Что-то едва уловимо промелькнуло. Будто тень догадки, которую необходимо срочно ухватить за хвост, чтобы не упустить и вытащить на свет трепещущую живую мысль.
Ну конечно же! Позор им всем, всем троим. Они сами нисколько не лучше всех этих студентов вместе и по отдельности взятых. Простая идея, которую следовало бы проверить в первую очередь.
Хотя стоп, «чертовщиной» все же попахивает. Или нет, не такой уж и антинаучной. Но голову терять не след, они уже столько всего перепробовали, что и это может вполне оказаться очередной пустышкой. Скорее всего, так и будет, ведь не может же быть все так просто, все так на поверхности.
Но, несмотря на попытки успокоиться, все существо рвалось прямо вон из душной аудитории. Но еще целых десять минут. Еще долгих десять минут.
Да к черту!
— На сегодня все. В следующий раз пойдем дальше.
И пулей выскочил из аудитории, на ходу выдергивая из кармана мобильник и набирая номер Мартинсона.
— Я не уверен, но почему бы и нет…
Захлебываясь от нетерпения и быстрого шага, он сбивчиво объяснил суть своей теории, все больше и больше убеждаясь в ее справедливости.
— Да не может быть, — усомнился Мартинсон, — не знаю. Но проверить можно, попытка не пытка.
— Я уже в пути. Начинайте без меня. Скоро буду.
Маршрутка не подходила мучительно долго, а на самом деле прошло каких-то минуты три. Потом невыносимо медленно переключались светофоры, садились и выходили пассажиры. А в это время… Что происходило в это время в лаборатории? Несколько раз он проверял мобильник, но пропущенных звонков не было. В салоне стояла невыносимая духота, будто в парнике, ослепительно било солнце. Митин распахнул куртку, но все равно порядком вспотел. Наконец, маршрутка остановилась у НИИ.
Не обращая внимания ни на кого и ни на что, Митин влетел на четвертый этаж. В лаборатории спокойно сидел и потягивал чай Михеев.
— Разочарую, коллега, время течет так же ровно как внутри образца, так и за его пределами.
— Как… Что?.. — не понял Митин. — Да вы хоть что с ним делали-то?
— Секундомер совали… — растерянно произнес Михеев.
Митин застонал и опустился на стул. Нет, они положительно были нисколько не умнее студентов.
— Да вы что, всерьез думаете, что течение времени повлияет на скорость вращения шестеренок внутри этой вашей железяки?
Михеев, похоже, и сам уже понял оплошность.
— А где Мартинсон?
— Скоро будет. Отошел на минутку. Ага, вот и он.
Грузно в комнату втиснулся Мартинсон. Митин повторил высказывание насчет шестеренок в железяке.
— А что ты нам предлагаешь? — воззрился на него Мартинсон, — атомный секундомер заказать? Да я даже и примерно не знаю, сколько он стоит. Вот тогда точно все раскроется. «А зачем им для изобретения лекарства понадобился атомный хронометр? А что-то здесь мутно. А вот не потому ли, что их коллега не так давно вернулся сами знаете, откуда? А вот запрячем-ка мы всю их троицу святую сами знаете, куда».
— А ведь он прав, — покачал головой Михеев.
Митин и сам это понимал, но отказаться от столь заманчивой, безумной и, в то же время, красивой именно в своем безумстве идеи не хотелось. Он нервно зашагал по комнате.
— Значит так… Нет… Нет, ускорение времени здесь не при чем. Иначе мы имели бы дело с преждевременным старением кожи, ткани и вообще всего, чего касался образец. Наверняка, этот механизм запускается только когда клетка посылает сигнал тревоги. И действует, должно быть, именно на поврежденные клетки. А когда клетка выздоровеет или новые вырастут, то подается «отбой». А, как? Годится?
— Всякая гипотеза может оказаться фактом, — пожал плечами Мартинсон, — проверить мы все равно пока ничего не можем. Но логика здесь присутствует. Только ускорение времени… не знаю, не знаю. На грани фантастики все это.
— А мгновенное заживление вообще — не на грани ли фантастики?
— Может, просто каким-либо образом ускоряет процессы восстановления, без искажения времени? — предположил Михеев.
— Это уже было, — вздохнул Митин, — если помнишь, мы тогда никаких излучений не зарегистрировали. Клетка сигнал испускала, а образец в ответ молчал. Иначе как бы он ей посылал приказы на ускоренное восстановление. Это не с клеткой напрямую он взаимодействует, а именно через время. А мы видим из своего времени все, что происходит, а там оно ускоряется в этот момент…
— Да понятно, понятно, — перебил его Мартинсон. — Только как это проверить? А на голой теории можно показать все, что угодно.
— А так, стройно получается, — сказал Михеев, — артефакт заживляет раны, но не регенерирует конечности и не сращивает их, так как они никогда и не сращивались, пройди хоть сто лет. Зато то, что заложено в организме от природы, начинает происходить в ускоренном темпе.
— Даже если это и так, то разочарую, — отозвался Мартинсон, — в наших поисках лекарства это окажется нисколько не полезно. Скорее, наоборот.
— Метастазы распространятся мгновенно…
— Именно.
— Да нет же, он разгоняет только поврежденную клетку, а раковые — это совсем другое, с чего бы их ускорять.
— Тоже верно…
— Можно повредить саму опухолевую ткань и понаблюдать за дальнейшим делением.
— А вот это дельная мысль.
— То есть, если процесс их деления будет ускоряться…
— … значит, моя гипотеза имеет право на существование.
— Но от поиска лекарства в этом направлении, скорее всего, придется отказаться.
— Именно.
Через неделю лабораторная крыса с раком головного мозга была распята на лабораторном столе. Мартинсон сделал усыпляющий укол. Потом крысе сбрили шерсть на голове, осторожно провели трепанацию.
— Клетки опухоли совсем еще молодые, — Мартинсон осторожно делал надрезы на пораженном мозге, Митин производил видеозапись, Михеев ассистировал у стола, — наблюдается нейроэпителиальные злокачественные образования. Глиома в лобной трети. Проводится…
Митин почувствовал, как мелко дрожат руки, подумал, что нужно было взять штатив. Но тогда была бы ограниченность в ракурсах…
— …и внедрение Образца номер 1 на поврежденные ткани головного мозга.
Мартинсон пинцетом (руки дрожали и у него, но не так заметно, как у Митина) положил микроскопическую частичку артефакта прямо в рану.
Датчики, еще секунду назад показывающие равномерную картину состояния крысы, вдруг будто взбесились. Давление подскочило до критического, пульс участился до 2000, частота дыхания — до 250. Что-то несомненно происходило. Крыса заметалась в своих зажимах, приходя в себя, но вдруг мелко затрепетала всем тельцем, выгнулась, замерла, словно в столбняке, задрожала еще сильнее и — расслабленно обмякла. Пульс быстро угасал, дыхание упало до нуля. Сердце ее не билось.
Повисло молчание. Такой бурной реакции никто не ожидал.
— Что там? — наконец, прервал паузу Митин, облизал губы.
— Надо делать снимки, пока определенно ничего сказать не могу, — Мартинсон отодвинулся от стола, уступив место за увеличительным стеклом, — но все же стоит взглянуть.
Митин наклонился над трупиком и не поверил своим глазам. Вся черепная коробка крысы была заполнена кровавой массой. Он ожидал какого угодно, но только не такого результата. Что-то в его теории снова не срасталось. Но реакция Образца № 1 оказалась поразительной: мозг крысы был практически уничтожен.
— А наш дружок не так прост, — заметил Мартинсон, — я-то думал, что он только порезы латать может, а он вон каких дел натворил, с ним ухо востро держать надобно. Не ровен час…
— … а я теперь совершенно ничего не понимаю, — покачал головой Митин.
— Эксперимент завершен в 11 часов 52 минуты… — Мартинсон зачитал на камеру стандартный текст процедуры.
Впрочем, одно было совершенно ясно: в поисках лекарства от рака Образец № 1 ничем помочь не может. По крайней мере, на настоящем этапе.
Но всех троих уже, кажется, вовсе перестала интересовать работа в направлении лекарства, они давно переключились на разгадку чудесных свойств таинственного артефакта. Мартинсон однажды так прямо и заявил:
— Баста, никакого снадобья человечество от нас не получит. Мы раскроем загадку дьявола, который спрятался в этом комочке!
— Почему же сразу дьявола? — поинтересовался Михеев. — Вполне может быть, что это Господь направляет и…
— Если б ты бывал в тех местах, откуда родом этот образец, то вряд ли приплел сюда Господа, — перебил его Мартинсон.
После этих слов Михеев только головой покачал:
— Если над одним образцом столько бьемся и столько чудесного в нем запрятано, не представляю, что нашли бы, отправься мы туда специально за артефактами.
— Как хотите, — прогудел Мартинсон, — а я туда больше ни ногой.
— Может быть, еще кто-то со мной захочет…