Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Я выскочил из машины и побежал в свою квартиру. Никого из семьи не было. Осиротевшие комнаты произвели впечатление какой-то тоскливой бесприютности, хотя в квартире было чисто и все вещи стояли на своих местах.
Где же семья? И спросить-то не у кого. Шофер Юзик Войтик побежал к соседям, но нигде никого не нашел. Каждая минута была дорога, долго здесь задерживаться нельзя, грохот битвы доносился уже из самого города.
Поселок был пуст, и только при выезде из него нам встретился старик — местный житель. Он, должно быть, только один тут и остался. Мы обрадовались — вылезли из машины и набросились на него с расспросами. А он хоть бы слово! Наконец показывает на уши и на язык: мол, ничего не слышу и не говорю — глухонемой.
— Он слышит, — шепчет мне на ухо Юзик. — И говорит. Я его знаю. Это он прикинулся глухонемым.
Шоферу удалось убедить старика, что мы свои. И он заговорил.
— Я ночью плохо вижу, а голосов ваших не знаю. Вот и подумал — подальше от греха: лучше молчать.
Старик сказал, что мои домашние вчера куда-то ушли, а куда — он не знает.
— Все пошли в сторону Червенского тракта, — сочувственно добавил он. — Так, может, и она, семья ваша, подалась туда. Они, может, еще и не ушли бы из дому пока что, но тут ходят слухи, что недалеко спустились фашистские парашютисты.
Мы поехали в Червень.
По обеим сторонам шоссе по направлению к Могилеву тянулись огромные толпы людей, а в другую сторону — к Минску — пешком и на машинах двигались военные. У бойцов и командиров был энергичный, решительный вид, гражданское же население было хмурым и молчаливым. Люди время от времени оборачивались, с болью в душе глядели на видневшийся вдали дым над городом и молча продолжали путь.
В Червене нас встретил второй секретарь райкома товарищ Чесский и проводил в лес, к условленному месту. Там уже были сотрудники райкома и работники обкома партии.
Походил я по лесным тропинкам, посмотрел, а потом и говорю своим:
— Неплохое место для работы подпольного обкома. Давайте устраиваться и действовать!
Наступал новый период партийной работы. Пора было подумать об организации активного сопротивления в тылу врага, о развертывании партизанской борьбы. Ряд наших районов: Дзержинский, Заславский, Минский, Руденский — уже были оккупированы, и партийные организации оказались там в очень сложных условиях. Из сообщений, которые мы получили от уполномоченных обкомов и связных, нам стало известно, что оккупанты, захватив город или деревню, уничтожали много людей. Цель фашистских зверств — запугать население, ослабить его волю к борьбе против захватчиков. Бюро обкома обратилось с призывом к жителям оккупированных городов и сел не склонять головы, не отчаиваться, а вести решительную борьбу с оккупантами.
Кое-кто из областных работников, в частности Свинцов и Бастун, не одобрили места, выбранного нами для Минского подпольного обкома. Свинцов недоверчиво взглянул на меня и пренебрежительно заметил:
— Что это за лес, здесь и зайцу негде спрятаться!
— Так мы же не зайцы! — иронически откликнулся Варвашеня. — Нам прятаться здесь и не очень нужно: сегодня в одном месте, завтра в другом.
— Окружат, — опасливо сказал Свинцов, — тогда попробуй выбраться к своим.
— А зачем выбираться? — спокойно промолвил Бельский. — Будем бороться в тылу врага.
Свинцов вздрогнул и испуганно заморгал.
Вскоре обком получил распоряжение ЦК КП(б)Б переменить местонахождение, а секретарям обкома срочно выехать в район Могилева. Надо было немедленно пробираться в назначенное место, а это было нелегко. Днем вражеские самолеты бомбили Могилевское шоссе, а ночью трудно было проехать: по шоссе без конца двигались воинские соединения. В одном месте мы свернули в лесок. Пока шоферы подливали воду в радиаторы, а мы наспех приводили в порядок свои пожитки, вокруг машины собралась большая группа мужчин.
Здесь были молодые люди призывного возраста, были и пожилые.
— Вы, случайно, не из военкомата? — обратился загорелый худощавый мужчина с седыми висками к Бельскому, который был в военной форме.
— Нет, — ответил Бельский, — мы из обкома партии.
— А вы не знаете, где найти военкомат? В своем районе не успели призваться…
— А какого вы района?
— Несвижского. Хотелось бы стать бойцами, с фашистской нечистью повоевать.
— Вы не так уж молоды, — сказал Бельский, — вас в армию не возьмут.
Человеку и в самом деле было лет под пятьдесят.
— А если я добровольцем хочу записаться? — по-военному подтянувшись, обидевшись, горячо заговорил он. — Почему это меня не возьмут! Разве меня обучать надо? Обучен в империалистическую и гражданскую… Оружие в руки — и марш! Нашу русскую трехлинейную винтовку хорошо знаю. Когда-то снайпером был.
— Такого возьмут, — поддержал его кто-то из толпы. — Вот мы тоже в годах, но силы нам еще не занимать.
А мужчины тем временем все подходили и подходили.
— Покажите ваши документы, — попросил Бельский человека, который первым заговорил с ним.
Затем Иосиф Александрович написал адрес ближайшего военкомата и передал ему. Тот сердечно поблагодарил, и все окружившие нас товарищи дружно двинулись в путь.
По дороге в Могилев мне удалось случайно встретиться с семьей, встретиться, чтобы через несколько часов разлучиться надолго.
В Могилеве шла деятельная подготовка к решительному отпору врагу. Город обрастал различными оборонными сооружениями и превращался в крепость. Происходила перегруппировка войсковых частей, формировалось народное ополчение. Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов, выполняя задание Центрального Комитета партии, организовал борьбу на фронте. Сдерживая и обессиливая гитлеровские войска, наши части наносили врагу мощные контрудары. Жестокие бои шли днем и ночью. Фашистские захватчики, ворвавшиеся в Жлобин и Рогачев, были выбиты оттуда и отброшены на запад.
Здесь, в Могилеве, развернул свою деятельность Центральный Комитет Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии, который при непосредственном участии товарища Ворошилова проводил формирование и инструктаж партизанских отрядов и диверсионных групп для отправки в тыл противника.
Подбирались организаторы партизанского движения.
Минскому обкому было приказано выехать в район Березино, а меня со специальным заданием направили в Быхов.
В Быхове я встретился с группой работников ЦК ВКП(б), которую возглавлял ответственный работник орготдела ЦК Григорий Мефодиевич Бойкачев. В свое время он работал редактором газеты «Советская Белоруссия», был секретарем ЦК КП(б)Б по кадрам. Вместе с ним приехало еще несколько ответственных работников ЦК, в том числе Семен Степанович Игаев, ранее также работавший в нашей республике секретарем обкома партии.
По поручению ЦК ВКП(б) они еще 25 июня в Могилеве подробно рассказали руководящим работникам ЦК КП(б)Б и Совнаркома Белоруссии о директивах и практических советах ЦК ВКП(б) в связи с перестройкой работы на военный лад и организацией партийного подполья и партизанского движения. Мне было сказано, что я остаюсь в тылу в качестве секретаря Минского подпольного обкома КП(б)Б.
После этой встречи они сразу же поехали в прифронтовые районы республики для помощи местным партийным органам в осуществлении директив ЦК.
Встреча с Бойкачевым, моим товарищем по юности и совместной работе на Гомельщине и в Минске, его подробный рассказ о рекомендациях ЦК в то грозное и тяжелое время принесли нам неоценимую пользу. Этих указаний мы неуклонно придерживались, вплоть до установления регулярной связи подпольного обкома с Москвой.
В Березино я приехал почти на неделю позже, чем туда приехал обком партии. Здесь уже шли бои, наши части самоотверженно сдерживали врага. Неколебимо стояли отряды, сформированные из работников НКВД. Командовал этими отрядами Артем Евгеньевич Василевский, начальник Минского областного управления НКВД. Боевую группу пограничников возглавлял Богданов. Здесь же находились наши артиллерийские и танковые части. Эти боевые группы ценою больших жертв задержали врага и дали возможность нашим основным силам переправиться через Березину.
Я не сразу нашел своих минчан. Кроме секретарей обкома и работников аппарата в поселке собралось много служащих облисполкома и других областных организаций. Мы сразу же включились в военную работу: строили укрепления, организовывали самооборону, обеспечивали войска транспортом, боеприпасами, продуктами.
И вот наступило памятное утро 3 июля. Наши части переправлялись через реку и на левом берегу сооружали оборонительные укрепления. Вражеская авиация беспрерывно налетала на переправы, на земле, казалось, живого места не было. Все вокруг гудело, дрожало от взрывов. И вдруг в городском поселке Березино из пробитого пулей рупора, висевшего на телеграфном столбе, послышался голос. Все, кто был поблизости, притихли. Голос был всем знакомый — говорил Сталин. Но как могло заработать радио? Местных жителей в поселке как будто нигде не было видно, а у бойцов вряд ли было время для исправления аппаратуры в радиоузле. И все-таки чья-то заботливая рука сделала это. Человек этот рисковал жизнью. В поселке не было клочка земли, на котором не разрывались бы вражеские бомбы и снаряды. Радиоузел стоял на главной улице, и снаряды ложились здесь плотно один возле другого. Но тот, кто наладил работу радиоузла, видимо, не обращал внимания на разрывы снарядов, на приближение врага. Ему хотелось, чтобы здесь, на этом ответственнейшем участке фронта, услышали голос Москвы. Он чувствовал душой и сердцем, что будет значить этот голос для наших воинов и всех, кто находился в поселке.