Читать интересную книгу Статьи из газеты «Труд» - Дмитрий Быков

№ 118, 2 июля 2009 года

Дальше сами

Нам с вами, дорогие товарищи, в принципе не должно быть никакого дела до того, получится ли у них «перезагрузка», как будет подписан «рамочный документ» по СНВ и до чего договорятся два президента. Или президент с премьером. Или их помощники друг с другом. Мы должны быть благодарны власти не за то, что она делает, а за то, в чем она нам не мешает. Остальное — в наших руках.

Я без особого пиетета отношусь к Михаилу Горбачеву, но помню, как после второй встречи Горбачева с Рейганом на безмерно затянувшейся пресс-конференции Юлиану Семенову разрешили задать последний, уже сверх всякой нормы вопрос. Семенов спросил: «Вот вы говорите о сближении, а как же образ врага? Ведь он существует в обеих странах, у нас масса предрассудков насчет друг друга. Что делать с этим?» «Это не мой вопрос, — ответил Горбачев. — Наше дело договориться, а вы ездите и этот образ разрушайте». Этот ответ 1986 года, пара фраз, сказанных мельком, и был, по сути, началом истинного сближения. Отныне можно было ездить, обмениваться делегациями и показывать фильмы друг друга. Скоро разрешили и частные поездки, и отношения России с Америкой стали складываться по новому сценарию. И это, поверьте, в разы важнее всех договоренностей, которые всегда можно обойти, отменить, заморозить и т. д.

Визит Обамы, говорят многие, — не смена политики, а смена риторики. Так и слава богу: климат в отношениях определяет риторика. Тот факт, что у Обамы хорошие рабочие отношения с Медведевым (надо еще посмотреть, конечно, где тут простая вежливость, а где взаимная симпатия двух ровесников-юристов), не гарантирует нам неразмещения ПРО в Европе, но мы с вами в своей повседневной практике этого ПРО и не ощущаем, а бодание авторитетами для большинства из нас, кроме зацикленных патриотов и зацикленных же космополитов, — пустой звук. Но те, кто принадлежит к нормальному большинству, смогут ездить друг к другу, затевать совместные проекты и даже затевать международные браки, хотя они нередко кончаются скандальными разводами. То, что Обама приехал и вроде как ни с кем не поругался, — гарантия наших личных контактов с Америкой, только и всего. Но чего еще надо? Разве не от граждан, в конце концов, зависит климат в отношениях?

По совести говоря, Обама ведет себя с нами весьма деликатно. Ему-то, и в особенности его весьма компетентным советникам, прекрасно известен нынешний статус России, сверхдержавы, у которой все в прошлом. Страны, чей интеллектуальный, нравственный и культурный уровни сегодня оставляют желать лучшего. Страны, по сравнению с которой даже пресловутый Гондурас, регулярно упоминавшийся в застойных анекдотах, живет насыщенной политической жизнью. Нам не нужно сейчас кричать о своем величии. Нам нужно попытаться сделать хоть что-нибудь, дабы доказать его. И если Россия хочет, чтобы ее уважали, ей нужно как можно активнее на всех уровнях контактировать с Америкой, демонстрируя не только бряцание оружием, а ум, талант, способность к взаимопониманию. В современном мире, вопреки утверждениям всех наших комментаторских савонарыл, уважают за это. Слава богу, что в народной дипломатии, судя по всему, власть нам мешать не будет. А ведь только это по большому счету от нее и требуется. Сигнал дан, товарищи. Они не поругались. Дальше сами.

№ 123, 9 июля 2009 года

Челнок и челночница

В Екатеринбурге торжественно открыт памятник челнокам.

Мужчина и женщина — по замыслу автора, скульптора Владимира Первушина, это инженер и учительница, по которым кризис 90-х ударил больнее всего, — стоят на постаменте в виде земного шара. Нет, не в позе «Рабочего и колхозницы», хотя отсылка очевидна.

Они стоят у входа в Таганский ряд, перед супермаркетом, построенным сравнительно недавно: в 90-е не было супермаркетов, были обычные рынки, на которых торговала обычная бывшая интеллигенция. Разделение труда было простым — по половому признаку. Женщины командовали, договаривались, арендовали. Мужчины работали, как это тогда называлось, «верблюдами». То есть тягали многопудовые клетчатые сумки с товаром. И экскурсионных туров тогда почти не было, по крайней мере для этой бывшей интеллигенции. Были дубленочные или обувные. Попутно учительницы с инженерами умудрялись осмотреть Италию, Турцию, Грецию. Подробный отчет об этом челночном бизнесе оставил Александр Меликов в «Романе с простатитом», написанном как раз от имени «верблюда». Он, кандидат математических наук и автор десятка книг, сам так подрабатывал в 1995 году и вспоминает об этом не без удовольствия. Тогда Россия враз превратилась в цивилизацию «бывших» и стремительно расслоилась: бывшие цеховики пошли в предприниматели, комсомольцы — в нефтяники (впоследствии — в олигархи), интеллигенты — в челноки, школьницы — в путаны, а спортсмены — в братки. Страна выжила, самоорганизовалась и построилась с нуля, не сорвавшись в смуту. Наиболее агрессивных братков поубивали, наиболее успешные путаны уехали, кто-то вознесся, кто-то разорился, остальные составили средний класс. Челноки частью вернулись к прежним занятиям, частью втянулись в бизнес. Но проблему обеспечения полунищего населения страны ширпотребом, шубами и спиртом «Ройял» к середине 90-х решили, и сделала это, конечно, не власть.

Тут ключ к российской тайне: мы не можем выполнить ни одну задачу, которую ставит эта власть, изначально чужая для нас, но гениально самоорганизуемся снизу. Если бы тогда бросили клич «Все в челноки!», если бы провели съезд челноков, выделили им льготы, устроили бы кампанию и потребовали бы от чиновничества горячо в ней поучаствовать, мы бы и сейчас ходили в обносках, производимых отечественной легкой промышленностью. Но власти тогда было не до народа, и народ решил свою проблему самостоятельно. Сегодня власть пытается добиться от него то инновационного бума, то демографического взрыва, то жилищного строительства, то сельскохозяйственного подъема, то любви, но отзыва не слышно. Между тем народ успешно решает свои жилищные, инновационные, демографические и даже — на дачах — сельскохозяйственные проблемы. Нам важно только, чтобы к нам не лезли. И все будет.

Так что давайте, давайте ставить памятники тем, благодаря кому реально выживает страна. Дачник и дачница с пьедесталом в виде бронзовой грядки. Гастарбайтер и гастарбайтерша с малярной кистью и отбойным молотком. Плюс солдатская мать, делающая за военную прокуратуру три четверти ее работы.

Это и будет коллективный памятник народу, спасающему себя и голосующему за любую власть — лишь бы не трогала.

№ 133, 23 июля 2009 года

Красавицы и чудовища

Экспансия красоты приводит к ее девальвации: чего много, то дешево. Ценятся добрые.

Это заявление антропологов из Хельсинкского университета уже назвали сенсацией: красивых женщин в ходе истории становится все больше. Мужчина, напротив, почти не эволюционирует и остается таким же, иронизирует Sunday Times, каким вышел из пещеры. Я вам без всяких хельсинкских антропологов объясню, почему это. Дело в том, что в размножении мужчин смазливость — фактор второстепенный. Никто вообще не знает толком, что такое мужская красота. И слава богу. Красивая женщина имеет преимущественные шансы размножиться и воспроизвести свой фенотип, но в случае мужчины работают другие факторы — прежде всего приспособляемость. Так что в мире становится все больше красавиц, а мужчины… с мужчинами интереснее. О неочевидных следствиях этого эволюционного закона мы и поговорим.

Ну во-первых, тот факт, что красивая женщина перестает быть дефицитом, очевиден для всех, кто хоть раз в разгар лета дефилировал по Тверской или по Манхэттену. Парадоксальнейшим следствием этого факта является — не удивляйтесь — некоторое охлаждение мужского пола к красоте как таковой. Ни для кого уже не тайна, что прямой корреляции между умом и красотой нет и что красоте нередко сопутствуют взбалмошность и стервозность. Более того, взглянув на спутниц жизни наиболее умных и успешных мужчин, вы редко обнаружите среди них фотомодель и еще реже — роковой вамп. Жить с красавицей — пытка, она вечно озабочена сохранением своей красоты, а от готовки и уборки красота портится, а с самого начала обеспечить наличие горничной может ой не каждый… Красавиц любят, красавицам делают детей, красавиц домогаются, но живут не с красавицами, отсюда такое количество очаровательных матерей-одиночек и кинозвезд с безрадостной судьбой. «Не родись красивой!» — призывает хитовый сериал. Экспансия красоты приводит к ее девальвации: чего много, то дешево. Ценятся добрые.

Второе и куда более печальное следствие из этой эволюционной теоремы — появление нового типа мужчин: это мужчина, живущий с красавицей, вынужденно от нее зависимый. Ведь размножиться не так просто: чтобы от тебя родили и фенотип твой утвердился в веках, надо понравиться, добиться, внушить надежды. А красавицам нравятся вовсе не самые умные, и не самые сильные, и не самые надежные. Красавицам нравятся самые манипулируемые, которые будут ноги мыть и воду пить, а если и своевольничать, то лишь в строго отведенных пределах. Красавица охотно позволяет себе роман с романтическим бродягой, но рожать предпочитает от того, кем может вертеть, кого легко доить, — грубо говоря, от того, кто обеспечит ее красоте наилучшую сохранность. А такие ребята редко бывают большими молодцами — чаще они оказываются ловкими приспособленцами либо жестокими жуликами, которые дома тише воды и ниже травы, зато на работе вымещают свои унижения на подчиненных. Я знавал множество таких мужей: красавицы вертели ими, как хотели, а отдувались коллеги. Муж красавицы — вовсе не тот психологический тип, который заслуживает воспроизводства, но, кажется, преимущественные шансы именно у него.