С этими словами она схватила Игоря за волосы и, заставив его запрокинуть голову, рывком впилась в его горло.
* * *
Изабель играла с малышкой в салки во внутреннем дворе. В сиреневых июльских сумерках их силуэты напоминали две танцующие тени, слишком быстрые и неуловимые для человеческого глаза и вполне привычные глазу вампирскому. Марк застыл у большого стрельчатого окна, наблюдая за ними из темноты дома. Его тело вновь трансформировалось, но, что еще страшнее, ему казалось, что трансформируется и сам его мозг. Неуемная жажда все чаще охватывала его существо, выворачивая мукой каждую его жилку; в такие моменты он был готов разорвать горло даже мирно спящей с ним рядом Изе, даже их новообращенной дочери, доверчиво прильнувшей к его груди. Терзания его, и телесные, и душевные, порой становились просто невыносимыми. Дневной сон, наполненный голосами прошлого и грезами об утерянном доме, больше не приносил облегчения, равно как и горячие ласки Изабель, которые раньше дарили ему ощущение покоя.
'Что со мной?'
Марк посмотрел на свою ладонь, которая на глазах утрачивала здоровый телесный цвет, покрываясь синюшней дряблой кожей, на удлиняющиеся и темнеющие когти. В оконном стекле отражался не молодой, красивый какой-то дикой, древней красотой мужчина, но жуткое остроносое существо с запавшими горящими глазами.
'Я зверь'.
Что ж, он просто возвращался к истокам, от которых ушел когда-то. Он был стар, слишком стар — возможно, он был самым древним неспящим Перворожденным на Земле. Его настоящая природа брала верх над тысячелетиями адаптации к миру смертных. Что станет с ним, откажись он погружаться в сон, подобно сотням собратьев? Умрет ли он? Или его вновь ожидает дорога в вечность, но уже в ином обличье? Скоро он это узнает. Но прежде он очистит город от соплеменников, недостойных дара бессмертия. И единственным законом, которому будут подчиняться потомки великих Перворожденных, снова станет закон крови.
Пожалуй, пришло время навестить рыжую изменницу.
11
Проснулась Яна лишь на следующий день, в своей комнате и в своей постели, заботливо укутанная в одеяло. В голове ее стоял легкий звон, как это бывает после едва отступившей болезни. Чувствовала она себя и вправду прескверно. Вряд ли тому был причиной укус Каина — скорее всего, сказалось перенесенное нервное потрясение. Она уже начала было верить, что вампир ее не тронет. И ошиблась.
Приняв душ, Яна несколько минут простояла перед зеркалом, бездумно глядя на свое отражение. Ей как никогда остро захотелось назад, к былой своей жизни, с нервной работой, легкомысленными подругами, занудливыми родителями и обыкновенными человеческими отношениями, к жизни, в которой не было места ничему иномирному, странному, жуткому. Она не выдержит вечного заключения в этом темном, мрачном доме, в компании человека — нет, конечно, не человека — вампира, зарождающуюся симпатию к которому вновь убил страх. Яне было безумно жаль себя. Но, помимо жалости к себе и обиды на Каина, в ее сердце клокотала ярость: никто не смел обращаться с ней, как с живой куклой, марионеткой. Сломав ее, Каин заведет новую игрушку, поинтереснее. Вот только ей, Яне, новую жизнь никто не подарит. Пусть и такую короткую и трудную.
Переодевшись в джинсовые шорты и майку, она все же решила спуститься вниз — ей сейчас бы не повредила чашечка крепкого кофе. Вряд ли Каин бодрствует в это время суток. Скорее всего, отсыпается после обычного ночного кровепития. Странно, что она не почувствовала, как он перенес ее в ее спальню. Или это сделал Джейден, когда она уснула? И чем, интересно, закончилась перепалка двух вампиров? Яну одолевало легкое беспокойство за Алекса, но внутренний голос подсказывал ей, что все обошлось — вряд ли это была первая стычка между 'братьями'. Учитывая, сколько они уже живут на этом свете.
…Она вошла в кухню так, словно никак не ожидала его там встретить. Увидев его, вздрогнула и замерла в проеме двери, как пугливая лань: вот-вот задаст стрекача. Стоит ему лишь сделать резкое движение. Поэтому он как можно медленнее отвернулся от фырчащей кофеварки и дружелюбным жестом указал ей на стул.
— Доброе утро. Присаживайся, не стой в дверях.
Яна осторожно пересекла кухню, не спуская с него потемневших от страха (или ненависти?) глаз, и тихонько присела за стол. Ее золотистые волосы вились по плечам влажными прядками, а лицо без намека на косметику выглядело еще моложе, еще беззащитнее. Каин поймал себя на мысли, что хотел бы всю жизнь вот так завтракать с ней в кухне их общего дома, смеясь, болтая и целуясь в промежутках между поглощением человеческой еды. Вот только он не человек и никогда им не станет. Впервые за столетия жизни это осознание причинило ему боль. Отвернувшись, он налил заварившийся кофе в чашку и поставил ее перед Яной:
— Твой кофе. С корицей. Кажется, ты такой любишь.
— Мне полагается сказать 'спасибо'? — тихо поинтересовалась она.
— Было бы как минимум вежливо с твоей стороны. Послушай, зайка, мне действительно слегка неловко за свой вчерашний поступок. Но ты здорово вывела меня из себя.
Яна молча отхлебнула кофе, избегая взгляда Истинного. На ее лице не читалось никаких эмоций. Но Каин чувствовал, что она бы сейчас с удовольствием запустила в него чашкой, сойди ей это с рук. Он вздохнул, опускаясь на табурет напротив, яростно почесал когтями растрепанную шевелюру. Черт побери этих женщин, и смертных, и вечноживущих; разговаривать с ними — особое искусство, требующее сотен лет практики!
— Я полагаю, мир между нами еще возможен? — предпринял он еще одну попытку разбить вставшую между ними стену отчуждения. Он сам не верил, что произносит это. И кому? Человеку!
— Лишь до той поры, пока ты снова не захочешь вцепиться мне в горло, — дрожащим от злости голосом ответила она. — Ведь я не могу дать тебе отпора! Будь я такой же сильной, посмел бы ты так со мной обращаться? Тебе не стыдно, Каин?
Все слова умерли, так и не сорвавшись с его языка. Стыд? Да, пожалуй, впервые в жизни он испытывал это чувство. Дикое и странное для Истинного. С тех пор, как эта сероглазая девчонка вошла в его мир, он только и делает, что переживает все впервые, как заново рожденный. Интерес, страсть, нежность, ревность…. стыд. Вкус к жизни. Упоение жизнью. Неужели все так просто и ему лишь надо было найти смертную женщину, которая напоминала бы ему Арабеллу, его первую и единственную любовь? Вряд ли. То есть, конечно, сначала так оно и было, но сейчас…сейчас он начал понимать, что дело было не в этом сходстве. Вернее, лишь отчасти. Яна сама по себе сводила его с ума. Ее внешняя сдержанность, ее доверчивость, храбрость, твердость и жизнестойкость ее характера…