– Ты действительно так считаешь?
– Конечно. – Шон лихорадочно придумывал, что бы еще сказать. – У тебя очень подходящая фигура, э-э, для этого.
Вправив руку и пальцы, Маграт наложила ему шины, работая методично и используя в качестве бинтов полоски шелка. С Диамандой все было не так просто. Маграт долго промывала, зашивала, бинтовала, а Шон сидел и наблюдал за ней, стараясь не замечать обжигающе ледяную боль в руке.
И все время повторял:
– Они просто смеялись и резали ее. А она даже не пыталась убежать. Они словно играли.
Маграт почему-то посмотрела на Грибо, которому хватило воспитанности принять смущенный вид.
– Острые ушки и шерстка, которую хочется погладить, – промолвила она едва слышно. – И они способны очаровывать. А когда они довольны, то издают приятные звуки.
– Что?
– Просто думаю вслух. – Маграт встала. – Ладно. Я разведу огонь, принесу пару арбалетов и заряжу их для тебя. А ты держи дверь закрытой и никого не впускай, слышишь? Если же я не вернусь… попытайся уйти туда, где есть люди. Поднимись к гномам на Медную гору. Или к троллям.
– А ты?…
– А я попробую выяснить, что произошло с остальными.
Маграт открыла принесенный из арсенала мешок. Там лежал шлем. С крылышками, что сразу же показалось Шону крайне непрактичным[32]. Кроме шлема в мешке лежали кольчужные перчатки и отборное ржавое оружие.
– Но там, наверное, полно этих тварей!
– Лучше там, чем здесь.
– А ты умеешь драться?
– Не знаю. Никогда не пробовала.
– Но можно остаться здесь, и рано или поздно кто-нибудь обязательно придет.
– Боюсь, так оно и будет.
– Э-э, может, не стоит все-таки?
– Стоит. Завтра я выхожу замуж. Так или иначе.
– Но…
– Заткнись!
«Ее убьют, – подумал Шон. – Мало поднять меч. Нужно еще знать, каким концом воткнуть его во врага. Нести караул должен я, а убьют ее…
Но…
Но…
Одному эльфу она всадила стрелу прямо в глаз через замочную скважину. У меня бы так не получилось. Сначала я бы крикнул что-нибудь типа „Руки вверх!“. Но они стояли на ее пути, и она устранила помеху.
И все равно она погибнет. То, что смерть ее будет геройской, ничего не меняет.
Жаль, что рядом нет мамы».
Маграт скатала остатки подвенечного платья и засунула их в мешок.
– У нас есть лошади?
– Во дворе… лошади эльфов, госпожа. Но вряд ли тебе удастся обуздать этих тварей.
А вот этого говорить не следовало.
Лошадь была черной и гораздо крупнее обычной, человеческой лошади. Она покосилась на Маграт красным глазом и попыталась приподняться на задних ногах, чтобы как следует лягнуть ее.
Маграт удалось забраться на скотину только после того, как она привязала все ее копыта к кольцам на крепостной стене, после чего лошадь словно подменили. Как будто ее хорошенько взгрели плеткой – она беспрекословно подчинялась любым командам.
– Это все железо, – сказал Шон.
– Что оно с ними делает? Оно же не раскаленное, не заколдованное…
– Не знаю, госпожа. Они будто бы коченеют. Или вроде того.
– Опусти за мной решетку.
– Госпожа…
– Хочешь попытаться отговорить меня?
– Но…
– Тогда заткнись.
– Но…
– Помню одну народную песенку. Там примерно то же самое случилось, – хмыкнула Маграт. – Королева Фей украла у одной девушки жениха, так вот, девчонка та не стала сидеть и хныкать, а вскочила на лошадь и спасла своего любимого. Я собираюсь сделать то же самое.
Шон попытался улыбнуться.
– Ты собираешься петь?
– Я собираюсь драться. У меня есть за что драться. А другие методы, похоже, не действуют.
Шон хотел крикнуть: «Но это не одно и то же! Здесь настоящая битва, настоящая кровь, все совсем не так, как поется в народных песнях! В реальной жизни ты умираешь! А в народных песнях главное не забыть заткнуть одно ухо пальцем и помнить, когда вступает хор! В реальной жизни веселый припевчик тебя не спасет!»
Но на самом деле он сказал:
– Только, госпожа, если ты не вернешься…
Маграт повернулась в седле.
– Я вернусь.
Пришпорив вялую лошадь, она вскоре скрылась за подъемным мостом.
– Удачи! – крикнул Шон ей вслед.
После чего опустил решетку и вернулся в центральную башню, где на кухонном столе лежали три заряженных арбалета.
Там же лежала книга по боевым искусствам, специально заказанная королем.
Он раздул огонь, повернул стул так, чтобы сидеть лицом к двери, и нашел в книге часть, где описывался ускоренный курс обучения.
Маграт была ровно на полпути к городской площади, когда действие адреналина закончилось и ее нагнала старая жизнь.
Она окинула взглядом доспехи, лошадь… «Я совсем чокнулась, – подумала она. – А все это проклятое письмо. Кроме того, я была напугана. Решила показать всем, из чего сделана. И скоро все это узнают. Я сделана из разных трубочек и лиловых, похожих на желе кусков. С теми эльфами мне просто повезло. Кроме того, я действовала не размышляя. А стоит мне задуматься, и все перестанет получаться. Вряд ли мне еще раз так повезет…» Везение? Удача?
Маграт с тоской вспомнила мешок с амулетами и талисманами, ныне покоящийся на дне реки. На самом деле удачи они ей ни разу не принесли, но, может, именно благодаря этим самым амулетам жизнь ее протекала достаточно ровно и спокойно, тогда как сейчас…
Огней в городе почти не было видно, но многие ставни, несмотря на ночное время, были настежь распахнуты.
Копыта лошади громко стучали по булыжникам. Маграт вглядывалась в тени. Раньше они были обычными тенями, но теперь превратились во врата, ведущие в иные, жуткие миры.
Со стороны Пупа накатывались горы облаков. Маграт поежилась.
Такого она никогда не видела. Это была настоящая ночь.
Ночь опустилась на Ланкр, странная ночь. Это было не просто отсутствие дня, охраняемое луной и звездами, но продолжение чего-то, что существовало задолго до появления своей противоположности, света. Оно вылезало из-под корней деревьев, из-под камней и кралось по земле.
Мешок с тем, что раньше казалось Маграт обязательными ведьмовскими атрибутами, лежал на дне реки, но Маграт вот уж как десять лет была ведьмой, а потому мигом уловила пропитавший все вокруг ужас.
Люди многое забывают. Но общества помнят все – и рои помнят, кодируют информацию, чтобы ее пропустили цензоры разума, чтобы она передавалась от бабушки к внуку в виде какой-нибудь чепухи, которую никто и не пытается забыть. Иногда истина сохраняет себе жизнь самым замысловатым образом, несмотря на все усилия официальных хранителей информации. Как раз сейчас в голове Маграт соединялись древние фрагменты единой картины.
В горах высоких, в долинах глубоких…
От духов, от призраков, от тварей ночных…
Мама-мама не велит…
Странный народец живет…
От тех, что рыщут во тьме кромешной…
С феями в лесу играть…
Маграт сидела на лошади, которой ни капельки не верила, сжимала в руке меч, которым не умела пользоваться, а разная чепуха все лезла и лезла ей в голову, постепенно приобретая смысл.
Они крадут скот и детей…
Пьют молоко…
Любят музыку и воруют музыкантов…
На самом деле они воруют все…
Мы никогда не станем такими же свободными, как они, такими же красивыми, как они, такими же умными, как они, таким же легкими, как они; мы – животные.
Холодный ветер шелестел листьями в растущем неподалеку лесу. В этом лесу всегда было приятно побродить ночью, но сейчас он изменился. У деревьев появились глаза. Ветер будет доносить далекий смех.
Они забирают все.
Маграт заставила лошадь перейти на шаг. В каком-то доме с шумом захлопнулась дверь
А взамен дают только страх.
На другой стороне улицы громко стучал молоток. Какой-то мужчина что-то прибивал к двери. Увидев Маграт, он в ужасе метнулся в дом.
На двери покачивалась подкова.
Спешившись, Маграт надежно привязала лошадь к дереву. Но на ее стук никто не ответил.
Кто же здесь жил? Ткач Возчик или пекарь Ткач?
– Откройте. Это я, Маграт Чесногк!
Рядом с порогом стояло что-то белое. Миска со сливками.
Маграт снова подумала о Грибо. Вонючем, ненадежном, злобном и мстительном котяре, который так приятно мурлыкал и каждый вечер получал миску молока.
– Ну же! Открывайте!
Через некоторое время засовы отодвинулись, и в очень узкой щели появился глаз.
– Да?
– Ты ведь пекарь Возчик?
– Нет, я – кровельщик Ткач.
– Тебе известно, кто я?
– Госпожа Чесногк?
– Открывай!
– А ты одна, госпожа?
– Да.
Щель расширилась до размеров Маграт.
В комнате горела одна-единственная свеча. Ткач пятился от Маграт, пока не уперся в стол. Приподнявшись на цыпочки, Маграт заглянула ему за плечо.