Она отвернулась, боль и злость нарастали в груди.
— Не трудись связаться со мной вновь, — ледяным голосом сказал он, — если тебе нечего мне сказать. Больше не буду рисковать, занимаясь сексуальными играми.
Даниэла рванулась к двери, но вернулась.
— Ты сукин сын! — вырвалось у нее сквозь рыдания.
«Как странно, — думала она, — что раньше я никогда не видела в нем монстра». Она подавила дрожь, вытерла слезы тыльной стороной руки и ушла.
Его смех преследовал ее до машины и звучал у нее в ушах в течение всего пути в больницу.
35
Начальник администрации президента лишь кивнул, безразлично здороваясь, и не поднялся из-за письменного стола, когда Питт вошел в его офис. Взглянул на посетителя без улыбки.
— Садитесь, мистер Питт. Президент появится через несколько минут.
Никакого рукопожатия. Питт поставил свой портфель на ковер и сел на кушетку около окна.
Начальник администрации, молодой человек около тридцати лет с напыщенным именем Гаррисон Мун четвертый, коротко ответил на три телефонных звонка, ловко переложил бумаги из одной корзины в другую. Наконец соизволил взглянуть в сторону Питта.
— Хочу, чтобы вы хорошо усвоили, мистер Питт: эта встреча выходит за всякие рамки. У президента нет времени даже на немногословные беседы с гражданскими служащими третьего уровня. Если ваш отец, сенатор Джордж Питт, не обратился бы с запросом и не сообщил, что дело срочное, вас не пустили бы дальше ворот.
Питт невинно взглянул на высокомерного осла.
— Пошел подальше, ты мне наговорил уже чертову кучу комплиментов.
Лицо Муна потемнело, как туча.
— Полагаю, что вам следует проявлять уважение к офису президента.
— Какое впечатление может произвести президент, — сказал Питт, саркастически улыбаясь, — если он нанял такого придурка, как ты.
Гаррисон Мун четвертый застыл на месте, словно в него выстрелили.
— Как вы смеете!
В этот момент в офис вошел секретарь президента.
— Мистер Питт, сейчас президент примет вас.
— Нет! — заорал Мун, вскакивая на ноги, его глаза покраснели от ярости. — Встреча отменяется!
Питт подошел к Муну, взял его за лацканы пиджака и приподнял, подтягивая к себе через письменный стол.
— Мой тебе совет, малыш: не забивай себе голову делами.
Затем толкнул его назад на вращающееся кресло, но слишком сильно. Кресло перевернулось, и Мун растянулся на полу.
Питт радушно улыбнулся пораженному секретарю президента и сказал:
— Не нужно показывать дорогу, я уже бывал в Овальном кабинете.
В отличие от начальника штаба, президент сердечно приветствовал Питта и протянул ему руку.
— Часто читал ваши исследования по проектам «Титаник» и «Виксен», мистер Питт. Глубокое впечатление произвело на меня и то, как вы справились с операцией «Дудлбаг». Большая честь встретиться с вами.
— Честь оказана мне.
— Пожалуйста, садитесь, — любезно сказал президент.
— У меня, возможно, не будет времени, — сказал Питт.
— Простите? — вопросительно поднял бровь президент.
— Начальник администрации был груб и чертовски высокомерно обошелся со мной, поэтому я назвал его придурком и немного потрепал.
— Вы серьезно?
— Да, сэр. Подозреваю, что сюда в любую секунду может ворваться служба охраны и вытащить меня из помещения.
Президент подошел к своему письменному столу и нажал кнопку внутренней связи.
— Мэгги, прошу не прерывать меня ни по каким вопросам, пока я не скажу, что освободился.
Питт почувствовал облегчение, когда на лице президента появилась широкая улыбка.
— Гаррисона иногда заносит. Возможно, вы преподали ему запоздалый урок скромности.
— Извинюсь, когда буду уходить.
— Не стоит.
Президент опустился в кресло с высокой спинкой около кофейного столика напротив Питта.
— Мы с вашим отцом прошли вместе длинный путь. В один и тот же год нас выбрали в конгресс. Он сказал мне по телефону, что вы наткнулись на откровение, которое будоражит разум.
— Отец любит преувеличивать, — рассмеялся Питт. — Но в этом случае он прав на все сто процентов.
— Расскажите мне, что вы обнаружили.
Питт открыл портфель и стал выкладывать бумаги на кофейный столик.
— Простите, что отниму у вас время на урок истории, мистер президент, но это необходимо, чтобы все стало понятно.
— Слушаю.
— В начале тысяча девятьсот четырнадцатого года, — начал Питт, — британцы не сомневались, что неизбежна война с империалистической Германией. К марту Уинстон Черчилль, в то время первый лорд Адмиралтейства, уже вооружил около сорока торговых кораблей. Военный департамент прогнозировал начало военных действий на сентябрь после сбора урожая в Европе. Фельдмаршал лорд Китченер, военный министр государства, понимая, что грядущее вооруженное столкновение потребует колоссальных человеческих и других ресурсов, был потрясен, обнаружив, что вооружения и снабжения едва достаточно для трехмесячной военной кампании. Одновременно с этим Соединенное Королевство было занято проведением ускоренной программы социальных реформ, которая уже привела к существенному увеличению налогообложения. Не нужно быть ясновидцем для понимания того, что взлетающие цены на вооружение, проценты по долгам, социальные и пенсионные выплаты подорвут основы экономики.
— Таким образом, Британия вычерпала бюджет до дна, когда вступила в первую мировую войну, — сказал президент.
— Не совсем, — ответил Питт. — Незадолго перед тем, как немцы вторглись в Бельгию, наше правительство выдало Британии заем на сто пятьдесят миллионов долларов. По меньшей мере это было зарегистрировано как заем. На самом деле это было первоначальным платежом.
— Боюсь, что не понимаю.
— Премьер-министр Герберт Асквит и король Георг V второго мая провели экстренное совещание при закрытых дверях, вынося решение, рожденное отчаянием. Они тайно связались с президентом Вильсоном, сообщив о своем предложении. Он принял его. Ричард Эссекс, заместитель Уильяма Дженнингса Брайана, и Харви Шилдс, заместитель министра Британского министерства иностранных дел, разработали то, что известно как Североамериканский договор.
— В чем же суть этого договора? — спросил президент.
В течение, возможно, десяти секунд стояла полная тишина, Питт колебался. Наконец он прочистил горло.
— За сумму один миллиард долларов Великобритания продала Канаду Соединенным Штатам.
Слова Питта зависли над головой президента. Он молча сидел, не веря тому, что услышал.