− Скажите, Лануф, что заставило вас так с собой поступить? Почему вы проткнули глаза?
− Они мне надоели. Разве я не имею права не иметь то, что мне не хочется?
− Это противоестественно для человека. Вы хотели себя убить таким образом?
− Вы смеетесь? Если бы я решила умереть, я нашла бы более легкий способ поковыряться в мозгах. Через уши, например.
− Но чем вам помешали глаза? − недоумевал Эйшлеван.
И я соврала, не скрывая иронии:
− Они светятся в темноте! А этого до смерти боятся мои любовники. Может, вы прекратите допрос и снабдите меня тростью, за счёт мужа, разумеется.
− Успокойтесь, Лануф. Мы обеспечим вас всем необходимым, но вам надо пройти несколько психологических тестов.
− Для чего? Чтоб узнать, не повредила ли я свои файлы?
− Это формальности.
− Не надо обманывать! Что вы там с Татхенганом придумали? Объявить меня недееспособной?
Доктор не спешил отвечать. Он не ожидал, что я подслушаю их разговор. Но пауза слишком затянулась.
− С чего вы взяли?
− Сквозь стены слышу.
− Возможно… − доктор не стал подвергать мои слова сомнениям.
− Лучше бы моего фиктивного муженька протестировали. С ним вы гораздо интереснее проведёте время.
− Вы знаете, что из−за инцидента в выборном зале Татхенган попросил комиссию дать ему недельную отсрочку.
− А что потом?
− Через неделю он должен продолжить демонстрацию своего проекта.
− Но ведь он уже магистр, что ещё надо?
− Я не вникаю в тонкости вещей, которые меня мало волнуют.
− Разве его проект не показался вам интересным? Вы же врач.
− Скажу, честно, − Эйшлеван понизил голос, − чудится мне в этом деле какой−то обман. Но это – моё личное мнение.
У меня появился шанс кое−что для себя узнать полезное.
− Значит, шарлатану не удалось вас уговорить сделать его моим опекуном?
− Мы не совершаем незаконных сделок, но я обещал ему, что уговорю вас согласиться на операцию.
− Сочувствую, ваши усилия пропадут даром.
− Уверен, вы одумаетесь.
− Ни за что!
− Не буду спорить, время покажет. Берегите силы, они вам понадобятся для прохождения тест−систем. Сейчас вам принесут поесть.
− Спасибо за любезность, но лучше бы принесли трость.
Доктор что−то хмыкнул себе под нос и произнёс:
− Чтобы разбить окно? Обычно пациенты так у нас и поступают… впервые дни.
− С чего, это интересно?
− Кто их разберёт… ладно, оставляю вас одну. Если понадобится помощь медсестры нажмите на кнопку этого маяка, − он вложил мне в руки маленький прибор, похожий на деофон.
− А охранников нельзя нанять? – поинтересовалась я.
− Сожалею, но выполнить эту просьбу не могу. Не предусмотрено правилами больницы.
− Я так и думала.
Разговор был окончен. Как только я осталась одна, я встала и, вытянув руки, сделала первые небольшие шаги необходимые, для установления места своего нахождения.
Я обшарила стены, несколько раз едва не подвернула ногу, спотыкаясь о стулья, ножки кровати, тумбу. Я обнаружила в своей палате большое настенное зеркало – совершенно для меня бесполезное открытие, окно с широкими холодными подоконником. Окно я открыла без особых усилий: ни решёток, ни особенных запирающих устройств, даже стекла мне показались самыми обыкновенными. Это было странно.
Чтобы проверить свои подозрения, я добралась до кровати, отыскала маяк. Вернувшись к окну, я вытянула руку и разжала кулак. Глухой удар обо что−то твёрдое послышался примерно через десять секунд. Причём, это необязательно должна была быть поверхность земли. С окном было всё ясно. Мне оставалось лишь получать удовольствие от ласк ветра и тепла летнего земного солнца.
Потом мне подали ужин. Медсестра так и сказала: «Ваш ужин, мэм!».
«Значит уже вечер», − подумала я.
День, утро или ночь – теперь они для меня не имели значения, но я не жалела того, что сделала. К новой жизни в постоянной темноте я привыкну. Всё сделаю, чтобы привыкнуть…
Затем Эйшлеван отвёл меня в какой−то кабинет, усадил, сунул в руку пульт с тремя кнопками и сказал:
− Компьютер будет задавать вопросы, а вы отвечайте, нажимая на кнопки: левая − «да», правая – «нет», средняя – «воздерживаюсь от ответа».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
− Много вопросов? – спросила я.
− Около пятидесяти.
− И что вы выясните?
− Узнаем, какое мнение сложилось о вас у машины. И она выдаст нам рекомендации по восстановлению вашего душевного равновесия.
− Я ограничена во времени?
− Желательно думать над вопросом не больше полминуты. Когда закончите, окликните меня.
− Хорошо.
Доктор надел мне наушники и отошел.
− Меня зовут, ЭВИМ, − начал компьютер, − готовы ли вы поговорить со мной?
Я нажала на левую кнопку. Вопросы, задаваемые механическим голосом, поначалу были несложные. И ответы я в основном давала положительные: «да» – на земле я нахожусь первый раз, «да» – она мне понравилась, «да» − умею управлять звездолётом, «да» – люблю вкусно поесть…
Где−то на втором десятке стали попадаться странные вопросы типа: приходилось ли мне участвовать в вооруженных конфликтах? Приходилось ли убивать? Верю ли в наличии божественной сущности?
Даже перед машиной я не желала выворачивать душу наизнанку и потому, не задумываясь, отвечала так, как не было на самом деле.
Вопросы всё больше и больше удивляли меня. Машина словно знала всю мою жизнь.
− Есть ли у вас близкий друг?
− Предавал ли вас кто−нибудь?
− Представьте, что вы заложник, что вы предпримете – попробуете договориться?
«Да», − ответила я.
− Вы причините себе физический вред, если решите, что вам это необходимо?
«Затрудняюсь ответить».
С этого момента я стала нажимать лишь на среднюю кнопку. Вся тестовая программа заняла не более двадцати минут.
− И кто придумал эти дурацкие вопросы? – вопросительно произнесла я вслух и повторила последний вопрос: «Есть ли в моем имени буква «Л»?». Чушь какая−то!
− Вы ответили «нет»? – вкрадчиво поинтересовался доктор.
− Угадали, Эвим не уточнил в каком из имен, − и напомнила: − Кое−кто обещал мне трость.
− Вы решили вернуться в палату, не узнав результатов теста?
− Я устала и мне всё равно, что думает обо мне ящик с микросхемами.
Доктор молчал. Что−то подсказывало, что трость давать он не собирается.
− Хорошо, − недовольно буркнула я вставая. – Как−нибудь дойду сама.
− Я провожу тебя, − вдруг произнёс тот, кого я меньше всего ожидала услышать.
Я медленно выпрямилась.
− Извините, Лануф, что не предупредил вас, – начал объясняться доктор. – Устав нашей больницы запрещает навещать пациентов в их палате, и потому я позволил организовать вашу встречу здесь, – и добавил, спеша к выходу: – Извините, у меня дела.
Дверь закрылась.
Но не стоять же мне истуканом. Я пошла следом за ним.
− Стой, Лануф! – потребовал Татхенган и в два шага преградил дорогу.
− Оставь меня, − спокойно попросила я.
− Нет, тебе от меня не избавиться. Никогда!
− Но всё кончено, разве ты не понимаешь?
− Ошибаешься, всё только начинается!
− Всё кончено, − упрямо повторила я.
На что он заявил приказным тоном:
− Ты должна сделать операцию!
− Что? – возмутилась я. – Кому должна? Тебе? Ну, что ж ты можешь проявить свою власть и принудить меня к операции. Но, нет никакой гарантии, что я останусь прежней. К тому же я могу их вновь повредить. У меня появилась особая страсть к членовредительству и опыт уже есть.
− Завтра я заберу тебя из больницы, и тогда последнее слово будет за мной! Пойдём, провожу тебя.
Я промолчала. Он взял меня за локоть и повёл за собой.
У палаты мы остановились.
− Кажется, ты это обронила, – Татхенган вложил мне в руку какой−то предмет, открыл передо мной дверь и дождался, когда я войду. Я не заставила его долго ждать.
Оставшись наедине, я принялась изучать полученную вещицу. Это был больничный маяк, выброшенный мною из окна.