Жанлис Мадлен Фелисите
Любезный Король
(Сія новая историческая повѣсть Госпожи Жанлисъ лучше многихъ романическихъ сказокъ ея.)
Щастливъ Монархъ, умѣющій заслуживать краснорѣчивую хвалу великихъ Писателей! Еще блаженнѣе тотъ Государь, котораго славятъ языкомъ простымъ и неискуснымъ! Похвалы, гремящія въ Академіяхъ и Лицеяхъ, не слышны внѣ городовъ. Остроумныя рѣчи и прекрасные стихи не удивятъ никогда многочисленныхъ жителей сельскихъ, и не могутъ имъ бытъ даже растолкованы; земледѣльцы не умѣютъ цѣнитъ творенія Генія: они умѣютъ только чувствовать благодѣяніе. Блескъ геройства не ослѣпляетъ ихъ: они его не видятъ. Не земледѣльцы, не пастыри даютъ Царямъ имя Великихъ; но только они могутъ называть ихъ Добрыми или Отцами народа. Сіи люди простодушные судятъ о Государѣ по ихъ состоянію, и дѣлаютъ его безсмертнымъ своею благодарностію. Они не сочиняютъ похвальныхъ словъ; не вырѣзываютъ на мѣди и на золотѣ; не умѣютъ даже и писать — но ихъ стонъ или благословеніе доходитъ до потомства вѣрнѣе книгъ и монументовъ, разрушаемыхъ временемъ, истребляемымъ войною. Статуя Генрика IV разсыпалась подъ ударами варваровъ; но еще слышенъ гласъ народный, благословляющій память его. Ничто не можетъ заглушитъ сего священнаго гласа, умилительнаго или страшнаго. Онъ есть вѣчный органъ истины; его слушаетъ Историкъ, и въ немъ заключается особенная исторія Царей добрыхъ, которая лучше всего изображаетъ ихъ. Въ сихъ народныхъ преданіяхъ забыты подвиги великіе и славные, но въ цѣлости сохранены дѣла человѣколюбія и добродушія. Довольно для нашей любви сердечной; a что безъ любви удивленіе? Чувство безплодное и нерѣдко бѣдственное, ибо оно почти всегда раждаетъ зависть и злобу. Великимъ людямъ всего нужнѣе добродушіе: естьли они не плѣняютъ сердецъ, то бываютъ предметомъ несправедливости и злословія.
Генрикъ IV былъ великъ и любимъ. Онъ насладился рѣдкимъ щастіемъ въ свѣтѣ: полною славою (ибо любовь не имѣетъ зависти и не оспориваетъ достоинствъ); заслужилъ имя Великаго, и народъ именовалъ его добрымъ своимъ Генрикомъ. Малербъ и Вольтеръ славили Героя, a сельскіе жители еще и нынѣ, Въ праздничные дни, поютъ веселую пѣсню; сочиненную для него ихъ предками… Не могу ли и я присоединитъ слабаго голоса моего къ голосамъ сельскимъ? Для изъясненія любви и благодарности талантъ не нуженъ: надобно только чувствовать и любитъ.
Генрикъ IV, будучи Королемъ Наварскимъ, видѣлся въ Сен-Мексанѣ съ тещею своею, Екатериною Медицисъ, которая вмѣстѣ съ его супругою, Маргаритою Валуа, требовала, чтобы онъ удалилъ отъ Двора д'Обинье, насмѣшливаго, злословнаго и не рѣдко тщеславнаго, но умнаго, храбраго, чувствительнаго, душевно привязаннаго къ Королю и всегда имъ недовольнаго. Политика заставляла тогда Генрика уважать Екатерину; однакожъ ему не хотѣлось согласиться на ея требованіе. Что сдѣлалъ вамъ бѣдный д'Обинье? говорилъ онъ. — «Что сдѣлалъ? написалъ ѣдкую сатиру на меня и дочь мою.» — Не удивляюсь. — «По чему же?» — По тому что онъ на всѣхъ пишетъ сатиры: y него такой вкусъ. — «Прекрасное извиненіе!» — Развѣ д'Обинье не бранилъ меня за то, что я въ знакъ дружбы подарилъ его своимъ портретомъ? Другой не зналъ бы, какъ благодаритъ Короля за такую милость; a стихотворецъ нашъ отплатилъ мнѣ эпиграммою. Въ другой разъ, будучи въ моей спальнѣ вмѣстѣ съ Лафорсомъ, и думая, что я сплю, онъ сказалъ въ полголоса: Генрикъ есть самой неблагодарной человѣкъ въ свѣтѣ. Лафорсъ не вслушался, и спросилъ, что онъ говоритъ? Я приподнялъ голову и повторилъ слова его. Д'Обинье испугался; но мы остались друзьями! — «Какъ можете терпѣть такую наглую дерзость?» — Онъ нѣсколько разъ хотѣлъ умереть за меня. Любовь и почтеніе не перемѣняютъ характера: онъ ядовитъ на словахъ, но любитъ меня сердечно. — «А насъ ненавидитъ. Дозволите ли подданному явно смѣяться надъ вашею супругою и тещею? Однимъ словомъ, я требую, чтобы вы сослали его» — Не могу отказать Вашему Величеству; но…. «Требую непремѣнно.» — Признаюсь, что я не люблю ссылки. Не лучше ли хорошенько побранить его, a тамъ — простить? — «Простить? какая слабость!» — Что дѣлать? сердце мое любитъ прощать. — «Надобно обуздывать сердце.» — Для чего же не наслаждаться такимъ истинно царскимъ удовольствіемъ. — «Не льзя царствовать тому, кого не боятся.» — Не должно царствовать тому, кого не любятъ — «Однимъ словомъ, хотите ли исполнитъ волю мою? сказала Екатерина съ великою досадою и съ повелительнымъ видомъ… Генрикъ задумался, и черезъ минуту отвѣчалъ: «Ваше желаніе исполнится. Завтра объявлю торжественно, что д'Обинье удаленъ отъ Двора». Королевы обрадовались; изъявили Генрику живѣйшую благодарность, соразмѣрную ихъ ненависти къ д'Обинье, и въ тотъ же денъ уѣхали изъ Сен-Мексана.
На другой денъ, послѣ обѣда, Король въ присутствій всѣхъ знатныхъ сказалъ бѣдному д'Обинье, что Королевы на него жалуются, и что онъ приказываетъ ему немедленно оставитъ Дворъ. Д'Обинье изумился — минуты черезъ двѣ вышелъ изъ залы, будучи внѣ себя отъ досады — возвратился домой, велѣлъ людямъ своимъ готовиться къ отъѣзду и бросился на кресла… «Таковы Государи!» думалъ онъ въ своемъ огорченіи: «можноли вѣритъ любви ихъ? А Генрика еще хвалятъ 5 называютъ добродушнымъ, твердымъ!.. Онъ таковъ же, какъ и другіе!.. A я любилъ его!… Вчера онъ ласкалъ меня, a нынѣ выгналъ, и еще въ присутствіи всего Двора!… И единственно для того, что двѣ женщины, которыхъ онъ не любитъ и презираетъ, хотятъ моей ссылки!.. Развѣ надобно для сохраненія его милости, хвалитъ Варѳоломеевское кровопролитіе и поведеніе недостойной Маргариты, которая дѣлаетъ стыдъ и безчестіе супругу?… Не самъ ли Генрикъ изъявлялъ мнѣ свое омерзѣніe къ жестокосердію злобной и властолюбивой тещи своей? не открывалъ ли мнѣ за тайну, что хочетъ развестись съ Маргаритою?… A теперь вѣрнѣйшимъ подданнымъ и другомъ своимъ жертвуетъ ненависти сихъ Королевъ, его извѣстныхъ непріятельницъ?.. Нѣтъ, онъ никогда не любилъ меня!.. A кто могъ бы вообразитъ, что подъ видомъ такого любезнаго добросердечія, такой благородной откровенности, гнѣздится лукавство и притворство?»
Въ сію минуту явился посланный отъ Короля, сказать удивленному д'Обинье, что Генрикъ желаетъ ночью съ нимъ видѣться. Онъ былъ въ душѣ своей такъ озлобленъ, что сіе странное повелѣніе казалось ему знакомъ новаго нещастія. Гордый д'Обинье вообразилъ, что Королб хочетъ лишитъ его свободы, но не смѣетъ на то отважиться днемъ. Ему пришло на мысль спастись бѣгствомъ; однакожъ, подумавъ, д'Обинье рѣшился исполнитъ Королевскую волю и внутренно хвалился такою смѣлостію. Въ восемь часовъ вооружился съ головы до ногъ; взялъ шпагу, кинжалъ и два пистолета; завернулся въ плащъ, вручилъ Небу судьбу свою и пошелъ. У Дворца ожидалъ его человѣкъ, который велѣлъ ему итти за собою, не говорилъ болѣе ни слова, и велъ д'Обинье по темнымъ, узкимъ коридорамъ. Сія таинственность увеличила его безпокойство; ужасныя мысли, пугая воображеніе, казались ему бѣдственнымъ предчувствіемъ. Скоро жалкому д'Обинье послышалось, что вооруженные люди идутъ къ нимъ на встрѣчу: онъ невольно затрепеталъ, остановился и выхватилъ пистолетъ… Вожатой, не примѣтивъ того, шелъ впередъ, и Герой нашъ остался одинъ въ коридорѣ; минуты черезъ двѣ, не видя никого, съ нѣкоторымъ стыдомъ спряталъ пистолетъ, и долженъ былъ итти ощупью. Проводникъ возвратился къ нему съ факеломъ, и ввелъ его наконецъ въ комнаты. Генрикъ встрѣтилъ его съ распростертыми объятіями и засмѣялся. Д'Обинье долженъ былъ стыдитъся своихъ подозрѣній, взглянувъ на веселое лицо Короля. «Не правда ли, другъ мой,» — сказалъ ему Генрикъ — «что тебя вели сюда какъ щастливаго любовника?…Ваше Величество! отвѣчалъ д'Обинье; я щастливѣе всѣхъ любовниковъ на свѣтѣ, видя, что Государь не лишилъ меня своей милости. — „Ты конечно угадалъ истину, сказалъ добродушный Монархъ: вдовствующая Королева ненавидитъ тебя; надлежало исполнитъ ея требованіе или поссориться съ нею: чего не льзя мнѣ теперь сдѣлать безъ великой опасности для всѣхъ друзей нашихъ. И такъ я далъ слово удалитъ тебя; она повѣрила, что могу жертвовать ей другомъ: не мудрено — Екатерина не знаетъ меня.“ — Ваше Величество! весь Дворъ считаетъ меня въ немилости. — „Нѣтъ, Морней, Биронъ, Лафорсъ и Крильйонъ не повѣрили тому; за что я искренно благодаренъ имъ; они отдали справедливость и мнѣ и тебѣ. Заслуги твои начертаны въ моемъ сердцѣ: я знаю цѣну вѣрности. Любезной другъ! мы всякой вечеръ будемъ видѣться; ты долженъ ночевать у меня, а днемъ скрываться. Это продолжится мѣсяцевъ шесть, послѣ чего снова явишься при Дворѣ.“ — И такъ Ваше Величество увѣрены, что не начнете войны прежде шести мѣсяцевъ? Въ противномъ случаѣ никакая ссылка не помѣшаетъ мнѣ и въ день быть съ вами. Но чѣмъ же укоряетъ меня Королева? — „Великою нескромностію: ты искренно говорилъ объ ней.“ — Ей надлежало бы извинитъ меня. Люди, которые служатъ Вашему Величеству, привыкли говоритъ истину. — „Мнѣ можно безъ досады слушать ее; но она весьма оскорбительна для Государей малодушныхъ. Д'Обинье! будь осторожнѣе, оставь въ покоѣ Королеву. Эпиграммы ничего не доказываютъ. Одна страница Исторіи, хладнокровно написанная, изобразитъ Екатерину лучше всѣхъ ѣдкихъ сатиръ твоихъ.“
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/5/2/0/6/1/152061.jpg)