Несмотря на первый этаж, решеток на окна я не ставил принципиально, подозревая в них смертельную ловушку на случай пожара, если огонь отрежет естественный путь через дверь. По этому поводу между мной и Люсей время от времени гремели словесные баталии: «Я же почти все время дома сижу!» — «Вот именно, что почти! Специально выберут время и влезут, когда тебя не будет!» Я отмахивался. Но права оказалась Люся, а не я.
Мои гонорары иной раз приходили по почте. Но чаще я ездил за ними сам.
Лучше бы я остался дома. Может, спугнул бы форточника и тем самым спас ему жизнь.
Ценности уцелели, зато компьютер погиб. Ну какая мне, скажите, разница, был ли он украден или вульгарно сгорел, завоняв всю квартиру едким дымом?
Когда я вернулся домой, вызванные соседями пожарные уже вовсю раскатывали свои шланги, намереваясь добить водой то, с чем не справился огонь. А на подоконнике среди битого и частью оплавленного стекла чуть ниже вываливающихся из квартиры дымных пластов как ни в чем не бывало сидел Ом и любовался природой, неодобрительно косясь зеленым глазом на людей в брезенте. Мне и сейчас страшно подумать, что бы он сделал с пожарными, посмей они снять его за шкирку или сбить струей из брандспойта! Одним словом, я явился вовремя. И лишь чуть-чуть раньше милиции.
Кто бы мне объяснил, почему именно я должен был отвечать на вопросы: как случилось, что лежащее на полу тело обуглилось, и оконные стекла расплавились, а занавески уцелели? Ах, паяльной лампы у вас не имеется? А где, позвольте узнать, вы держите огнестрельное оружие? Соседи определенно слышали очень громкий выстрел. Это был взрыв? Вы уверены? Тем хуже для вас…
В ответ я лишь наотрез отказывался сдать припрятанный пластит, толковал о непознанных свойствах шаровой молнии и кивал на Ома. Вы бы мне поверили?
Еще до того как меня перестали изводить повестками, я записался в городскую библиотеку, а заодно прошелся частым гребнем по Сети. Я прочитал о сотнях случаев наблюдений шаровой молнии и заодно освежил в памяти печальную судьбу академика Рихмана. Ероша волосы и шевеля губами, я пытался вникнуть в путаные теории и описания лабораторных экспериментов, почти всегда громоздких, нередко дорогих и, главное, ни к чему не приведших.
Теории, теории… Газовые, электромагнитные, кластерные, даже термоядерные…
Между прочим, теория, как и кулинарный рецепт, хороша тогда, когда на ее основе можно выпечь что-либо удобоваримое. Рецепт не может начинаться словами «возьмите крылышко молодого грифона и замочите его на один час в живой воде со специями». Пусть меня снабдят необходимыми ингредиентами, тогда поговорим. В земной атмосфере нет ничего непознаваемого, ничего такого, что нельзя было бы «пощупать» тем или иным прибором, — и тем не менее она иногда выпекает шаровые молнии, чего мы не можем. Нам не хватает какого-нибудь завалященького крылышка грифона, о котором пока никому ничего не известно.
Единственное, что я вынес из своих изысканий — статистику, говорящую о том, что шаровая молния чаще взрывается, нежели исчезает бесследно или распадается на куски без взрыва. Утешительное известие, нечего сказать! Значит, всякий раз, когда в мой дом залезет глупый вор… Почему-то я был убежден, что сгенерированная моим котом молния ни за что не захочет мирно погаснуть, не для того она создана. Нет, уж лучше я поставлю на окна решетки!
Но для начала мне пришлось сделать в доме ремонт и приобрести новый компьютер. Удивительно, но Люся, примерная хозяйка, всегда крайне трепетно относившаяся к порядку в доме, ни словом, ни жестом не выказала неудовольствия разрушительной деятельностью полосатого поганца. В этом была своя логика. Разгром — плохо, но кража разорительнее, да и обиднее, а котик — молодец. Сторож и защитник. В отличие от мужа, который… ну, это неинтересно. Она закармливала Ома деликатесами, предусмотрительно держась от него подальше, когда он с барской ленцой шествовал к своей миске.
Ом жирел. Теперь он светился по ночам мягким синеватым светом и безостановочно потрескивал. Не раз он заваливался дрыхнуть на мониторе компьютера, и я не смел его согнать, поневоле обходясь ноутбуком. В квартире резко пахло озоном. Любой диэлектрик, от ковра до меховой шапки, нахватавшись электричества, норовил нанести мне оскорбление действием.
Друзья перестали заходить ко мне на огонек. После знакомства с Омом один из них долго лечился от внезапных головокружений, второй по сию пору заикается. Ушли в прошлое частые дружеские посиделки с пивом или коньяком — теперь они не нравились не только супруге, но и коту, что было гораздо серьезнее. Упреки можно не замечать, но попробуй проигнорировать удар током! Толстый, ленивый, наглый, смертельно опасный блюститель моей печени главенствовал в квартире, и Люся в нем души не чаяла.
Будь что будет! Железная решимость избавиться от полосатого мучителя зрела во мне с каждым электроударом. Однажды весенним утром, едва дождавшись, когда жена уйдет на работу, я заманил Ома в контейнер и увез километров за двести, где и выпустил. Гуляй, котяра! Прости, но жить тебе следует подальше от нас. Факт, что ты не пропадешь, — коты-конкуренты будут бояться тебя почище свирепого волкодава. Адью!
Ох, какую я выдержал семейную свару! Разумеется, жена ни на минуту не поверила, что Ом удрал сам, соблазнившись весенними запахами и призывным мяуканьем уличных кошек. Несколько дней мы не разговаривали.
Постепенно все вошло в норму. Я привычно составлял гороскопы деловые, гороскопы здоровья и секс-гороскопы, короче говоря, не надрывался и не бедствовал. Свободного времени хватало на многое, в том числе и на то, чтобы подумать: как-то там Ом? Хорошо ли устроился на новом месте? И не собирается ли вернуться по примеру многих увезенных в дали дальние котов и кошек? Ох, не приведи господи…
В июне, не помню какого числа, мелькнуло сообщение в теленовостях: в поселке Ухохлопово шаровая молния убила собаку. Жертвой оказался питбуль-медалист, а кто был виновником, я понял, едва нашел упомянутый поселок на карте области. Сволочной населенный пункт находился почти точно на полдороге к тому месту, где я выпустил кота!
Казалось, Ом предупреждал: «Внимание, иду на вы!»
Я купил газовый пистолет и опробовал его на даче сначала на Рейхсфюрере, а затем на Гальюне. Срабатывало отменно. Мне было жаль ни в чем не повинных котофеев, по моей милости едва не отдавших богу душу, но у меня было оправдание: я готовился к борьбе за свою собственную жизнь. Или Ом, или я, третьего не дано.
Я был убежден, что и для Ома это отнюдь не тайна. И морально готовился к бою не на жизнь, а на смерть. И содержал в порядке матчасть.
И все же встреча с Омом произошла неожиданно.
Не жить бы мне, если бы он первым увидел меня. Но он, грязный, исхудавший и яростный, сидел на жухлом газончике перед нашими окнами, тянул жутковатое «мя-я-а-а!», хлестал по траве хвостом, громко трещал разрядами и вызывал меня на честный бой. Честный — с его точки зрения. У меня не было шаровой молнии, как не было и атавистического хвоста, с которого она могла бы сорваться. У меня с собой не было даже газового пистолета — оставил дома! Вышел, как водится, за хлебушком…
Тихо-тихо я попятился назад. Наверное, недостаточно тихо.
Ом повернул голову и несколько секунд уничтожал меня взглядом. Очень скоро мне стало понятно, что результаты визуального уничтожения нисколько его не удовлетворили. Он коротко мявкнул и затрясся от ярости. Затем тихо-тихо зашипел, пригнул голову, прижал уши, отклячил зад и выстелил над спиною хвост, как скорпионье жало. В мою сторону.
Сколько раз я презрительно смеялся над персонажами киноужастиков, пригвожденными к месту непреоборимым страхом! Им бы действовать — драться или бежать — а они, подскуливая, отдают себя на растерзание жвалами или безропотно подвергаются какому иному членовредительству. Пошлый киношный штамп! И уж само собой разумеется, я не верил, что страх может пригвоздить к месту и меня!
Мышцы не слушались. Я уподобился дереву, неизвестно зачем пробившемуся из асфальта. Неужели только для того, чтобы разъяренный котяра угробил меня светящимся шариком, необъясненным наукой?
Какой там шарик! Шерсть на коте встала дыбом, по ней бегали разноцветные сполохи, похожие на полярное сияние. Сухой треск разрядов слился в пулеметную очередь. Толстый, как полено, хвост, окруженный призрачным сиянием, выцеливал неподвижную мишень.
Не рой, друг, Ому яму…
Я хорошо видел, как сияние перетекало к концу хвоста, превращаясь в сердито потрескивающий, стреляющий искрами радужный шар. Отчасти это напоминало выдувание мыльного пузыря. Вот только пузырей таких размеров я еще не видывал.
Кот уже не шипел — он пыжился, вкладывая все силы в орудие мести. Сначала шар был не больше теннисного мяча, затем достиг размеров мяча гандбольного, баскетбольного, детского надувного шарика, баллона метеозонда… Еще минута — и вызревающая шаровая молния превзошла бы объемом монгольфьер.