Составители гороскопов по натуре не исследователи («а жулики», добавляет Люся, но я считаю ее точку зрения излишне прямолинейной). Мне, например, никогда не приходило в голову составить свой гороскоп, а уж об Оме и говорить нечего. Прошло немало времени, прежде чем в мою голову забралась мысль проделать элементарный физический опыт. На сугубо школьном уровне.
Я немного помучил кота голодом, затем при помощи холодной котлеты заманил его в стеклянную кастрюлю, изолировав таким образом от пола. Касаться его шерсти голой рукой — увольте. Я набросил ему на полосатую спину предварительно заземленный кусок фольги. После чего разорвал заземление и подсоединил к месту разрыва лампочку от карманного фонарика.
Она зажглась. Слабенько так, тускленько. Едва-едва. Но все же это был ток, непрерывно вырабатываемый ток. Вот так в отсутствие заземления и накапливается заряд… Гм. А постоянен ли уровень тока?
По какому-то наитию я прицелился и изо всех сил щелкнул кота по уху.
Лампочка перегорела.
Ом даже не мяукнул — лишь вопросительно поглядел на меня: что, мол, за глупые шутки? Не стыдно обижать маленьких?
Мне не было стыдно. Мне было некогда, иначе бы я продолжил эксперименты — и как знать, на пользу ли самому себе? Но в то время я корпел над крупным заказом — рукописью книжонки с астрологическими прогнозами для всех и вся на будущий год, а потому, не располагая лишним временем, отложил все изыскания на потом. Ну генерирует кот электричество, ну и что? Мешает оно мне? При случае заряжу от кота аккумулятор ноутбука. Если завтра власти выбросят лозунг насчет котофикации всей страны и электрификации всех котов, меня не зазовешь на митинг протеста. «Не рой, друг, Ому яму…»
Уговорили, не буду.
В середине мая я уехал на дачу и забрал Ома с собой. Пришлось купить для него специальный контейнер — я вовсе не желал получить удар током за рулем на оживленной трассе. Сначала кот протестовал, затем смирился и всю дорогу продрых в контейнере на заднем сиденье машины. Сюрпризы начались потом.
Птички-цветики, молодая травка. Все это слабо интересовало Ома. Он побродил немного за шмелем, сующим свой нос в каждый одуванчик, презрительно взглянул на скворца, вышмыгнувшего из дыры скворечника, зевнул во всю пасть и решил, что жить тут можно.
Птиц он не ловил, за мухами не гонялся, скачущих в траве лягушек преследовал только взглядом, и то нехотя. Инстинкта грозы мышей в нем не было напрочь — за все лето он так и не принес мне ни одной задавленной мыши, чтобы похвастаться и доказать свою полезность. Чаще всего его можно было видеть валяющимся где-нибудь на солнышке брюхом кверху, лапы врозь. Он всегда выбирал сухие, даже очень сухие места и после сытного обеда и солнечной ванны трещал искрами особенно громко. По-моему, его не только не смущал накопленный заряд — ему нравилось его накапливать! И чем больше, тем лучше.
Позже выяснилось, что кошки его тоже не очень интересуют. Люся до сих пор утверждает, что он все себе отморозил, еще когда сидел у нас под дверью на промерзлом коврике, но я так не думаю. Просто-напросто Ом был очень функциональный зверь, и амурные кошачьи шашни не вписывались в его жизненную функцию.
Оно и к лучшему, пожалуй. Если бы он передал свои гены потомству… Ой, не надо!
В первый же день на даче Ом познакомился с местными котами — громадным черно-белым авторитетом по кличке Рейхсфюрер и рыжим с обгрызенными ушами Гальюном, получившим свое позорное прозвище за случайное падение в выгребную яму. Когда эти двое встречались нос к носу, развитие ситуации можно было предсказать безошибочно: короткий концерт с нарастающей напряженностью вокала и последующая погоня Рейхсфюрера за Гальюном по грядкам и кустам. Так было и на этот раз.
Убежден, что Ом не хотел ничего дурного — он всего лишь решил полюбопытствовать, кто это несется мимо него с такой прытью и зачем.
Удиравший что есть духу Гальюн был котом взрослым и рослым — что ему какой-то юнец-недомерок? Даже не помеха. Не та весовая категория.
Неуловимый взмах лапы на бегу — и бедный Ом, взмякнув, улетел в заросли молодого ревеня. С задним сальто и поворотом.
Дальнейшие события не заставили себя ждать. Ом был в бешенстве. Его зашвырнули в какие-то лопухи и даже не в результате честной кошачьей драки — просто походя!
Честное слово, у него даже нос побагровел от злости!
Затем мой котик повел себя странно: негромко зашипел, прижал голову к земле, развратно отклячил зад и выстелил над спиною хвост, как скорпионье жало. Хвост стал толще по меньшей мере втрое — этакий гаубичный ствол, — и по нему с сухим треском пробегали бледно-фиолетовые разряды. Как волны.
Недолго это продолжалось. Жуткий мяв, короткий, как выстрел, заставил меня подскочить. И в то же мгновение со звуком упавшего на раскаленное железо плевка с Омова хвоста сорвался маленький алый шарик.
Мало кому доводилось видеть шаровую молнию, а уж наблюдать ее рождение везло единицам. У меня волосы встали дыбом — в особенности когда мне показалось, что шарик, сердито жужжа, вильнул в мою сторону!
Рейхсфюрер с Гальюном чесали галопом и были заняты только друг другом. Алый шарик гнался за ними, огибая кусты, — сначала довольно шустро и даже догоняя, затем стал отставать и, как видно, потеряв наводку, взмыл кверху и там взорвался. Словно зенитная ракета, промазавшая и ушедшая на самоликвидацию. Главное, с таким же оглушительным грохотом.
У соседей лопнуло стекло в парнике, а больше никто не пострадал, если не считать того, что у меня надолго заложило оба уха. У котов, полагаю, тоже. Во всяком случае, ни Рейхсфюрер, ни Гальюн с тех пор и близко не подходили к моей даче, а значит, и к Ому. Ему-то для полного счастья хватало небольшой территории, но что он считал своим, то было его, и точка. Все остальное — глупые шуточки. Шуточек он, как и все коты, не понимал, но твердо знал, что глупость наказуема, и поступал соответственно: наказывал.
Не рой, друг, Ому яму — этот тезис следовало зазубрить каждому, кто с ним общался.
Зато грозы он боялся до судорог и при первой вспышке молнии пулей летел в дом, где находил убежище под диваном. Умница, котик! Зачем притягивать постороннее электричество своим собственным?
Мне казалось, что в громоотвод, установленный поблизости на водонапорной башне, этим летом молнии били гораздо чаще, чем раньше. А соседский мальчишка, копавший червей для рыбалки в куче прелых листьев возле заземления громоотвода, возмущался: «Да что, блин, за блин?! Все дохлые!»
Я-то не видел в этом ничего необычного. Чем длиннее червяк, тем сильнее его шарахнет при разряде молнии на штырь. Как полагается убегать от шагового напряжения? Прыжками. Наши дождевые черви, к счастью, еще не мутанты и не циркачи, прыгать не обучены…
В мечтах я изобрел установку для утилизации атмосферного электричества и использования его в единой энергосети. Главной приманкой для молний был тщательно заизолированный Ом, а мне оставалось бы только стричь купоны. Воодушевленный, я даже скачал кое-какую информацию по молниям и налег на ее изучение. Увы, в денежном выражении полезный эффект от моего изобретения оказался ничтожным — не стоило и возиться. От огорчения я составил астрологические прогнозы для Рыб и Овнов самым простым и наиболее пакостным способом: взял прогноз конкурентов и садистски вывернул его наизнанку, перекрасив белое в черное, да еще подпустил могильной жути. Сидите и не рыпайтесь, рыбки и овечки. Я сказал. А если кто из коллег-конкурентов возразит, я заявлю ему в ответ, что он не специалист, а сявка, поскольку не учел в расчетах влияние затмения Япета Титаном и искривления хвоста кометы Джакобини-Циннера…
— Ай!.. — Я подпрыгнул чуть ли не до потолка и, падая обратно, ушиб ложыжку и искалечил стул. — …!..!..!
Ом терпеливо ждал, когда я кончу изрыгать слова, значащиеся лишь в очень немногих словарях. С его точки зрения, он был ни в чем не виноват: всего лишь коснулся моей ноги, проходя мимо по своим сугубым делам. Подумаешь! А не расставляй где попало ноги!..
— За хвост раскручу, — злобно посулил я ему.
Кот выразил сильнейшее недоверие к моим словам. Я и сам себе ни на грош не верил. Раскручу? За хвост? Вот за этот самый хвост, с которого может сорваться красненький шарик? Нет уж, в крайнем случае найму для этого дела кого-нибудь другого и настоятельно посоветую ему застраховать свою жизнь… от стихийного бедствия, наверное.
3
Пятнадцатого октября в нашей квартире произошло убийство.
Как легко догадаться, убили не меня. И не Люсю. И даже не Ома — позволил бы он кому-то себя убить! Он убил сам.
Несмотря на первый этаж, решеток на окна я не ставил принципиально, подозревая в них смертельную ловушку на случай пожара, если огонь отрежет естественный путь через дверь. По этому поводу между мной и Люсей время от времени гремели словесные баталии: «Я же почти все время дома сижу!» — «Вот именно, что почти! Специально выберут время и влезут, когда тебя не будет!» Я отмахивался. Но права оказалась Люся, а не я.