вчера, правда? – низким голосом спросил он.
Кажется, раньше его голос тоже был хриплым, но не настолько. Ему словно что-то мешало говорить. Агата едва сдержала желание прочистить собственное горло.
– Ты повзрослела.
Гейб отошел на шаг и оглядел девушку с ног до головы.
– Умная, способная, решительная девочка. Хозяйке понравится.
– Хозяйке? – спросила Агата, хотя решила молчать до последнего, лишь бы не сболтнуть лишнего.
–Вы удивительно похожи, – задумчиво пробормотал Гейб.
– На кого я похожа?
Осборн тонко улыбнулся. При этом деформированный уголок губы с правой стороны резко ушел вниз, и выражение его лица стало еще более хищным, чем прежде.
– Маленькая госпожа пока ничего не знает, – сказал Осборн мужику с синяком, и отрывисто кивнул. Тот тут же схватил со стола поднос и подскочил к нарам. В его глазах, обращенных на Осборна, мелькал даже не страх, а откровенный ужас. Мужик угодливо поклонился и замер в явно не удобной позе.
Тонкими длинными пальцами Осборн взял кружку и протянул Агате. Девушка по запаху безошибочно определила, что там молоко.
«Любопытные порядки в этой тюрьме, однако. Молочка на ночь принесли. Может, еще сказочку прочитают?», – мысленно усмехнулась Агата.
– Выпей.
– Что это?
– Какая разница? Так или иначе, это нужно выпить.
– Зачем? – не сдавалась Агата.
– Не хочу, чтобы ты пострадала. Так безопасней.
– Если я откажусь?
– Пей, паршивка! – прошипел мужик с синяком.
Он сделал попытку схватить девушку за волосы, но не успел. Агата даже не смогла разглядеть, что конкретно сделал Осборн, как мужик уже летел в стену головой вперед и замер там без движения.
Из железной кружки не пролилось и капли молока.
– Здесь никто тебя не тронет, – пообещал Осборн и аккуратно вложил кружку в руки Агате. – Пей.
Она несколькими большими глотками выпила содержимое, ощущая в молоке слабый привкус каких-то трав.
Конечно, это не могло быть просто молоко. Они что-то туда подмешали. Яд?
Двое охранников шустро вытащили бессознательного коллегу из камеры.
– Хозяйка очень тебе рада, – с той же кривой улыбкой сказал Осборн, и бесшумно вышел из камеры.
Агата уже чувствовала наступающую дурноту. Вместо боли в голове поселился легкий туман. Все казалось нереальным и каким-то искусственным.
Может, если чуть-чуть подождать, щелкнет выключатель и под потолком вспыхнет лампочка. Войдет Ханна, а следом за ней вплывет запах свежей выпечки и кофе.
Агата почувствовала подступающую к горлу тошноту. Гортань сжалась, во рту стало сухо. Желудок скрутило болью и Агата едва успела добраться до вонючего ведра, прежде чем её вырвало. Запах из ночной вазы тоже не добавлял энтузиазма, поэтому назад девушка отползала на коленках с судорожно трясущимися руками, вспотевшая и бледная как полотно. Зато туман в голове почти развеялся. Каменный пол обрел прежнюю плотность, холод моментально пробрал до костей.
Агата с трудом поднялась и села на нары.
Нет, Ханна не придет. Она далеко, и хвала Небесам.
Если Осборн не обманул, заверяя, что никто тут её не тронет, то в молоке был не яд, а скорее снотворное или сильное успокоительное. Умно, конечно. Большинство проблем с содержанием пленников решается. Никто не сбежит, не устроит диверсию. Только откуда им было знать, что на молоко у Агаты подобная реакция лет с шести. Особенно на теплое.
Агату передернуло. Не стоило и вспоминать, иначе остаток ночи придется провести у ведра.
За окном стемнело, лампочка едва ли освещала хотя бы половину камеры.
Агата осторожно поднялась, попробовала пройтись. Ноги перестали дрожать, а значит пора выбираться.
Уже проверенным способом она открыла замок, чуть приоткрыла дверь, и с трудом протиснулась в образовавшуюся щель. Если открыть дверь шире, несмазанные петли заскрипят на все здание.
Гейб Осборн ушел налево от камеры. Основной вход там, а значит охрана там же.
Порадовавшись сапогам на мягкой подошве, которые не издавали шума при ходьбе по каменному полу, Агата крадучись и постоянно оглядываясь, повернула направо. Узкий коридор, освещенный тусклыми лампочками, уходил вперед и тонул в темноте. Агата насчитала пять камер.
Пульсирующая в голове мысль не давала думать ни о чем другом. Эмерсон как-то сказал, что его друг, скорее всего, находится здесь. Адам может быть здесь. В одной из этих камер. Прямо сейчас.
Свет едва добирался до нар. Как при таком освещении понять, кто находится внутри?
В первой камере прямо на каменном полу головой к решетке без движения лежал крупный мужчина. Руки были раскинуты по сторонам, подбородок вздернут к потолку. Труп.
Агата прикрыла глаза, медленно вдохнула. Страшная картина мелькнула перед внутренним взором и исчезла. Адам…
Во второй камере было совсем пусто. Пол, стены, и даже немного потолок покрывала черная копоть. Легкий запах дыма попал в ноздри.
В следующей камере на нарах лицом к стене лежал худой мужчина. Его плечи поднимались и опускались в такт дыханию. Живой. Агата напряженно вглядывалась в фигуру, но так и не смогла понять кто это. За два года Адам мог измениться: стать шире в плечах или похудеть, мог стать выше, отрастить волосы и опустить бороду.
Агата взялась за замок. Ржавый механизм недолго сопротивлялся. Чуть приоткрыв дверцу, Агата скользнула в камеру. Медленно приблизилась к нарам и нерешительно замерла.
Страх ледяной змеей пробрался в сердце. Что если это не он?
– Адам? – прошептала девушка чуть слышно.
Плечи мужчины замерли, размеренное дыхание сбилось и замерло.
Агата сделала осторожный шаг назад. Не стоило входить в камеру. Она беззащитна сейчас. На неё нападут, а она даже не сумеет защититься.
Мужчина шевельнулся. Скрипнули и затихли доски.
Агата почти добралась до решетки, когда мужчина бесшумно сел, все так же оставаясь лицом к стене. Что-то в его движениях насторожило девушку и заставило замереть.
Она боялась вздохнуть. Надежда и отчаяние боролись в её душе не на жизнь, а на смерть. Ладонь легла на загнутую трубу, которая заменяла дверную ручку.
– Адам?
Мужчина повернулся.
Агата выдохнула и тяжело опустилась на каменный пол. Ноги перестали подчиняться ей. Пальцы впились в безразличный камень, сердце застучало в горле, не давая нормально вдохнуть.
– Агата.
Девушка зажала рот ладонью, глуша вскрик, закрыла глаза.
Словно мираж, словно наважденье.
– Агата?
Слабо скрипнули доски нар, и рядом с девушкой опустился мужчина. Он положил свою ладонь поверх напряженной ладони девушки и легко сжал.
– Агата.
Девушка резко выпрямилась, вытащила руку из захвата и влепила звонкую пощечину. Слезы грозили вот-вот градом политься из глаз, но она заставила себя не плакать. Она плакала два года назад в последний раз.
Адам потер щеку ладонью, и покаянно признался:
– Заслужил.
И тут же получил вторую пощечину.
– Агата, – прошипел мужчина. Щека горела огнем. –