Читать интересную книгу "Третий Лад - Родион Создателев"

в тёмно-синем кафтане. Его лядащая физиономия с бегающими глазёнками, лощёными щеками и ехидной улыбочкой на устах не предвещала царёву кравчему доброго розыска. Если бы кто предположил, что подьячий Дворцового приказа по имени Тимофейка и сей дознаватель — родные братушки... то такой человек бы... оказался неправым. Эти служивые мужи даже не ведали о существовании друг друга. Зато каждого из них доподлинно знал князь Василий Юрьевич Милосельский. Воистину так.

— Имя мне — Макарий Евграфович Палёный. Аз есемь здеся — дьяк Сыскного приказу. Говорить с тобой я желаю, боярин, душа моя.

— Чего надобно, дьяк?

— Благодари Бога, Яков Данилович, что твоим делом занимается Сыскной приказ, а не Опричнина. У них бы ты давно за рёбрышки висел на крюках, хе-хе. А пока по твоей личности — подозрение в попытке отравления Царского Двора.

— Благодарен премного за столь уважительное подозрение.

— Не язви, боярин, душенька. Сказывай: нарочно отравы подсыпал в уху али не доглядел за лиходеем каким?

— Нет моей вины, дьяк.

— Чем докажешь слова, кравчий?

— Ты кто таков, репей, чтобы я, придворный боярин, тебе чего-то доказывал, ась?

— Охо-хо, — ухмыльнулся дьяк. — Не ершись, боярин. Давай вместе с тобой покумекаем. К царскому столу стольники подали ушицу. Знатные бояре и сама мать-Царица вкусили сие блюдо, так? После: они толпой побежали до горшков. Прости меня, Господи.

Сыскной дьяк осенил себя знамением и продолжил:

— По Уставу Царёва Двора: кравчий обязан кажное блюдо лично вкушать перед подачей к столу, так?

Яков Лихой дрогнул духом. Сыскной репей был прав…

Дьяк схватил со стола стопку пергаментов.

— Тут есемь: показания стольников... и ку́харей. Они подтвердили наши подозрения: царёв кравчий Лихой уху не спробовал перед подачей к столу. Стольник Чулков, тёзка твой, доложил: Яков Данилович четыре месяца, как пренебрегает этой священной обязанностью.

Макарий воздел указательный палец левой руки вве-е-ерх, когда произнёс — “четыре месяца”. Затем дьяк швырнул стопку бумаг обратно на стол и продолжил допрос:

— Ты вчерась животинушкой не страдал, кравчий?

— Не страдал.

— А чего это ты, придворный боярин, — дознаватель понизил голос и склонился чуть вперёд, — уху не стал пробовать, ась? Ты у нас кравчий али баба хозяйственная?

— Рот подшей, гнида. Природного дворянина — бабой прозвал!

— Угум, толечко лаешься, а по делу — ни пса не молвишь.

Палёный встал с места, хрустнул пальцами и виновато улыбнулся.

— Ну, Яков Данилович, не взыщи. Видит Бог, не хотел я того, но… вынуждаешь.

“Про что он? Меня, боярина, царёва любимца — пытать?!”

— Амосов!

В пытошное помещение, согнув широченный хребет, вошёл дюжий ярыжка в тёмно-синем кафтане и прикрыл за собой дверцу.

Часть 2. Глава 5. Пункт — два. Артикул — пятый

В пытошное помещение, согнув широченный хребет, вошёл дюжий ярыжка в тёмно-синем кафтане и прикрыл за собой дверцу.

— Действуй, детина. С Богом.

Случилось то, чего так страшился придворный боярин: дюжий ярыга без церемоний поволок кравчего в угол темницы к специальному устройству. Бывший воин Опричного войска пытался сопротивляться, но с повязанными за спиной руками это выглядело несколько смешно.

Ярыга споро перевязал кисти арестанта узлом бечёвы, свисающей с потолка жирной змеюкой. Потом служивый резко крутанул ворот, и природный дворянин воспарил ввысь, подрагивая ногами и капканом сжав зубы от резкой боли в суставах.

— Архангел Михаил, будьте любезны! — ухмыльнулся дьяк.

— М-м-м… э-э-у-м-м-м...

— Тяни его, тяни.

Боль усилилась, но бывший воитель Опричного войска не желал сдаваться. Лихой скорее был готов расколоть зубы в мелкие крошки, чем порадовать мучителя криком. Однако каждому терпению есть предел. Вот и придворный боярин не сдюжил пытки и, наконец, истошно заорал от резкой боли в суставах.

— Запел кочетом, Яков Данилович! — захлопал в ладоши коварный дьяк. — Сие еси — первое блюдо, кравчий. Для прогреву желудка. Вскоре подам второе, с подливицей. Посмотрим, как там закудахтешь.

Дворянин прекратил стонать, собрал внутри себя последние силы и выкрикнул дьяку заветный спасительный довод:

— Али не ведаешь ты, псина сыскная, что я в любимцах у Государя! Доберусь до Отца — слово. А потом вам... кишки на шее стяну!

Ярыга Амосов бросил косой взор на дьяка — незадача... Макарий Палёный звонко хлопнул в ладоши.

— Будет ему пристрастия, опускай.

Амосов слишком поспешно крутанул ворот, и арестант пребольно бухнулся ногами на каменный пол, а потом рухнул ниц телом...

Телесные боли — ерундятина, шелуха. Когда душа взвоет — край...

К вечеру боярыня Лихая заперлась в тесной каморе и велела тиу́ну Авдею Касьяновичу встать у входа на страже и никого не пускать в подвальное хозяйство. К подклёту подошла дворовая баба Аграфена — зело дородная титёшница. Холопка тащила в руках кадушку с огурцами.

— Авдей Касьянович, пусти мя. Вишь — огурчики.

— Не можно, Аграфена. Иди погуляй покудова, — осветил кадушку свечой в руке тиун.

— Касьяныч, смилуйся. Взад мне её тащить?

— Обогни хоромы, кулёма. Мало тебе погребцов будет? А сюда – не можно… покамест.

— Да с чего ты псом встал тута?

— Там хозяйка...

Титёшница поставила кадушку на землю.

— Ой ли, захворал ктось?

— С хозяином беда...

— А чегой с им сталося, соколом нашим?

— Аки птенчика в кле́тице заперли...

Тиун с раздражением посмотрел на громадные титьки холопки. Её расспросы порядком поднадоели ему.

— А барыня… Ой, Касьяныч. Хозяйка шепчет тама? — сама перешла на шёпот Аграфена.

— Не твоё дело, расщеколда ты…

— Ой-ой-ой, грех ить… Ась, Касьяныч?

От упыриха, а... Ш-шаболда. Грех — это твои сисюны расвисячие...

— Егда твоему сынку Ванюшке живот скрутило — не грех был, так? Аще с хозяином лихо приключилось — тада грех. Ох ты и мараку́ша.

— Твоя правда, Авдей Касьянович... — стыдливо опустила глаза к земле Аграфена.

— Ступай ты отсель.

Титёшница схватила кадушку и потопала прочь.

Тиун удостоверился, что назойливая баба скрылась из виду, потом он переложил тлеющую свечу в левую руку и три раза осенил личность святым знамением. Касьяныч недавно, любопытства за-ради, бесшумно спустился в подклёт, угу, и по коридору прошёл к дальней каморе, где заперлась боярыня... Тиун своими очами разглядел такую картину: из щелей плотно прикрытой дверцы пробивалось зеленоватое свечение, в каморе будто полыхали смарагдовые огоньки. Цветом они: точь-в-точь, как серьги в ушах боярыни, как её перстень на пальце, как камушки