Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И потом, — продолжил он с запинкой, — если уж вам нужна вся правда, у нас есть ребенок.
— Ребенок! О мой бедный друг! — Она поднялась. — Мне остается лишь откланяться, прощайте, вы меня больше не увидите.
Но Дюрталь, схватив оскорбленную женщину за руки, стал смущенно просить ее остаться — идея с любовницей была, конечно, неплохой, но вот с ребенком он, похоже, хватил через край.
Госпожа Шантелув рвалась прочь, но он привлек ее к себе, поцеловал волосы, приласкал. Она подняла на него свой затуманенный взгляд.
— Пусти, — прошептала она, — я разденусь…
— Нет, не надо!
— Пусти!
«Ну вот, все вернулось на круги своя», — подумал он, обреченно опускаясь на стул. Им овладела невыразимая тоска.
Дюрталь разделся и сел возле камина, ожидая, когда она ляжет.
В постели она вновь прижалась к нему своим гибким холодным телом.
— Значит, я здесь в последний раз?
Дюрталь не ответил. Он понимал, что у Гиацинты иные планы на этот счет, и опасался, как бы она не вцепилась теперь в него железной хваткой.
— Так в последний?
Уходя от ответа, он покрывал поцелуями ее грудь.
— Ну, давай же!
Он вошел в нее со всей силой, чтобы она наконец замолчала, и вскоре в изнеможении отстранился, усталый и удовлетворенный своим бурным натиском. Она обвила шею Дюрталя и впилась в его губы. Однако ласки Гиацинты оставляли Дюрталя равнодушным. Он лежал печальный, без сил. Тогда Гиацинта склонилась над ним и стала возбуждать его ртом. Дюрталь застонал.
— Наконец-то я услышала, как ты стонешь, — воскликнула она, внезапно выпрямляясь.
Разбитый, изнеможенный Дюрталь был не в состоянии соображать — голова раскалывалась, в висках стучало…
Он все же собрался с силами, поднялся и, давая ей возможность одеться, отправился к себе в кабинет, где поспешно натянул свою одежду.
Через задернутую портьеру, разделявшую комнаты, Дюрталь видел светлое пятно от свечи, стоявшей напротив, на камине.
Гиацинта металась по спальне, то и дело загораживая пламя.
— Так, значит, мой бедный друг, у вас есть ребенок!
«Подействовало», — отметил про себя он, вслух же сказал:
— Да, девочка.
— И сколько ей?
— Скоро шесть, белокурая, умненькая, живая, вот только здоровье слабое, она нуждается в постоянном уходе и заботе.
— По вечерам вам, наверное, не по себе, — сочувственно вздохнула госпожа Шантелув из-за портьеры.
— Конечно! Да вы сами подумайте, умри я завтра, что станет с этими несчастными?
Дюрталь так увлекся, что и сам поверил в существование ребенка. Мысль о воображаемой возлюбленной с больным ребенком на руках растрогала его, голос задрожал, на глаза едва не навернулись слезы.
— О, как вы, должно быть, несчастны, мой друг! — Гиацинта отдернула портьеру и предстала перед Дюрталем уже одетой. — Поэтому, наверное, у вас такой грустный вид, даже когда вы смеетесь.
Он не сводил с Гиацинты глаз. Она ничуть не притворялась, ее влечение к нему было искренним — зачем только она так сладострастна. Без этого, вероятно, они могли бы остаться друзьями, в меру грешить, любить друг друга даже сильнее, не впадая в скотство. Но нет, это невозможно, в ее мерцающих глазах бездна, а в нервном, изломанном рисунке припухлых губ затаилось что-то хищное и жестокое…
Гиацинта присела за письменный стол и, теребя ручку, спросила:
— Вы работали, когда я пришла? Как там ваш Жиль де Рэ?
— Дело движется, но что-то медленно. Воссоздать силой воображения средневековый сатанизм можно, лишь окунувшись в эту среду. Хорошо бы сойтись с современными приверженцами дьявольского культа, ведь состояние души этих людей, по сути дела, то же. Пусть изменились приемы, но цель осталась прежней.
Он пристально взглянул на Гиацинту и, решив, что история с ребенком ее достаточно тронула, отбросил всякое притворство и пошел ва-банк:
— Вот если бы ваш муж поделился со мной сведениями о канонике Докре! — Гиацинта не проронила ни слова, но взгляд ее еще больше затуманился. — Правда, Шантелув догадывается о нашей связи и…
— Моего мужа наши отношения не касаются. Да, он страдает, когда я ухожу. Сегодня ему тоже было не по себе, он ведь знал, куда я собираюсь. Но я не признаю никакого права на запреты ни за ним, ни за собой. Как и я, он волен идти, куда ему заблагорассудится. Я должна вести хозяйство, блюсти наши общие интересы, проявлять заботу, любить своего мужа, — все это я исполняю, причем от чистого сердца. В остальном же я сама себе хозяйка, и моя личная жизнь его не касается, как, впрочем, и никого другого, — сказала, как отрезала, Гиацинта.
— Уж очень куцую роль вы отводите мужу, — невольно вырвалось у Дюрталя.
— Знаю, в моем кругу этих мыслей не разделяют. По-видимому, вам тоже они не по нраву. В первом браке мне стоило немалых сил и нервов отстоять этот мой взгляд на семейные отношения, однако у меня железная воля, и я подчиняю себе тех, кто меня любит. Кроме того, я ненавижу ложь. Когда через несколько лет совместной жизни я влюбилась в другого, то откровенно рассказала обо всем мужу…
— Осмелюсь спросить, как он воспринял ваше признание?
— Поседел за одну ночь и, так и не смирившись с тем, что называл предательством с моей стороны, наложил на себя руки.
— Вот как? — воскликнул Дюрталь, сбитый с толку холодной невозмутимостью этой непредсказуемой женщины. — А если бы он сперва вас задушил?
Пожав плечами, она аккуратно, двумя пальцами, сняла с платья кошачий волосок.
— Как бы то ни было, — заметил он, помолчав, — теперь вам живется вольготнее, ваш второй муж, похоже, более покладист и…
— Оставьте, пожалуйста, моего второго мужа в покое. Шантелув прекрасный человек, достойный лучшей жены. Он заслуживает только добрых слов, и я его люблю, насколько это в моих силах. Давайте сменим тему, у меня и так из-за нашей связи хватает осложнений с духовником, который не допускает меня к причастию.
Дюрталь взглянул на нее и увидел совсем иную Гиацинту — суровую, неуступчивую, — такой он ее не знал. У нее даже не дрогнул голос, когда она упомянула о самоубийстве первого мужа. Ей как будто и в голову не приходило хоть немного усомниться в своей правоте. Она оставалась холодной и непреклонной, а ведь только что рассказ Дюрталя о его мнимом отцовстве явно ее тронул. Хотя кто знает, может, она, как и он, ломала комедию?
Беседа принимала неожиданный оборот. Дюрталь искал предлог вернуться к сатанисту Докру.
— Довольно об этом, — сказала высеченная изо льда женщина, улыбнулась и, мгновенно превратившись в прежнюю Гиацинту, подошла к Дюрталю.
— Но если из-за меня вас отлучили от причастия…
— Ну вот, а вы переживали, что вас не любят! — перебила Гиацинта и покрыла поцелуями его глаза.
Дюрталь из вежливости обнял ее, но, почувствовав, как она дрожит, благоразумно отстранился.
— У вас такой строгий духовник?
— Да, он человек требовательный, старого закала. Впрочем, я нарочно такого выбрала.
— Будь я женщиной, то выбрал бы, наверное, духовника доброго и снисходительного, который не копался бы слишком уж придирчиво в моих грехах. Пусть бы он проявлял терпимость, поддерживал мои порывы к покаянию, осторожно вытягивал из меня признания в неблаговидных поступках. Правда, тогда есть опасность влюбиться в своего духовника, а, окажись он человеком нестойким, тогда…
— Но это все равно что кровосмешение, ведь священник — духовный отец, и к тому же святотатство — на священнике почиет Божья благодать. Ах, как меня все это возбуждало! — воскликнула она вдруг страстно, словно в ответ на какую-то тайную мысль.
Дюрталь пристально взглянул на Гиацинту. В ее удивительных близоруких глазах вспыхивали искры. Он явно угодил, сам того не желая, в больное место.
— Скажите, — Дюрталь улыбнулся, — вы по-прежнему обманываете меня с моим призрачным двойником?
— О чем это вы?
— По ночам вас продолжает посещать инкуб в моем обличье?
— Нет, теперь у меня есть вы — настоящий, из плоти и крови. Зачем же мне вызывать в воображении ваш образ?
— Из вас вышла бы восхитительная сатанистка!
— Вполне возможно, ведь я близко знала стольких священников!
— Мои поздравления. — Дюрталь склонил голову. — Но сделайте одолжение, ответьте откровенно, вы знакомы с каноником Докром?
— Конечно!
— И что он за человек? Мне о нем все уши прожужжали!
— Кто?
— Жевинже, Дез Эрми.
— Так вы знакомы с астрологом! Да, он прежде встречался с Докром в нашем доме, но я не знала, что каноник как-то связан с Дез Эрми, они бывали у нас в разное время.
— Да он не связан. Дез Эрми его никогда не видел, лишь слышал о нем от Жевинже. Вообще есть ли хоть доля истины во всех этих обвинениях в святотатстве, которые предъявляют Докру?
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- О Маяковском - Виктор Шкловский - Классическая проза
- Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 2. - Иван Гончаров - Классическая проза
- Онича - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Классическая проза
- Чужеземная душа - Ги Мопассан - Классическая проза