Читать интересную книгу Следы на песке - Джудит Леннокс

— Я очень рада, что вы зашли, Фейт. Я намеревалась поговорить с вами.

Фейт сделала такое резкое движение ложкой, что чай выплеснулся на блюдце.

— О вчерашнем вечере?

Элеонора положила ноты на табурет.

— Простите, дорогая?

— Вы хотели поговорить со мной о том, что сказали Джейку?

Элеонора выглядела озадаченной.

— Я хотела поговорить с вами о Гае. Было бы лучше, если бы вы не отнимали у него столько времени, Фейт, — сказала она негромким доверительным тоном. — Понимаете, он так занят и так устает. Поскольку сам он ничего вам не скажет, я должна сделать это вместо него. Вы ничего не имеете против, Фейт?

Сердце Фейт заколотилось.

— Разве я отнимаю у него время? — растерянно переспросила она.

— Да. Гай знает, насколько вы зависите от него. Он чувствует себя обязанным заботиться о вас.

«Гай чувствует себя обязанным заботиться». Фейт сидела молча и неподвижно. Ее лицо горело. Она вспомнила, как Гай успокаивал ее, когда она думала, что сошла с ума, как он нес на вокзал ее сумки, как лечил раненую собаку.

— Он чувствует, что должен вернуть долг вашей семье, — добавила Элеонора. — Он знает, как тяжело вам адаптироваться к жизни в Англии. Иногда я думаю, — она коротко рассмеялась, — что это чувство долга… его совесть… огромное бремя для него.

Странно, как несколько слов могут представить прошлое совсем в другом свете. Впервые Фейт увидела себя неудачницей, человеком, заслуживающим жалости.

— У Гая нет никаких обязательств по отношению ко мне, — прошептала она. — Никаких.

— Еще чаю, Фейт? Нет? А я, пожалуй, выпью еще чашечку. — Элеонора налила молока из кувшина. — Понимаете, Гай часто увлекается, поддается порывам. Я боюсь, что его довольно легко увлечь.

Фейт заставила себя посмотреть в эти непрозрачные темные глаза.

— Что вы хотите сказать, Элеонора?

— Ну… — Она снова коротко усмехнулась. — Мне трудно говорить об этом. Жене тяжело признаваться в том, что ее муж может быть в некотором отношении… слаб.

Казалось, что в большой просторной гостиной не хватает кислорода. Фейт захотелось немедленно уйти.

— Я понимаю, Фейт, что ваши принципы — принципы вашей семьи — отличаются от моих, — продолжила Элеонора. — Наверное, вы считаете меня старомодной брюзгой.

Опять этот короткий смешок.

— Нет. Нет, конечно. — Фейт сглотнула слюну. — На самом деле, я всегда восхищалась вами, Элеонора. Но я не понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите о «принципах моей семьи».

— Неужели не понимаете?

Фейт сообразила, что попала в ловушку.

— Вы намекаете… на моего отца?

Элеонора молча пила чай.

— Вы ошиблись, Элеонора, — гневно сказала Фейт. — То, о чем вы вчера рассказали Джейку, не может быть правдой.

— Это правда. — Голос Элеоноры стал резким. — О, это правда. Может быть, я не так опытна, как вы, мисс Мальгрейв, но, уверяю вас, я не ошиблась в том, что видела. И решила, что лучше предупредить Джейка. Развод — такая постыдная вещь, не так ли? Хотя, быть может, в чем-то я ошибаюсь. Быть может, Мальгрейвы смотрят на это иначе. Французы, кажется, не осуждают внебрачных связей. А ваша семья так много путешествовала…

Фейт встала, пытаясь унять дрожь в ногах. Но Элеонора положила руку ей на плечо и усадила обратно в кресло.

— Я верю в постоянство и преданность, мисс Мальгрейв. И в силу духа. — Элеонора смотрела на Фейт предостерегающе, ее голос был негромок, но тверд. — И Гай тоже верит в это. Разница между нами в том, что его можно увлечь, ввести в заблуждение. Жить так, как живет ваша семья, для него было бы невозможно. Он бы разрывался на части. Ему нужна моя забота и порядок, который я создала для него. Возможно, Гай не понимает, насколько ему это необходимо, но это так. Он любит свою работу и своего сына. Он думает, что мог бы предпочесть другой образ жизни, но если он потеряет все то, что дала ему я, он погибнет. Видите ли, — Элеонора повернулась, и Фейт впервые заметила холодную неприязнь в ее глазах, — видите ли, я хорошо его знаю.

Голос Фейт был спокойным, негромким.

— А вы любите его?

Элеонора приподняла брови.

— Я уже устала объяснять вам, мисс Мальгрейв, что это не ваше дело.

Фейт собрала всю свою храбрость.

— Возможно, это не мое дело, Элеонора, но оно должно быть вашим.

Самообладание Элеоноры улетучилось.

— Как вы смеете! Как смеет кто-то вроде вас вмешиваться в мои дела! — Элеонора встала. — Я думаю, вам следует уйти, мисс Мальгрейв. И запомните: ни вы, ни один член вашей семьи больше не переступит порог этого дома.

После того как Тьери привез ее обратно в Комптон-Деверол, Николь старалась быть хорошей женой. После обеда она отдыхала, как было предписано доктором: сидела на диване, играла с котенком, которого подарил Тьери, и читала романы. Она даже попробовала вязать детские вещи — она слышала, что именно этим должны заниматься будущие матери, — но петли сползали со спиц, а пряжа запутывалась. Когда к концу недели получился примерно дюйм дырявого грязно-серого полотна, Лаура Кемп тактично забрала у нее сумочку с рукоделием и сама связала детскую кофточку.

Николь пыталась развлечь себя, но на самом деле ужасно скучала. В школе для девочек, размещенной в Комптон-Девероле, были летние каникулы, поэтому в огромном, отдающем гулким эхом доме не было никого, кроме нее самой, экономки и Лауры. Экономка была глуха, а Лауре приходилось проводить много времени в саду и огороде, потому что, если бы она этого не делала, они остались бы голодными. Время от времени с аэродрома в Боском-Дауне приезжал Тьери. Он играл с Николь в карты и возил ее на машине на прогулки по окрестным местам. От Дэвида ничего не было слышно с мая.

Огромный живот давил ей на ребра, и все время болела спина. Сжав зубы, Николь терпела все это и не жаловалась. Фейт она писала длинные письма:

«Я похожа на кита… Я больше не могу принимать ванну — нужен подъемный кран, чтобы погрузить меня туда и вытащить обратно».

Николь проводила время, играя на фортепьяно и бродя по дому и саду. Но предки Дэвида неодобрительно наблюдали за ней с темных портретов с потрескавшейся от времени краской, и история этого дома, поначалу казавшаяся ей такой романтичной, начинала угнетать ее. Бежать отсюда было некуда, учитывая, как неискоренимо вжились Кемпы в это место. Их эмблема — три звезды и довольно грозного вида грифон — была выгравирована на столовом серебре, вырезана на каминной полке, и ее можно было разглядеть, уже выцветшую, на потолке большого зала. Внутри этих старинных стен Николь чувствовала себя скованной, подавленной, попавшей в капкан.

Она вернулась к попыткам сосчитать все окна в доме. Ежедневно она медленно обходила все здание. Николь сказала себе, что если число окон будет четным, родится мальчик и тогда она оправдает надежды Дэвида, и все будет хорошо. Но сколько бы она ни старалась, ответ никогда не сходился.

Родильный дом, в котором Лаура заказала для нее место, прислал ей брошюру под названием «Ваш ребенок». Открыв ее, Николь увидела краем глаза ужасный рисунок и немедленно захлопнула. Крестьянские женщины в деревнях Средиземноморья рожали детей, не читая книг; Николь решила поступить так же. Когда Лаура пыталась поговорить с ней о предстоящих родах, она притворялась, что слушает, но на самом деле думала о чем-нибудь приятном, например, о лошадях или о музыке. Она знала, что надо собрать вещи для родильного дома, но не спешила. Ей было неприятно даже думать об этом, и потом, до срока оставалось еще три недели.

Лаура собралась в Солсбери за покупками. Николь намеревалась поехать с ней, но было слишком жарко, и мысль о поездке в душном, битком набитом автобусе была невыносима. Лаура внимательно посмотрела на нее и спросила, как она себя чувствует — покупки можно было отложить до завтра, — но Николь улыбнулась и заверила, что все в порядке. Она не сказала Лауре, что чувствует себя как-то странно, не то чтобы плохо, но странно, и что боль в спине проявлялась сегодня сильнее, чем обычно. Глубокая, пульсирующая боль. Она помахала Лауре вслед и пошла обратно в дом. Побродив по комнатам, она дошла до детской, где стояли колыбелька, детская ванночка и кресло. Николь решила, что комната выглядит довольно уныло, вспомнила о купленной в Лондоне картине, отыскала ее в своем ящике и, вбив гвоздь, повесила на стену. Яркие цвета, розовые, оранжевые и золотые, сделали комнату чуть веселее. В сундуке на лестничной площадке она обнаружила несколько отрезов материи — шелка, атласа и чудесной старинной парчи — и задрапировала колыбельку и окно. Потом пошла в сад, собрала охапку роз и расставила их в вазах по всей комнате.

К тому времени, когда Николь закончила украшать детскую, боль в спине усилилась. Спускаясь по лестнице вниз, она вынуждена была останавливаться и хвататься за перила, потому что боль нарастала, закручиваясь, как пружина, готовая распрямиться в любой момент. Николь заметила, что с каждым приступом живот напрягается и твердеет. Все ли с ней в порядке? Бросив взгляд на часы, она увидела, что сейчас полдень. Лаура сказала, что вернется к трем. Внезапно почувствовав себя очень одинокой, Николь решила разыскать экономку, но, пройдя по всем комнатам, так и не нашла ее. В столовой она обнаружила, что, стол к обеду накрыт на одного человека: холодная телятина, пирог с ветчиной и салат на блюде под крышкой. Рядом лежала записка: «Десерт в кладовой». Николь совсем забыла, что у экономки сегодня выходной.