— Ну а Кирилл?
— Брось, он хуже брата. У него тлеет обида за отмену гетманства, тлеет именно на меня, так что не станет за наше дело точно.
— То есть, измайловцы не с нами?!
— Большинство с нами, не волнуйся! Разумовский давно всем надоел. Бибиков верный человек, он поведёт их за собой. К тому же Чернышёв тоже с нами, для гвардии он фигура достаточная! Все с нами пойдут!
— Что скажет Чичерин?
— Этот не высунется до самого конца, Сашенька Куракин утверждает, что он не будет рисковать. Гарнизон будет сидеть в казармах. И, если что, Кексгольмцы будут небоеспособны, при них болтается Степка Куракин, который их командира, майора Беринга спаивает нещадно. Он сегодня очередную попойку затевает, офицеры все будут пьяны!
— Великолепно! У Екатерины нет шансов! Может ли она сбежать в Кронштадт?
— Там почти нет войск, да и моряки колеблются. Они скорее призна́ют победителя, чем вмешаются.
— Однако необходимо отрезать Екатерине отход к ним, мало ли! Ещё сбежит куда.
— Конечно, Конная Гвардия будет сторожить, чтобы не сбежала!
— Отлично! Помолимся, братец, за наше правое дело!
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Практически все гвардейцы примкнули к перевороту, армейские части гарнизона, как всегда в таком случае, приняли нейтралитет до определения победителя, а вот новые корпуса остались верны престолу. Оборона дворца должна была оказаться в руках двух сотен наиболее отличившихся в минувшей войне солдат и унтер-офицеров, которых пригласили в Петербург для награждения. Также верными престолу оказались примерно сотня яицких казаков и башкир, которые прибыли в Петербург, для формирования моего нового личного конного конвоя — Белошапка считал необходимым серьёзно улучшить мою охрану.
Пономарёв своевременно получал информацию о планах заговорщиков, причём среди его источников были и слуги Паниных, и солдаты и даже младшие офицеры гвардейских полков. Информация стекалась к Потёмкину, который стал фактическим руководителем верных императрице сил в столице. Быстро поняв, что силы мятежников оказываются слишком значительными, и просто победить их, даже при подходе основных сил Вейсмана, будет сложно, Потёмкин привлёк моих стариков-разбойников во главе с Кошкой. Импровизированный штаб должен был провести целую цепь операций, нацеленных на разделение и ослабление сил заговорщиков.
С помощью агентов и просто сторонников законной власти требовалось затруднить консолидацию войск, в надежде, что все свои действия они будут осуществлять заведомо недостаточными силами. Причём так, чтобы в руководстве заговора до определённого времени не возникало даже подозрения, что ими манипулируют.
Первым шагом стало то, что три роты семёновцев, выступивших к Зимнему дворцу, встретили на пути винные склады. Там эти роты и остались, и никакие усилия офицеров остановить пьянку здесь не помогли, более того, часть офицеров была побита, а несколько из них присоединились к солдатам. Другие отряды мятежников теряли дорогу и не приходили на место встречи вовремя, солдаты отказывались выступать из казарм, офицеры внезапно пропадали и подразделения не выдвигались, кто-то дезертировал, в измайловском полку многие заболели.
Несмотря ни на что, в начале, мятежники захватили Сенат империи, коллегии и бо́льшую часть Петербурга — сил для их защиты просто не было. Но Зимний дворец — устоял. Во дворце ещё с лета был затеян ремонт — вопросов не было, здание ветшало. И во время ремонта, вокруг нарыли ям, навалили кучи грунта, досок и прочее. На самом деле, под прикрытием ремонтных работ было проведено укрепление дворца. Фортификацию рассчитали молодые инженеры во главе со старым злобным Арапом Петра Великого, который, конечно, о многом догадывался, но его верность престолу, вернувшего его из небытия, и ненависть к аристократии, что его всячески унижала, были очень велики и утечки информации с его стороны не произошло.
И вот эти гвардейские роты, что всё-таки добрались до дворца, упёрлись в эти баррикады, на которые встали оставшиеся верными престолу армейцы и казаки, причём у них была даже артиллерия, и дальше прорваться не смогли. А на следующее утро в город вошли молодые артиллеристы и инженеры из Ораниенбаума и Ропши, а также к осаждённым, что было весьма неожиданно, присоединились лицеисты во главе с Ломоносовым. Все они были оповещены Захаром, что мятеж происходит от моего имени, но не по моей воле, а против неё.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ломоносов был очень разозлён попыткой сломать тот порядок в управлении, который он уже долгие годы строил. Он пытался, вспомнив свои молодые годы, встать в первые ряды обороняющихся, и само́й императрице его пришлось уговаривать не рисковать. Так же, впрочем, как и Абрама Петровича Ганнибала. Вильбоа тоже горел праведным гневом, но он просто не смог двигаться ускоренным маршем со своими учениками, всё-таки здоровье его было очень слабое.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Емельяна Карпова известие о мятеже застало в Лицее в Царском селе, где он читал лекции. Адъюнкт Императорской академии наук считался человеком не от мира сего, витающим постоянно в математических эмпиреях. Он не сразу заметил, что вокруг все мечутся и громко говорят, но когда заметил…
— Что происходит? — рыкнул громадный математик, поймав за шкирку пробегающего мимо студента.
— Так, мятеж в Петербурге! — придушенно пискнул в ответ тот.
— Какой ещё мятеж?
— Гвардия пошла на Зимний! Свергать императрицу!
— Что? — отпустив несчастного юношу, Емельян бросился к кабинету Ломоносова, который был директором Лицея. Тот был на месте, хотя Карпов застал его собирающимся.
— А, Емельян Кузьмич! Вы что хотели?
— Михаил Васильевич, я хотел бы узнать, что происходит? Мятеж? — Ломоносов оценивающе посмотрел на математика, кивнул про себя и ответил:
— Мятеж! Пойдёмте со мной, я буду говорить со студентами — там всё узнаете, времени мало.
Они вместе вышли в большую залу, где собрались галдящие студенты и преподаватели, которые в этот час оказались в Лицее. Ломоносов привлёк их внимание, дождался тишины и произнёс речь, об измене в Петербурге, об обмане заговорщиков, о том, что Наследник спешит в столицу с войсками на помощь матери и о том, что он сам тоже отправляется туда на защиту императрицы.
Никто из студентов и преподавателей не высказался в поддержку аристократов и гвардии, напротив, прозвучали призывы немедленно, в составе учебных рот, которые были уже несколько лет введены в Лицее, отправиться к Зимнему дворцу. Академик поднял руку, дождался тишины и сказал:
— Так, порыв честный и я его поддержу! Хоть и больно мне будет потерять кого из вас, но ещё больнее будет потерять многого из того, что мы вместе с вами достигли! Но, первое — разрешаю пойти только студентам двух последних курсов, остальные слишком молоды! Тишина! Пойдут только те, кто хочет! Кто не желает, может не идти — винить в трусости таких людей запрещаю! Всё понятно?
Ко всеобщему удивлению, первым, кто отозвался на слова директора, оказался Карпов. Никто не ожидал, что ему хоть как-то важен окружающий мир, а не его математические абстракции.
— Я готов, Михаил Васильевич!
— Позвольте, но Вы…
— Я был солдатом! И считаю своим долгом защищать престол!
— Ах да, конечно, Вы же служили…
— Бесчестием для себя посчитаю остаться в стороне!
После этого начался такой хаос, что преподавателям пришлось силой наводить порядок. Едва удалось убедить учеников младших курсов не переживать из-за неучастия в лицейском походе, а старшекурсники записались все без исключения. Ружья были в достаточном количестве, военной подготовке в Лицее уделялось большое значение. Уже в ночь рота студентов во главе с Ломоносовым, Карповым и подполковником Паткулем — одним из первых георгиевских кавалеров, потерявшим руку при штурме Бендер, что преподавал в Лицее военные дисциплины, выступила в Петербург.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Их встретили на окраине города. Казачий разъезд обменялся с Ломоносовым условными фразами и повёл их, минуя главные улицы, к дворцу. Вскоре подошли и роты, сформированные в корпусах, причём они-то уже были вооружены не только ружьями, но и артиллерией и даже гранатами из учебных пособий.