Йерген словно из-под трибун прорастает. Я не видела, как он подошел. – Может, она и рабыня. Но заказчики у нее превосходные.
Он втискивается на свободное место рядом со мной. На красивый платок не обращает внимания.
- Твоя девка не имеет права работать. – Буркает мастер Ватолобей.
- Так Кирстен и не работает. Я работаю. Вы же не ругаете лошадку за то, что она прет телегу туда, куда вам не нравится. Нет, вы наорете на кучера. Так и здесь, мастер… - К большому моему облегчению, голос Йергена тонет в реве толпы. Я привыкла к своему положению, но никому не понравится слушать, когда его обсуждают будто скотину.
Появляется семья Его Величества Ампелиуса Виэктриса Гобнэте Первого. Мой живот крутит от отвращения, ребра снова начинают болеть. Я рада, что не поела. Смотреть на Истинных не могу, опускаю глаза на пергамент. Начинаю бесцельно корябать углем.
- Наместник совсем плох. – Говорит Йерген.
Заставляю себя на мгновение оторваться от рисунка, ищу в строе одинаково черных фигур отца нашего Келебана. Какое тяжелое зрелище… Наместник даже не идет, как вещь он волочится по воздуху, подтягиваемый к креслу колдовской силой. Его ноги безвольно висят, мысы едва касаются досок настила. Неестественно вывернувшись в пояснице, наместник машет толпе. Рука мотается, как привязанная. Голова завалилась на бок, глаза выкатились, радужки круглые как монетки. Он похож на кошмарную куклу.
Рев голосов стихает. Спотыкаются, замолкая, отдельные выкрики, потом наступает мучительная тишина. Сбоку наместника поддерживает под локоть мастер Ватабэ. Тщетно пытается создать видимость, будто наместник передвигается самостоятельно. Позади них с очень прямой спиной шагает принц Филипп. Он напоминает мне цаплю.
Тишина такая, что слышны звуки их шагов.
Потом Повелитель начинает хлопать в ладоши. Хлопок. Тишина. Еще хлопок. Тишина. И все взрывается в грохоте аплодисментов.
Звук напоминает мне черную гальку, бьющуюся друг о друга боками.
Я гляжу в небо. Вдруг там камни Дома Драконов? Но над нами серость да воронье. Перевожу взгляд на Йергена. Кошусь на него, почти не поворачивая головы, чтобы не смотреть интимно в упор. Невольно вспоминаю наш поцелуй. Йерген повернут ко мне нетронутой шрамом стороной, его отточенный профиль совершенен. Хочется провести пальцем по лбу, линии носа, губам…. Что мне делать после Турнира?
84
Гордиан 13
Во второй раз тошнит в миску.
- Так со всеми бывает, сынок. – Маршал Торд пытается утешить мое самолюбие. Протягивает влажную тряпку. – Лишь дураки не волнуются.
У старика вид как у побитого хозяином старого пса. Он не говорит это прямо, но я понимаю: арбузный маршал со мной прощается. Верит, что поддерживает меня, но это мне хочется его приободрить.
- Спасибо вам за науку, маршал Торд. Да и вообще, спасибо… За все. Берегите себя.
- Бейся с честью. И пусть тебе поможет удача, сынок.
Нет. Удача мне не поможет. Я уповаю на чудо. И самую малость – на чудодеев, чье прикрытие обещал Джон Роу. Правда, он не смог сказать ничего внятного. Да и где теперь Джон? Смылся из конюшни посреди разговора, я не смог его разыскать, даже подключив карателей сира Утера кох Ноха.
- Пора. – Всхлипнув, старик с силой стукает меня по спине.
Я едва чувствую удар. На мне подбитый железными пластинами кожаный доспех, расцарапанный и истертый. Мой проверенный, самый надежный соратник.
Думаю о гвоздях, которые вбивают в крышки гробов. Звук, наверное, как если долбануть меня по кирасе. Зачем крышки закрепляют гвоздями? Чтобы покойники не выбрались и не отправились по свету бродить? Как там отец мой наместник, не живой и не мертвый?
Почему все эти мысли в моей голове!?
Громко выдыхаю. Подпрыгиваю, перетряхнувшись всем телом. Ощущаю тяжесть верных друзей – полуторного меча и небольшого заплечного щита. На сей раз их вес не внушает спокойствия.
Полог отодвигается. После сумрака подтрибунья дневная серость режет глаза.
Шагаю по песку, ощущая на себе бессчетное множество взглядов. Я уже ходил этим путем по строящейся Арене. Теперь скамьи плотно забиты сотнями разгоряченных людей. Сначала глашатай выкрикивает «Гордиан Анэстей!», затем имя подхватывает толпа, мотает его по трибунам. Я машу рукой, сообразив, что так, наверное, следует. Преклоняю колено перед застывшим как изваяние Повелителем, кланяюсь семье Его Величества Ампелиуса Виэктриса Гобнэте Первого. Единственная из всех, принцесса Досиа едва заметно мне улыбается. Или так только кажется?
Приветствую наместника Келебана и городскую знать. Отец выглядит хуже, чем в нашу последнюю встречу. Наплевав на условности, мастер Ватабэ оборачивает длинный шарф вокруг его шеи, пытаясь поддержать голову, чтобы та ровно сидела.
«Кошмарный конец», - соглашается со мной мастер Семиуст.
Моей удаче наплевать на пожелание мастера Торда, она с самого утра на чужой стороне. На рассвете мы тянули жребий. Я вытащил место в первой паре бойцов. Мы сразимся сразу после приветственной церемонии. Это наихудший из возможных расклад: не будет времени приглядеться к приемам кроммов в настоящем бою.
Мои противники выстроились по кругу. Они в тяжелых доспехах, ветер колеблет багровые ленты плюмажей. На нагрудниках, спине и щитах у каждого герб. И на мне гербы, родного города Арглтона.
Я ношу почти забытые символы дома. Здесь на каждом шагу одни лишь кроммовы знаки…
«Вашу «самость» так растворяют», - сказал как-то мастер Семиуст. «Скоро вы позабудете, кем еще недавно являлись. И станете теми, кого из вас лепят».
Да. Так и есть. Одни лишь безумцы из Сопротивления продолжают надеяться.
Я встаю на последнее свободное место. Ищу взглядом художницу – вот же она, на трибуне для маляров бок о бок с вольными мастерами! Моим слугам не удалось разыскать эльфа, так что я не смог выкупить ее по закону. Но упомянул о своем желании в завещании. За меня Кирстен освободят деловые люди мастера Ватабэ.
Должно быть, она заметила, что я смотрю на нее. Кирстен неуверенно приподнимает руку с зажатым в ней угольком, вроде как машет. Потом я читаю движение, - два тычка и округлая линия. Кирстен рисует мне улыбающееся лицо. У меня на сердце теплеет. Я растягиваю губы, чтобы она издали видела, - я ей улыбаюсь. Из центра Арены художница кажется очень маленькой, ненастоящей, словно видение. На девушке шелковый платок. Он ей очень идет. Впрочем, Кирстен шло и рваное платье.
Я рад, что художница здесь. В то же время мне хочется,