Читать интересную книгу Америkа reloaded game (с редакционными примечаниями) - Кирилл Еськов

-------------------------------------

* Шарль Поль де Кок (1793–1871) – чрезвычайно плодовитый французский писатель XIX века, чьё имя долгое время служило нарицательным обозначением фривольного автора (прим. ред. ).

-------------------------------------

вот, значит, чем убивают время на дежурствах головорезы из соседней Конторы…

21Столь чаемая им пауза меж тем странно затянулась – ей шел уже четвертый день. Коллеги, похоже, потеряли к нему всякий интерес – столь же внезапно, как и обрели; по всему выходило, что расследование их либо зашло в полный тупик, либо резко поменяло направление. Впрочем, выпускать его на волю никто и не думал – даже от наручников-то не освободили.Кормежка здешняя, кстати, при всей ее скудности и однообразии, оставляла впечатление именно армейской, а не арестантской: копченая солонина со ржаными солдатскими сухарями, плюс чай. «А как бы насчет щец горяченьких похлебать, а?» – закинул он удочку на второй день, но рыжеусый лишь руками развел: «Никак невозможно: мы на том же сухпае сидим, что и вы», а потом, чуток помявшись, предложил: «Хотите чарку хлебного, ваше благородие – чисто для сугреву?» Водки ротмистру не хотелось совершенно, но отказываться тут было бы неправильно.«На том же сухпае сидят», сталбыть… Что бы это значило, а?.. Захватившая его команда голубеньких (рыжеусый унтер, похоже, остался у них за старшего – офицер-немец после того первого допроса как сгинул) явно имеет жесткую инструкцию: прикинуться ветошью и, вплоть до особого распоряжения, носу из дому не высовывать. Ну а на то, что всё это затянется не на один день, никто тогда, в смысле припасов, не заложился – вот и кукуют теперь ребята в питерском городском доме будто на блокированной горцами заставе… Откуда вывод: расследование, что ведет «майор Иванов» со своей командой, столь же неофициально (чтоб не сказать – незаконно), как и его собственная миссия, и шифруются те прежде всего от своих – не говоря уж о полиции. Каковое обстоятельство, кстати, делает его личные перспективы «выйти отсюда своими ногами» вовсе уж туманными…Случай проверить эти свои умозаключения представился Расторопшину тем же вечером, причем завязкой ко всему дальнейшему послужила как раз специфика тамошнего рациона. Известное дело: человек-то – он всё вытерпит, а вот животинка…

– Ваше благородие, разрешите обратиться! – принесший «ужин» рыжеусый явно ощущал себя не в своей тарелке. – Вы в собаках чего-нибудь понимаете? Чем их кормить, в смысле?

– От собаки зависит, – пожал плечами ротмистр, откладывая на угол своего топчана сочинение французского бытописателя (второе уже по счету, кстати). – Вообще-то собака ест всё, что и человек, но охотничья и сторожевая, к примеру, – это, брат, две большие разницы. Но ты как-то очень уж издаля заходишь, конспиратор!

– А это правда, что им копченое нельзя? Что от этого у них нюх пропадает?

– Ну, на некоторое время – да. Потом восстанавливается.

– Вот ведь холера… Правильно, стало быть, парень говорит: нельзя ей солонины…

– А у вас ничего кроме, – понимающе кивнул Расторопшин. – А на одних сухарях не протянешь, да и те уже на исходе?

– Ну, вроде того…

О! Стало быть, кроме меня тут содержат еще и псину, и о ней, похоже, заботятся поболее, чем обо мне…

– Вообще-то если собаке не прямо завтра-послезавтра работать по следу – переживет и копчености. Уж всяко лучше, чем морить ее голодом.

– Тут ведь вот какое дело… Парень говорит, будто собака его помнит сейчас запах следов одного… ну, неважно чей… и будет держать его в памяти еще пару-тройку дней – всего с неделю, стало быть. А вот ежели ей, даже на время, перебить нюх едой с отдушкой – черта с два она потом тот запах отличит от других.

– Собака, помнящая «запах следов» неделю?.. – недоверчиво наморщился ротмистр.

– Это особенная собака, ваше благородие, редкая заграничная порода. Называется по какому-то тамошнему святому…

– Не иначе как – гончая святого Губерта, бладхаунд?

– Точно! Она самая!

Ничего себе…

– Да вы, ребята, с жиру беситесь, как я погляжу! Это какие ж нынче бюджеты у вашей Конторы, если у вас ищейками – бладхаунды? Это, конечно, не тебе упрек, служивый…

– Так она и не наша вовсе, ваше благородие! Парень с собакой – особо важный охраняемый свидетель. Господин полковник даже пошутил, что свидетель-то как раз собака, а парень – уж так, за компанию.

Вот это любопытно: «майор Иванов»-то, оказывается, в полковничьем чине…

– Ладно, служивый, – хмыкнул ротмистр, заметив, что его собеседник продолжает чуть заметно переминаться с ноги на ногу, – давай, говори уже! Выкладывай свой совсем-совсем уже неофициальный вопрос. Чем могу – помогу.

– Ваше благородие… Нам на инструктаже говорили, будто вы много чего секретного знаете-умеете… Так эта… – тут рыжеусый наконец взял себя в руки посредством принятия стойки «смирно» и отчеканил: – Разрешите вопрос! Как по-вашему, оборотни – бывают?

«Оборотни?? – вмиг засосало у него под ложечкой. – Не иначе как коллеги раскопали что-то новенькое по части тех изъятых Командором серебряных пуль… Нет, но как издаля зашел, рыжая шельма!..» Ему понадобилась добрая пара секунд, чтоб осознать: э, нет, тут вовсе не игра, рыжеусый-то, похоже, и в самом деле крайне встревожен, чтоб не сказать – напуган, а напугать такого вот егеря-кавказца куда как непросто…

– Давай-ка так, сержант: мне, для начала, нужна нормальная вводная. Чтоб тебе было попроще со всякими неразглашениями – я начну сам, а ты меня поправишь. Если захочешь. Идет?

– Идет.

– Ваша здешняя команда уже пару дней как – или даже три? – не имеет никаких новых инструкций из штаб-квартиры, и вообще курьеров оттуда; что не повод для паники, но… Пес, между тем, сегодня ближе к вечеру стал вести себя странно. Вы заподозрили – с подачи его хозяина, – что в доме, кроме нас, есть кто-то еще… – тут Расторопшин на миг замолк, ибо в голове его встали точнехонько на свои места недостающие кусочки мозаики: «министр был родом из Западных губерний, где очень в ходу легенды об упырях и оборотнях » и «вызвал в Петербург – срочно, телеграфом – двоих слуг: дядьку-ординарца и опытнейшего ловчего »; так вот откуда тут бладхаунд! – При этом как-то само собою прозвучало слово «оборотень». Обыск помещений результата не дал, но подозрений ваших не развеял; вы отправили наружу связного с сигналом тревоги – но тот как в воду канул. Похоже?..

– Но как вы?.. Ладно… Да, всё так.

– Собаку при обыске использовали?

– Никак нет! Обоих свидетелей… ну, в смысле – свидетеля и собаку… немедля изолировали, оперативник с оружием наизготовку при них безотлучно.

– Молодец, сержант, соображаешь! …Ну, что я тебе могу сказать? – ничего хорошего, если честно. Никаких людей-оборотней, перекидывающихся в волка, разумеется, не бывает. А вот восточные секты тайных убийц, умеющих такое, что нам тут и не снилось – очень даже есть. Похоже, сейчас кто-то из этих людей-теней разгуливает по дому – и кабы не собака, вы бы так никогда и не узнали, что он тут побывал… И рискну предположить, что он пришел как раз за свидетелями; если так, вы пока действовали безошибочно. Но одна хорошая новость всё же есть: если бы он собирался убить еще и вас, вы давно уже были бы покойниками.

– А как тогда насчет вас, ваше благородие?

– В смысле?..

– С нами – понятно, а вот вас этот самый… человек-тень … убить бы сумел?

– Ну, тут хотя бы «возможны варианты»… – после краткого раздумья поднял глаза на собеседника ротмистр. – Так что если хочешь продлить ту цепочку верных оперативных решений – сними-ка, взаправду, с меня наручники и отправь наверх. Под слово офицера. Сержант?..

Рыжеусый не отвечал. Он, казалось, погрузился в столь глубокую задумчивость (решенье-то серьезней некуда!..), что голова его свесилась на грудь; затем колени его подломились, и он лишь каким-то чудом устоял на ногах, привалясь к дверному косяку. Все движения его сделались вдруг как у смертельно пьяного… Да нет, какое, к дьяволу, «пьян» – он отравлен! Дозу, видать, получил давно, но мужик здоровенный, держался-держался и – вещество подействовало не врастяжку, а вот так, скачком…Егерь, между тем, более или менее восстановил контроль над своими движениями и теперь, судя по выражению лица, мучительно вспоминал: как же я сюда попал-то? и что это за человек в наручниках? Зрачки его то съеживались в маковое зернышко, то расширялись во всю радужку, а по лбу и вискам катился обильный пот. Потом в глазах его, устремленных на Расторопшина, мелькнула уже, вроде бы, тень узнавания – как вдруг они наполнились до краев непередаваемым ужасом. «Эй, сержант, очнись!» – встревожено окликнул он, но тот отшатнулся от него так, что буквально вплющился спиной в стену каморки, а рука его дернулась за пазуху тем движением, которое ни с чем не перепутаешь…Думать тут было некогда, и тело всё сделало само – рванулось из своего «положения сидя» снизу вверх, найдя голове самое верное для той ситуации применение: врезаться со всего ходу в подбородок рыжеусого. Соударение вышло таким, что в глазах Расторопшина полыхнули разом все фейерверки императорских тезоименитств, едва не ослепив его самого до черноты настоящего беспамятства; а вот рыжеусый оказался столь крепок на удар, что дальше knock-down’а там дело не пошло, и для требуемого knock-out пришлось еще добавить егерю по маковке рукоятью револьвера, выдернутого из его ослабевших на миг пальцев. Бил ротмистр «аккуратно, но сильно» – с полного замаха сцепленными руками, будто дрова рубя; ну примерно как супруга дает наркоз посредством сковороды или песта своему благоверному, надумавшему охотиться с топором за шмыгающими меж домашней утвари чертиками…Первым делом, присевши на корточки, ощупал пульс; порядок – слабый, но ровный, будто спит. Невероятной мощи мужик, хоть по виду и не скажешь; не только женщины, стало быть, есть в русских селениях… Но чем же его угостили-то, а? В веществах ротмистр, по долгу службы, чуток разбирался, но ничего со схожей симптоматикой припомнить не мог; впрочем, в тропиках, и в особенности в Новом Свете, сейчас столько всякого понаоткрывали, что и гадать бесполезно. Да, кстати! – а как насчет тех министров?..…Шум в полуподвале ничьего внимания наверху, похоже, не привлек; с полминуты ротмистр вслушивался в тишину дома, застыв сбоку от дверного проема с «калашниковым» наизготовку, и нашел ту тишину странно нежилой. Помимо ключа от наручников (слава те, Господи!), он обнаружил в карманах рыжеусого удостоверение на имя Александра Шебеко, вахмистра Отдельного корпуса жандармов (вот и познакомились…), и свой собственный бумажник, опечатанный сургучными двуглавиями Третьего отделения; каковые печати он бестрепетно ободрал, дабы обревизовать содержимое, и с облегчением убедился: всё на месте, включая и некую рваную десятирублевку. Патронов – сверх тех пяти, что в барабане – не отыскалось, увы. Еще раз окинул взором каморку, задержавшись на миг на опрокинутой кружке в луже пролитого чая (вот ведь Бог пронес, а?..), и привернул фитиль – чуток привыкнуть глазами к темноте, что поджидает за дверью.Сколько их там? Вряд ли больше двоих (ибо минус один связной), но там ведь еще и человек-тень, и свидетель со своей собакой – черт бы ее унес… Боюсь, вступать с коллегами в переговоры сейчас несколько несвоевременно – пребывая в подобной ажитации, люди вообще склонны спешить с открытием огня на поражение, а уж если они там еще и под веществами, как мой вахмистр…И, будто спеша подтвердить эти его предчувствия, где-то наверху ахнул револьверный выстрел, разнесся леденящий душу вопль – и тотчас же еще два выстрела кряду.…М-да, осталось лишь надеяться, что насчет крайнего нелюбопытства здешних соседей «майор Иванов» тогда не соврал. Ну а нам, стало быть, самое время лепить колобок – и поспешать на выручку к коллегам, пропади они пропадом…

22Первого коллегу – знакомого уже крепыша с косым пробором – ротмистр обнаружил у подножья лестницы, ведущей на второй этаж, и поза лежащего ему крайне не понравилась. Нитевидный пульс, однако, наличествовал; ни ран, ни иных внешних повреждений при поверхностном осмотре не обнаружилось; в рапорте, мрачно отметил он про себя, следовало бы, порядку для, отметить еще и отсутствие следов укуса на шее… На лестнице кисло воняло порохом, а в барабане оброненного на ступеньки «калашникова» было – минус три; хозяйственно прибрав тот барабан с двумя остатними патронами, он прикинул вероятное направление стрельбы и заключил, что если жандарм целился во что-то реальное (а не в свои кошмары), то оно должно было бы находиться наверху…О!! – стреляют! Ну, точно: второй этаж, налево. Там, где у них общая столовая, или как ее называют в старых купеческих домах, вроде этого……Он чуть было не опоздал, но чуть-чуть, как известно, не считается. Дверь, из-за которой донеслось собачье рычание, оборвавшееся вдруг совершенно человеческим криком боли, была приотворена, и колобок подсказал ему не застревать на пороге (где наилучший, казалось бы, сектор обстрела), а врываться прямиком внутрь, понизу – длинным мягким кувырком. Миг спустя он был уже почти посредине обширного помещения – на ногах, выйдя из того кувырка будто отскочивший от пола каучуковый мячик, и тут же начав двигаться в подобии танца, сбивающем врагу прицел.Колобок, вроде бы, не подвел: рискованно оставленный им в тылу оперативник (что занимал ранее позицию у двери) покоился навзничь и угрозы пока не представлял; худенький подросток (хозяин собаки, надо думать) оцепенело застыл у дальней стены с чайником в одной руке и миской сухарей в другой (размачивал как раз для своей псины?..) – полный ступор у парня, ну и слава богу: метаться по комнате не станет и под пулю ненароком не подвернется; крупный черно-подпалый гончак с тяжелой мордой простерся на полу, и всех признаков жизни там оставалось – еле слышное поскуливание. Центром же композиции был миниатюрный человек в темной мешкообразной одежде и с закрывающей лицо повязкой: черный конь, методично сеющий смерть среди бестолково сгрудившихся в углу доски и лишь мешающих друг дружке белых пешек…Черный человек, собиравшийся уже, похоже, двигаться ко второму выходу из столовой, в противоположном ее торце, мгновенно принял боевую стойку – с каким-то невиданным вариантом «раскачки маятника», и ротмистр, сходу оценив класс противника, уразумел со всей непреложностью: в рукопашном бою с таким шансов у него – ноль целых, хрен десятых, и если ему хоть чего-то светит, так только с нынешней, десяти-примерно-метровой, дистанции, ибо всё-таки хитрые восточные штучки – восточными штучками, а сорок пятый калибр есть сорок пятый калибр. И немедля произвел два выстрела по нижним конечностям противника – без малейшего, впрочем успеха: слишком тот быстр…Да и по части дальней дистанции у того, как немедля выяснилось, всё было в полном порядке – он понял это, сходу пропустив метательную звездочку-сюрикен, а пропустил он ее потому, что сюрикены те пришли сразу стайкой на троих (люди так метать не могут!..), и уклониться от всех разом не смог помочь даже колобок, и хорошо хоть удар пришелся вскользь – полутора дюймами выше правой брови, боли особой не было, кожу вот только рассекло чуть не до темечка, так, что кровища ливанула как из крантика, залепляя правый – правый, с-сука, прицельный!! – глаз, и даже утереть ее не было ни четверти, ни осьмушки мига, а черный тем часом с шахматной беспощадностью сманеврировал вправо, состворившись с парнишкой у стены, чем вышиб последний его козырь, и тогда он, поняв, что для него-то всё кончено, заорал что есть мочи: «Тикай, парень, тикай!!! Задняя дверь!» Ну и кто бы мог рассчитывать, что очнувшийся от того вопля парнишка, вместо чтоб кинуться наутек, запустит своим дурацким чайником в загривок черного? – но вот ведь…Знающие люди утверждают, будто люди-тени в момент выполнения задания делаются нечувствительны к боли; ну, коли так – это, наверное, был какой-то неправильный, левый человек-тень, ибо на кипяток за шиворотом он среагировал вполне себе общечеловечески. Суть в том, что движения его, хоть и ненадолго, но сделались – предсказуемыми; Расторопшину же осталось лишь заключить отрезок той исчисляемой траектории в треугольник из трех одновременно выпущенных пуль – хрена ли тут уже экономить, последний-распоследний шанс… – и полюбоваться, как черного опрокидывает навзничь, отбросив перед тем вправо-назад на добрую сажень: уж хоть тут-то европейская цивилизация девятнадцатого века, в лице 45-го калибра, себя не посрамила!Впрочем, вскочил обратно на ноги черный довольно резво (хотя и без прежнего изящества в движениях: всё-таки попало ему довольно крепко), а послать в ответ сюрикен умудрился перед тем еще лежа – едва-едва не застав ротмистра врасплох: тот как раз принялся перезаряжать револьвер и, понятное дело, потерял на миг из поля зрения поверженного вроде бы врага. Соблазн добить тень –подранка врукопашную был велик, но осторожность взяла верх: ну его к богу в рай, нарвешься еще на какую-нибудь отравленную колючку… Так что когда оприходованный им внизу съемный барабан «калашникова» встал, наконец, со щелчком на место, черный как раз выскальзывал за вторую дверь; дьявол! – теперь ведь придется скрадывать его в лабиринте темных переходов, открывающих бездну возможностей для засады…Делать, однако, было нечего, и, бросив парнишке через плечо: «Револьвер прибери – где-то на полу должен быть», он устремился в погоню. Погоня та, впрочем, оказалась весьма непродолжительной и безрезультатной: внизу прощально стукнула входная дверь, а цепочка кровяных капель на полу вела его к той двери наикратчайшим путем, безо всяких хитростей и подвохов. Облегченно задвинув засов, он обследовал следы крови на косяке и заключил, что левое плечо тени, похоже, разворочено так, что мало никому не покажется. И вряд ли тот, с таким ранением, сможет сколь-нибудь продолжительное время караулить снаружи – ему бы сейчас дай бог доползти до своей норы; да и пусть его уползает! – я, вообще-то, не подряжался ловить восточных суперубийц заместо генерала Чувырлина с его конторой… Кстати, о ранах: неплохо бы мне уже заняться и собственной тож, да и вообще раскинуть мозгами насчет дальнейшего – пока коллеги не вернулись к исполнению служебных обязанностей.…В столовой наверху мало что поменялось. Парнишка застыл на коленях подле умирающей собаки и беззвучно плакал. Годков ему, пожалуй, тринадцать-четырнадцать, худенький-большеглазый – северный типаж… симпатичный, кстати, парнишка, и смелый… ёлкин пень!! – да это уж не девчонка ли?!Впрочем, вся эта чепуха тут же откочевала куда-то на дальнюю периферию его сознания, ибо парнишка (девчонка?..) уже наводил (наводила?..) на вошедшего извлеченный из-за пазухи револьвер; советы старших, стало быть, мимо ушей не пропускает, а оружие держит вполне грамотно – двумя руками, да и курок, что характерно, вполне себе взведен…Медлить тут – с его-то расхристанным видом и залитой кровью разбойничьей рожей – было опасно, и он, плавно-плавно выпустив свой «калашников» из опущенной (по счастью) руки на пол, поднял открытые ладони на уровень плеч:

– Павел Андреевич Расторопшин, к вашим услугам. Генерального штаба ротмистр, военная разведка. С кем имею честь?