Читать интересную книгу Верен до конца - Василий Козлов

У меня не хватает слов, чтобы воздать должное той самоотверженности, с которой солдаты и командиры Красной Армии защищали подступы к Минску.

Навсегда останется в памяти белорусского народа мужество бойцов краснознаменной дивизии под командованием генерала Ивана Никитича Русиянова. При поддержке других воинских частей и минского народного ополчения дивизия несколько суток сдерживала бешеный натиск полчищ Гудериана. В те дни Советское информационное бюро сообщало, что только за 27 июня на Минском направлении было уничтожено до трехсот танков 39-го танкового корпуса противника.

Перед коммунистами Минска и области встала ответственная и очень сложная задача. Нужно было немедленно принимать меры к спасению людей, материальных ценностей, защищать и охранять город. Охранять от многих опасностей: от воздушных налетов и вражеских десантников, шпионов и диверсантов, сигнальщиков и поджигателей. А главная задача состояла в том, чтобы не допустить паники, неорганизованности.

Минские коммунисты возглавили и повели за собой всех трудящихся. Минчан не испугали ни бешеные бомбардировки, ни другие трудности и испытания. Рабочие не отходили от своих станков. Город по-прежнему обеспечивался электроэнергией, водой. Железнодорожники мужественно и самоотверженно поддерживали порядок на транспорте и бесперебойно подавали эшелоны фронту. Часто бывало так: враг повредит пути, а через какой-нибудь час снова идут наши поезда.

Люди бесстрашно боролись с пожарами, дежурили на улицах, крышах зданий, возводили укрепления на окраинах. Дружины самообороны несли боевую службу на подступах к городу. Трудящиеся Минска и районов области помогали родной Красной Армии всем, чем могли. Тысячи патриотов записывались добровольцами и шли на фронт.

Когда гитлеровские полчища стали непосредственно угрожать городу, возникла необходимость эвакуации населения, главным образом детей и стариков. Надо было срочно вывезти промышленное оборудование, запасы зерна, технику МТС. И всем этим приходилось заниматься в тяжелейших прифронтовых условиях.

Минчане показали себя истинными патриотами Родины, проявили неслыханное мужество и выдержку. В эти дни мне пришлось побывать на станкостроительном заводе имени Кирова. До сих пор ясно помню эту ужасную картину: вокруг сплошное пламя, цехи наполовину разрушены — казалось, что здесь уже нет ни одной живой души. На самом деле почти весь заводской коллектив был на месте: люди работали. Трудно было поверить, что всего за двое суток они демонтировали почти все дорогостоящее оборудование, упаковали его и отгрузили. Над заводом идет воздушный бой, а рабочие, измученные, почерневшие от усталости, поглядывают на небо через разбитую крышу и продолжают свое дело. Казалось, забыли они об опасности, о своей крайней усталости и даже о своих ранах.

Я видел, как один пожилой мужчина взвалил себе на плечи такую тяжесть, которую при обычных условиях он вряд ли сдвинул бы с места. Я подошел к нему, хотел помочь, а он замахал на меня рукой.

Позднее от секретаря партийной организации я узнал, что это был Иван Петрович Липницкий, начальник кузнечного цеха.

Происходило все это на четвертый день войны. Враг, натолкнувшись под Минском на серьезное сопротивление, ринулся в обход города. Парторг и директор завода утром собрали коммунистов, передовых людей завода.

«Можно ли успеть все вывезти?» — вот главный вопрос, обсуждавшийся на этом коротком совещании.

Решили принять все меры к тому, чтобы полностью эвакуировать заводское оборудование, а то, что останется, закопать.

От имени бюро обкома я поддержал это решение коллектива.

Так поступали и на других предприятиях Минска. То, что нельзя было вывезти, прятали. Только бы не досталось врагу!

Город пылал. Море огня бушевало на Советской и на других улицах. Уже не одни сутки население работало без сна и отдыха. Когда стало невозможно оставаться в центре города, обком партии переместился на окраину и продолжал руководить оперативными делами и борьбой с врагом.

Обком держал тесную связь с районами области и готовил кадры для партийного подполья. Бюро областного комитета КП(б)Б провело совещание секретарей райкомов. На случай оккупации надо было своевременно подготовить партийные организации к переходу на нелегальное положение, создать повсюду дружины самообороны, отряды по борьбе с вражескими десантами, команды противовоздушной обороны. На места были направлены уполномоченные члены бюро областного комитета партии, члены исполкома областного Совета. Секретарю обкома партии Иосифу Александровичу Бельскому поручили обеспечить оперативное руководство всеми делами в Борисове — втором после Минска промышленном центре области. Секретарь обкома партии Иван Денисович Варвашеня выехал в Старые Дороги и Слуцк. Прокурора области Алексея Георгиевича Бондаря направили в Смолевичский и Червенский районы. Член бюро Роман Наумович Мачульский работал первым секретарем Плещеничского райкома. Ему поручили обеспечить руководство своим и соседним Логойским районами. Секретарь Руденского райкома партии Николай Прокофьевич Покровский, тоже член бюро обкома, должен был руководить своим и Пуховичским районами.

Не прерывалась наша связь и с другими районами области. Повсюду готовились базы для партизанских отрядов, проводилась подготовка к созданию широкого партийно-комсомольского подполья. Я связался по телефону с Любанью, одним из отдаленных районов. Секретарь райкома партии товарищ Гулицкий уже был призван в Красную Армию. К телефону подошел председатель райисполкома, член бюро райкома Луферов.

— Ну, как себя чувствуете, Андрей Степанович? — спросил я.

— Держимся, — ответил Луферов. — Организуем самооборону, возводим укрепления, всех в районе привели в боевую готовность.

— А со здоровьем как?

Мы все знали, что Андрей Степанович часто жаловался на свое здоровье, да и годы его были немолодые.

— Испугалась моя болезнь войны, — шутливо ответил Андрей Степанович, — отступилась от меня.

— Какие у вас планы на дальнейшее?

— Насчет чего?

— Да вот насчет вашего места в случае оккупации района?

— Я думаю, что этого не будет, — ответил Луферов.

— Все делается, — заметил я, — чтоб этого не было, однако надо быть готовым ко всяким неожиданностям.

— Куда пошлют, там и буду, — твердо ответил Луферов.

— Готовьтесь к тому, чтобы, в случае необходимости, остаться на месте, — предупредил я. — Подберите проверенных, честных людей, способных работать во вражеском тылу. Определите явки. У вас найдутся надежные помощники?

— Есть такие, — уверенно ответил Андрей Степанович.

И я заключил, что в районе идет активная подготовка к подпольной работе.

Мне удалось переговорить об этом и с другими руководителями райкомов и райисполкомов области.

К вечеру 26 июня в Минске уже мало кто оставался: все организации и учреждения выехали, мужчины, годные к военной службе, ушли на фронт, большинство же гражданского населения было направлено на восток по Московской и Могилевской магистралям. Все, что можно было спасти за такое короткое время, было спасено.

Областному комитету КП(б)Б также нужно было выезжать из города: враг уже прорвался к северным окраинам столицы. На последнем заседании бюро решили перевести обком в Червень. Партийные организации Дзержинского, Заславского, Минского районов, а также города Минска в случае оккупации должны были уйти в подполье.

Страшную картину представляла собой наша столица. Вместо заводов — дымящиеся развалины. Мостовые сплошь завалены грудами кирпича, покореженными огнем железными балками. Пламя и черные столбы дыма поднимаются в небо. И, несмотря на это, я все же не мог представить себе, что, может быть, — вот удивительно! — не завтра, так послезавтра проклятый враг будет хозяйничать здесь. Где-то в глубине души жила уверенность, что это не может, не должно произойти.

У меня созрело решение не выезжать из своей области. Было у нас, членов бюро обкома, немало разговоров об этом. Все мы, если не считать одного-двух человек, готовились остаться в тылу врага. Спустя некоторое время были получены подробные указания Центрального Комитета КП(б)Б о порядке работы подпольной организации Минской области.

В ночь с 26 на 27 июня мы выехали в Червенский район.

Я немного отстал от обкома — заехал в Замчище. Надо было узнать, что с моей семьей, забрать ее, если застану, и помочь выехать на восток. После того как меня вызвали в ЦК, я так и не имел возможности заглянуть домой.

…Я выскочил из машины и побежал в свою квартиру. Никого из семьи не было. Осиротевшие комнаты произвели впечатление какой-то тоскливой бесприютности, хотя в квартире было чисто и все вещи стояли на своих местах.