И наконец, мы подошли к главному из всех лалибельских чудес, церкви Святого Георгия.
Она стоит особняком, и подходя к ней, видно сначала только красную площадку. В центре ее — огромный провал, из которого вверх восстает огромный каменный крест, который и является крышей храма. Подойдя к краю ямы, видишь внизу храм в виде креста. В огромном колодце размерами 23 на 22 метра строители изваяли монолит, основание которого имеет в плане не прямоугольник, а правильный крест. Все творение как бы «утоплено» в поверхность земли, и с края лучше всего видна именно декорированная крыша.
Мы стали фотографировать все это сверху. С глубины 12-ти метров к нам поднялись священники в длинных церковных одеяниях, некоторые из них имели в руках кресты, сваренные из арматурного железа. Большинство церковников владело английским языком.
— Где ваши билеты? Почему фотографируете?
— Билеты для нас слишком дороги. Мы сделаем снимки на память и уйдем.
— Нельзя без билетов! Нельзя!
Антон снова принялся вразумлять, что брать плату за вход в храм не по-христиански.
— Какой вы нации, какой веры? — Спросил еще один поднявшийся снизу священник.
— Мы из России, православные мы. — В который раз отвечали мои товарищи.
— А, Православные?! Тогда заходите внутрь, вниз. Нет проблем.
— Можно бесплатно?! Неужели?!
— Да-да. Православным можно, заходите!
Еще не до конца веря в победу «науки», счастливчики, выстраиваемся гуськом за монахом и спускаемся по длинной каменной щели на глубину двенадцати метров в скалы. Щель упирается в вертикальную стену с дырой-пещерой, а в которую вмонтирована древняя деревянная калитка.
Я захожу в калитку последним, за моей спиной дверь захапывается. Священник запирает изнутри массивный засов и маска радушия слетает с его лица.
— А теперь мы вас не выпустим, пока не заплатите по 60 долларов с носа!
— Это что же, православные, вы нас захватили в плен?
— Вы останетесь здесь пока не заплатите за вход и за фотографирование! Дверь не откроется.
— Подтвердил священник, и грозно заслонил дверь своей спиной.
Начали обмениваться соображениями друг с другом:
«Вот это да! Мы в заложниках у православных монахов! Вот, наконец и настоящие приключения! Что же теперь будет?», «Платить не будем ни в коем случае! Да и денег все равно с собой нет. Будем ждать естественного развития событий.», «Да-да. Интересно посмотреть, чем же все кончиться. Сколько они смогут нас здесь держать?», «А кормить, интересно, будут?»…
Такие разговоры мы вели между собой на непонятном церковникам языке. Тем временем решили обследовать и тщательно сфотографировать (раз уж залетели!) всю сущность уникального храма и темных пещер в стенах ямы. В некоторых пещерах лежали наполовину истлевшие останки святых, в других, несмотря на наше пленение, продолжался молебен, кто-то пел, кто-то ходил по кругу с длинными свечами, другие молились на коленях перед алтарем.
Тем временем на краю ямы стали собираться прихожане (был воскресный день), местные дети и просто зеваки, привлеченные суетой церковников. Закончив осмотр храма и колодцев, мы убедились, что другого выхода, кроме деревянной двери в пещере, не предусмотрено.
Выбраться из ямы по отвесным стенам без альпинистского снаряжения невозможно. Утешало только то, что кроме нас «в заточении» оказалось еще два десятка церковников, и уж своих то им придется кормить или выпускать наверх.
Кротов, наконец, смог высказать все, что он думает о расхождении эфиопской церкви с «истинным православием». Забравшись на ступени храма, он начал длинную речь, своим громким голосом он привлек внимание не только наших пленителей и соседей по плену, но и толпы людей на краю ямы прекратили свои разговоры, слушая Антона. Не меньше половины слушателей понимала по-английски, другим переводили шепотом понимающие.
«Слушайте нас, о люди! Мы — русские путешественники. Россия — православная страна.
Мы проехали за два месяца много дорог, много стран. Мы были в мусульманских странах — и нигде нас не заставляли платить, мы были в Европе и Азии, на Ближнем Востоке и дальнем Севере — везде люди не только пускали нас в храмы, но и рады были помочь нам — пускали на ночлег, угощали своей едой и давали другие блага не взирая на нашу веру. И только в Эфиопии мы увидели странное явление — плату за вход в действующую церковь. Как вам не стыдно?!
Позор на весь мир! Двери в храм Божий должны быть открыты для всех и всегда, так сказано в Библии! Вспомните что говорил Иисус, сын Божий …» и так далее, вставляя цитаты из библии Антон пытался достучаться до совести эфиопов.
Сергей и Олег продолжали фотографирование, а я подошел к калитке, на всякий случай проверить надежность нашей «тюрьмы». К удивлению, обнаружил, что кроме деревянного засова, никаких других запоров на двери нет! Церковник, стороживший дверь (тот самый, который нас заманил), тоже понял свою оплошность и стал звать на помощь. Но я уже схватил рукой засов, отодвинул его в сторону и рванул на себя калитку со всех сил как раз в тот момент, когда к стражу двери подоспела подмога. Каждый эфиоп, в среднем, слабее меня в три раза. От моего толчка дверью старик отлетел, сбив с ног спешащих к нему помощников. Путь наружу был свободен!
Вцепившись руками в дверь, я стал кричать в сторону храма: «Антон! Сергей! Олег!!!
Скорее сюда, я открыл дверь! Быстрее!!!», но стены пещеры заглушали мои призывы.
Несколько эфиопов повисли у меня на руках, завязалась потасовка, но мои товарищи не заметили этого, ибо как раз в этот момент эфиопы сверху отвечали что-то на пламенную речь Антона. К толкающим меня от двери церковникам прибывали все новые силы и я решил что лучше пусть один из нас будет снаружи, чем все четверо внутри.
Когда я выбежал из щели наверх, эфиопы, сидящие по краю ямы решили, что я вырвался исключительно для того, чтобы покарать обидчиков. Все они вскочили и бросились бежать в деревню, ввергнув в недоумение моих товарищей, сидящих в яме. Вот на краю ямы, откуда только что убежали черные зеваки, показалась одинокая желтая фигура.
— Грил! Ты как там оказался?
— Я же кричал вам, что я открыл дверь, там нет замка, только засов — проверьте!
— Сейчас проверим, подожди…
После побега одного из пленников, дверь заперли на висячий замок снаружи. Скобы замка были замурованы в каменные стены, но их вполне можно было бы сбить ударом какого-либо тяжелого предмета. Испугавшись, что оставшиеся пленники взломают дверь и тоже сбегут, церковники внутри храма схватились за камни, скорее всего, рассчитывая напугать белых туристов.
Может быть каких-нибудь буржуазных туристов, такой переплет действительно напугал бы и ввел бы в великую панику и отчаянье, но братья-христиане из Эфиопии не знали, что «булыжник — оружие нашего пролетариата». Все мы, воспитанные на приключенческих романах о Робин-Гуде и восстании римских гладиаторов под предводительством Спартака, немедленно тоже вооружились камнями. Сила и меткость была на нашей стороне, церковники это поняли, тут же опустив свои камни. Все же они попытались оттеснить троих русских от двери, но тут Антон, исключительно в целях самообороны, вырвал из рук священнослужителя металлический штырь. Владелец штыря упал на колени, атака церковников захлебнулась, все стали молить Антона вернуть «святой жезл» его прежнему владельцу. Штырь был возвращен и враг отступил, оставив пленников возле двери.
Тем временем я спустился к двери снаружи, и мог переговариваться с товарищами через щели. Испугавшиеся моего появления наверху эфиопы тоже время даром не теряли — бегали за подмогой. Человек сто появились на краю ямы над моей головой, на высоте десятка метров, вооружившись камнями. «Это уже ТОЛПА, хоть и православная. А с толпой, как известно, шутки плохи.» — Сказал я сквозь щель пленникам.
Взяв в руки камень показал зрителям, что хочу сбить замок. Толпа загудела и маленький камешек просвистел мимо моего плеча. Я крикнул вверх по-английски, для убедительности показывая свою просьбу еще и жестами:
— Дайте мне ключ, а то я собью замок! На размышление пять минут!
— Если ты собьешь замок, то тебя арестует полиция! — Кричали сверху.
— Прекрасно! Зовите полицию! Даю вам пять минут и срываю замок. — Показав на свои «командирские» часы, продемонстрировал им пять пальцев.
Когда снова взялся за камень, то к моим ногам грохнулся сверху булыжник посерьезнее.
Дело шло к побоищу. В то время как мои товарищи прикрывались от камней, подняв над своими головами кровать, я был совершенно беззащитен сверху и укрыться в узком пространстве каменного коридора было решительно негде. Сделав как можно более страшное лицо, показал красноречивыми жестами, что отрежу голову тому, кто первым попадет в меня камнем. Теперь уже было не до шуток. Я приник к щели и сообщил своим товарищам сквозь дверь: