бросив вперед чувство земли, шагнул в темноту. Тут было неглубоко — внизу обнаружился подкоп, в котором можно было лезть только на четвереньках.
Меня толкнули в пятую точку, и пришлось лезть в кромешную темноту. Сканер подсказал мне, что впереди через полсотни шагов небольшая дверца.
Сзади с глухим хлопком закрылся лаз — старик не полез за мной, а остался в хибаре. Я посомневался пару секунд, а потом все-таки полез вперед.
Чертыхаясь, я кое-как протискивался в неудобной норе. Одно меня радовало — массивные звери и люди сюда точно не пролезут.
Уткнувшись в деревянный люк, я толкнул его, и оказался в довольно просторном круглом помещении. Тут явно жили — кровати-лежаки, столы, стулья, какие-то тряпки и вещи. Все освещалось несколькими огарками свечи.
И соответственная вонь. Сбоку, из широкого прогала, доносился плеск воды. Нетрудно было догадаться, что я оказался в канализации.
— Боров, это ты? — на одном из лежаков шевельнулась незамеченная мной гора тряпья.
Испуганные глаза нуляшки уставились на меня. Толстая, вроде немолодая, под грязью и не рассмотришь, с простуженным голосом. Под горой тряпья угадывалось, что она была в чем мать родила.
— Ты кто? — спросила она, потянувшись к ржавому ножу рядом с лежаком.
— Первушник, — ответил я, спускаясь вниз.
Когда я спустился, черная дыра оказалась на уровне головы. Под ногами обнаружилась какая-то деревянная подставка, заскрипевшая от моего веса.
Я почуял слабое ворошение в мыслях — нуляшка смотрела мою меру.
— Вижу, что первушник. А где Боров?
— Тот старый зверь с бородой? — я кивнул назад.
Она не ответила, сжимая нож, и я поднял руки, показывая свои мирные намерения. Бочком я протиснулся к прогалу в каменной стене, откуда доносилось журчание.
Я поморщился. Темнота и вонь.
— Где Боров?!? — нуляшка начала паниковать.
— А я-то почем знаю? — я пожал плечами.
— Ты убил его?!? Да? — у голой нищенки начиналась истерика.
— Здесь я, — из лаза стал вылезать тот самый старик, — Стражу забалтывал.
Вообще, было удивительно, как этот оборванец смог обмануть зверей гораздо сильнее его. А если там еще и был человек…
Старик с кряхтением спустился, ища ногой подставку.
— Боро-о-ов, — нуляшка чуть не расплакалась, — Я испуга-а-а-алась.
— Нечего ныть, — зверь деловито пригладил одежду, будто был одет не в полусгнившие обноски, а в парадную форму, — Ну, первушник, звать меня Боров.
Я промолчал. У меня было три имени в Нулевом мире. Мое собственное — Марк, имя просветленного проповедника — Перит, и еще имя примала — Спика. Ни одно я не хотел называть этому незнакомцу…
— Первушник я.
— Ясно. Там как раз стража ищет первушника. Говорят, из Волков, — и Боров внимательно посмотрел на мой нагрудник, — Говорят, казнить его хотят.
Нищенка испуганно ахнула, подтянув ноги под грязное одеяло, я чувствовал на себе ее внимательный взгляд.
— Странно, — я пожал плечами, — Не видел такого.
— Я тоже, — сказал Боров, доставая из-за спины нож.
Он расправил плечи, пытаясь показать мне, что все-таки он зверь, вторая мера.
Я мигом накачал энергию земли в ноги, а незримое копье под стопами проявилось само. Все-таки, моя навыки заметно выросли.
Боров, уже шагнувший было ко мне, словно наткнулся на стену. В его глазах сразу промелькнуло понимание, что ему такой противник не по зубам.
При этом я не заметил какого-либо удивления, какое обычно бывает у зверей при виде сильной первой меры. Видимо, в трущобах бывает всякое.
Старик сразу сгорбился, сдулся, и я вспомнил слова Хильды о том, что некоторые звери ведут непристойный образ жизни и теряют все звериную силу. Видимо, этот Боров относился к таким же.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Стариковская борода недовольно дрогнула, и он стал ковырять ржавым лезвием под грязными ногтями.
— Что ж мы так и стоим-то? — спросил он, — Может, присядешь?
Боров указал на скамейку у стены, заваленную всяким хламом — корзинки, ящики, тряпье. От меня не ускользнул взволнованный взгляд нуляшки, который она бросила на эту скамейку.
Да и сам я, едва сделав шаг в сторону скамейки, почуял неладное. Мне тут все не нравилось, да и чутье подвывало уже ровным фоном.
— Нет, спасибо, — я покачал головой, — Как выбраться отсюда?
— А куда бы ты хотел выбраться, первота сраная? — грубо спросил Боров.
Я поджал губы. Это был хороший вопрос. В замке бы меня ждал допрос приора. Или даже прецептора — ведь это он приказал меня доставить в столицу. За убийство зверей или за поднятие меры меня бы в любом случае ждало наказание.
А еще связь с демонами… Хоть Белиар и сказал, что закрыл память, но я не знал, насколько сильны люди. Вдруг взломают его печати? Если Полуночники расколются, что видели в подвале у Грэя, то приор быстро проведет параллели.
— Можно выйти за стену?
— Можно, — кивнул Боров, — А что мне за это будет?
Я развел руки.
— У меня ничего нет.
— Ну, почему же, — старик усмехнулся, — Такую броню еще пойди найди, только стража в Лазурном Городе так одевается.
Я похлопал по нагруднику:
— Она как бы и мне нужна…
Боров убрал нож:
— Ну, как знаешь.
И он подошел к своей нуляшке, опустился к ней, сдергивая грязное одеяло. Та потянулась в ответ губами.
— Привет, моя Хряшечка, — проворковал зверь.
Я немного смутился.
— А куда идти-то?
— А я знаю? — Боров оторвался от своей зазнобы, — Выходы из клоаки охраняются, а несколько раз в день тут ходят патрули.
Несколько минут я стоял в раздумьях. Этот зверь не оставлял особого выбора. Потом я потянул завязки сбоку:
— Ладно, Боров, только давай быстрее… Нет у меня времени.
— А что ж ты будешь делать-то за стеной? — выпрямившись, с интересом спросил зверь.
Мое чутье так и продолжало сигналить — не доверяй ему!
Со вздохом я ответил:
— Это уже тебя не касается, Боров.
Глава 22. Клоака
— Да, я просто поинтересовался, — беззаботно ответил старик.
Я наконец снял и кинул нагрудник Борову, оставшись в простой рубахе. Тот посмотрел на защиту, оставшуюся на моих предплечьях, и на штаны.
— Это получишь, когда выведешь, — я поднял руки, а потом глянул вниз, — Штаны не отдам.
Наголенники тут были плотно пришиты к ткани, и просто так отвязать их бы не получилось. А продолжать путешествие без штанов мне как-то не хотелось.
— Ладно, — неожиданно легко согласился старик, и с довольным лицом стал напяливать обновку.
Нуляшка восхищено пялилась на него, а когда он завязал-таки нагрудник и выпрямился, у нее вырвалось:
— Ты мой альфа, Боров!
Тот довольно хрюкнул, чуть набычившись для солидности, и нищенка захихикала. Затем зверь наклонился и вытащил из кучи хлама длинную палку с намотанной на нее паклей.
— Случаем, ты не стихушник огня, случаем? — спросил он, а потом прищурился, — А, не…
Я покачал головой и поморщился от досады. Вот определять стихии я пока что не научился, хотя давно пора.
Старик нагнулся к ближайшей свече, стоящей у стены, и поджег факел. Затем отстранил меня в сторону и выглянул в широкий прогал. Он осторожно покрутил головой, посветил факелом то в одну сторону, то в другую.
— Не попадись выродкам, Боров! — крикнула вслед нуляшка.
Тот недовольно обернулся:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Накаркай еще!
Нищенка обиженно надулась и спряталась под тряпки, а Боров вылез, с плеском погрузившись в бегущий снаружи поток нечистот. Меня воротило от одной только мысли о том, что же там плавало — такая дикая вонь ударила в нос.