В шесть вечера, утомленные толпой больше, чем голодом и жарой, мы покинули трассу и воспользовались приглашением поставить палатки во дворе одного из хелперов. Большинство англо-говорящих людей в Эфиопии, имели возраст 25–30 лет. Сегодняшний юноша привел нас к дому своих родителей и показал место, где можно разжечь костер и ставить палатки.
В сумерках раскололи эвкалиптовый ствол и попросили в доме воды для гороховой каши.
Когда начали распаковывать рюкзаки, толпа аборигенов, подогреваемая любопытством задних рядов начала толкать передних зрителей на костер, еду и разобранные рюкзаки. Возникла опасность давки и опрокидывания ужина в огонь. Назрели срочные меры по разгону толпы.
Антон Кротов, как всегда, оказался самым находчивым и решительным. С английскими словами «Извините, люди. Идите домой!» он выхватил из костра длинную горящую палку и стал размахивать ей над головами зрителей, вызвав панику и бегство. Опять больше всего досталось детям 3-4-х лет — старшие убежали по кустам, младших унесли мамы на спинах, но все же нескольких карапузов опрокинули в канаве. Крики затихли через несколько минут, из темноты в Антона прилетело всего несколько камешков. Вокруг стало безлюдно и просторно.
Подошел человек, пригласивший нас на ночлег:
— Зачем вы разогнали огнем людей? Все очень напуганы!
— Нам пришлось это сделать, ибо толпа не давала нам готовить еду и вполне могли украсть что-либо из вещей…
— Но в этой толпе были мои папа и мама, и другие родственники…
— ?!! Да уж. Нехорошо получилось. Давай так: поставь своих папу и маму слева от костра, вот за этим бревном. Попроси чтобы твои родственники не напирали на них и не подходили ближе. Пусть становятся позади родителей по степени родства…
— Но эта толпа — почти вся из моих родственников. У меня половина деревни в родстве…
— Ну тогда ничем не можем помочь. Продавай билеты, что ли, за просмотр… чтобы хоть как то уменьшить толпу…
Но, к счастью, напуганные поступком Антона, жители больше не беспокоили нас в этот вечер. После того как каша была съедена и ведро чая выпито, все разошлись спать, и только звезды подсматривали сквозь эвкалиптовые кроны, как палатки сотрясаются от внутренних ударов по стенкам — это русские путешественники истребляют перед сном малярийных комаров, а так же блох, которые поселились в наши одежды на прошлой вписке. Но уж лучше спать в своей палатке воюя с комарами, чем в доме на кровати, кусаемый африканскими блохами!
Утром было дождливо и холодно даже нам. Не успели вскипятить чай, как приехал груженый мешками грузовик, кузов покрыт скользким и мокрым тентом. Повезло нам неслыханно — водитель даже знал несколько слов по-русски, и ехал как раз в Лалибелу!
Несмотря на то, что в кабине уже сидит помощник водителя, нас зазывают на спальное место. Я укрепляю на крыше рюкзаки, накрываю их пленкой в то время, как трое моих товарищей набиваются в кабину, сняв мокрую обувь на пол. Первые десять километров я проехал на крыше кабины, но даже в плаще быстро замерз и перебрался к остальным. На узкой спальной полочке лежали трое, а четвертый, сменяясь, ехал на одном сиденье с местным пассажиром. Водитель и его пассажир жевали листья какого-то местного наркотика чтобы не заснуть и не замерзнуть — машина медленно взбиралась все выше и выше, дождь сменялся туманами и облаками, но здешние реки имели каменные мосты, так что вытаскивать грузовик из грязи не приходилось.
Именно в наличии этих мостов и заключалась вся разница между эфиопским «хайвеем» и прочими «простыми дорогами».
Японские часы Лекая в очередной раз отмерили высоту 3 000 метров над уровнем моря, когда мы свернули на север, не доезжая до деревни Dibe. Тут же начался затяжной спуск по размытой дороге — машину трясло, то одно, то другое колесо проваливалось в ручей или прыгало с острого камня. Этим итальянским грузовикам больше полувека! Как они выживают при такой эксплуатации?
Спустились на 1000 метров, не встретив ни одной машины. Дождь остался наверху, стало жарко — на скалах вдоль дороги цветут растения, похожие на кактусы. Через час проехали поворот на аэропорт и начался новенький асфальт — специально для туристов, прилетающих посмотреть Лалибелу. Интересно, по карте аэропорт совсем рядом с городом, где же тогда мы еще успеем набрать 400 метров высоты? Но асфальтовая дорога начинает петлять, карабкается вверх по серпантину, вот уже далеко внизу мелькнула река и развилка дорог, вот с обеих сторон к машине подступают щеки скал… последний подъем и мы въезжаем сразу в центр поселка.
Приехали! Очевидно, мы одни из немногих белых людей, которые добрались до Лалибелы без помощи самолета. Но все же здесь к туристам привыкли, толпа ю-юкал поменьше чем всегда, в магазинах знают английский, в кафетерии с холодными большими пончиками (по 1быру за пончик) работает телевизор от спутниковой антенны. Но туристов немного — сезон дождей — не время для путешествий даже самолетом. В основном, приходят смотреть в говорящий ящик обитатели окрестных домов. Когда же я в последний раз видел телевизор? Ах да, точно, в Вади-Халфе, на севере Судана. Сколько дней прошло, но удивительно, по телевизору никто из нас нисколько не соскучился, так что пошли в другое кафе, где нам обещали мясо.
Действительно, порция мяса даже в меню стоит всего четыре быра.
— А можно ли попросить у вас мясо без перца? — Интересуюсь у хозяйки.
— ??! Не поняла. Что Вы хотите? — Переспрашивает женщина.
— Мясо «не острое», без перца, можно?
— Мясо не бывает без перца. Как это оно может быть «без перца»?
Хозяйка кафе-гостинцы искренне удивлена моей просьбой, ведь мясо, по ее понятиям, изначально существует только в остром перченом соусе.
Купили две бутылочки фанты, много белых булок и заказали две порции мяса «на пробу», на четверых голодных автостопщиков.
Сергей Лекай, обмакнув хлеб в мясной бульон, покрякал, вспоминая Тибет. Олег Сенов, любитель острого, положил в рот кусочек мяса и безапелляционно заявил, что «Грил все равно это есть не сможет». Антон Кротов, со словами «в Индии и не такое едали!» сделал себе сэндвич, но даже запивая фантой, смог съесть только пару кусочков. После первой тарелки сдался Олег, и только Сергей мужественно доел «мясо по-эфиопски». Пришлось заказывать у хозяйки пять литров кипятка и заваривать чай в своем котелке. Мы заплатили за кипяток 2 быра, а если бы заказывали чай, то платить пришлось бы 30 копеек за каждый стакан из-под «парового агрегата».
Вот она, та самая «голодная Эфиопия», которой нас пугали посольские работники в Хартуме и английские путеводители.
Город Lalibela расположен на вершине горного хребта. Центральная площадь с главпочтамтом и зданием полиции находиться на высоте 2630 метров над уровнем моря, а все остальные улочки круто сползают вниз, и отдаленные предместья виднеются в облаках, как с борта самолета. Еще снимая с грузовика мокрые и грязные рюкзаки, я увидел на восточной окраине несколько белых домиков с блестящими жестяными крышами. «Это наверняка госпиталь, а там могут отказаться русские люди» — предположили мы и отправились вниз искать вписку.
Вечерело, погода снова портилась, осмотр храмов следовало отложить на завтра.
Улочки Лалибелы оказались настолько круты, что по ним впору карабкаться горным козлам, а не хрупким девушкам, поднимающим снизу вверх тяжелые емкости с водой.
Подавляющее большинство местных жителей имели на ногах, в лучшем случае, шлепанцы из автопокрышек. Из одежды тело прикрывали чисто символические лохмотья, когда то бывшие джинсами и майками. Независимо от высоты и погоды, для утепления использовались одинаковые темные одеяла неопределяемого из-за грязи цвета, которые оборачивались на манер пончо или плащ-накидки. Позже мы узнали, что до прихода христианства здешние племена были вполне счастливы, имея из одежды только украшения и эти вот одеяла для сна. Но «добрые» проповедники-христиане «объяснили» дикарям, что голыми ходить «неправильно», что нужно носить одежду. Однако, эти проповедники до сих пор поставляющие сюда гуманитарную одежду «секонд хенд», забывают снабдить людей бесплатным мылом и стиральным порошком, да и горячую воду эти люди видят только в чайнике на древесных углях.
Так что в не стираных, многократно залатанных лохмотьях обильно размножаются всякие паразиты и болезни. Инфекционные заболевания пышным цветом распространяются по этим деревням, а медицина, по большей части, доступна лишь богачам. Простым людям остается только умирать на улицах, показывая туристам свои гнойные раны, вздутые животы и безобразные культи, в надежде получить хоть копеечку «на жизнь», а скорее, на достойные похороны. На 10–20 деревень приходиться один госпиталь, построенный какой-нибудь «Норвежской христианской армией спасения», но квалифицированных специалистов все равно не хватает — люди с образованием не желают умирать от тех же болезней, что и их нищие пациенты.