двенадцать-тринадцать, я села на велосипед и поехала из Осло в Драммен, чтобы устроить всем сюрприз. Моя уверенность в том, что мой неожиданный визит всех обрадует, лишний раз доказывает, в каких розовых очках я жила. Когда я добралась до дома отца, он копал в саду. «Привет, отец», – сказала я, запыхавшись от езды по холмам. Мне не терпелось поведать ему, что я сама, в одиночку, преодолела путь от Осло. Никто из его детей в Драммене не сделал бы этого, хотя все они была старше меня. Не то чтобы они не осилили этого, просто им бы не пришло это в голову. Отец обернулся: его глаза сузились, а губы скривились, но он тут же собрался. Я решила, что он утомился от работы в саду – снова заработал мой толковательный механизм. Прошло много лет, прежде чем я поняла, что мои визиты были для отца столь же утомительными, как для Осе и меня самой. Но, хотя я начинала волноваться уже за неделю до поездки, мне никогда не приходило в голову ее отменить. Я думала, что они ждут меня и расстроятся, если я не приеду. Понятия не имею, откуда у меня это, но в те годы мое восприятие жизни защищало меня и в то же время возлагало большую ответственность. Мне всегда были рады, я была ангелом-хранителем, от которого зависели все, а не только мать. Истина же состояла в том, что и Осе, и, скорее всего, ее дети тяготились моим присутствием и испытывали облегчение, когда я уезжала. Когда я наконец осознала это – мне было лет восемнадцать-девятнадцать, – это стало колоссальным освобождением. С тех пор я ездила в Драммен не чаще чем пару раз в год. Они приглашали меня на все семейные события, тут я отдаю им должное. Я часто размышляю над тем, как достойно они всегда вели себя – вся семья, и в особенности Осе, и как я бы поступила на их месте. Только когда у меня родились дети, я попыталась представить, каково для Осе было принимать меня на целые выходные раз в месяц все эти годы. Как это – регулярно мириться с нахождением в собственном доме красноречивого напоминания о любви мужа к другой женщине, с которой он, судя по всему, предпочел бы жить под одной крышей, наблюдать воплощение этой любви в живом существе, которое ходило, разговаривало и вообще было похоже на свою мать, ездило самостоятельно на поезде, сидело за столом на ее кухне и читало всем лекции.
На часах 14:27. Заходит женщина 1980 года рождения и с порога объявляет, что беременна.
– Это прекрасно, поздравляю вас, – говорю я, зная, что она давно мечтала о детях.
– Спасибо, – отвечает она. – Но это случилось в самый неподходящий момент.
– Неужели?
– Да. Мы собираемся в совершенно невероятное кругосветное путешествие, не помню, рассказывала ли я вам о нем. Как бы там ни было, мы поедем в том числе по Транссибирской магистрали, все билеты и гостиничные номера оплачены. Поездка обошлась нам в сорок тысяч крон. Квартира уже сдана на время нашего отсутствия. Мы просто-напросто не можем сделать этого сейчас. Мы должны отложить это на следующий год.
– Вы имеете в виду поездку?
– Нет же. Вот это, – отвечает она и показывает на свой живот. – То есть я здесь именно за этим. Я должна отложить это до следующего года. Понимаешь, дружок? Тебе нужно немножко подождать. А потом ты можешь родиться. Маме с папой просто нужно немного попутешествовать, посмотреть мир, – говорит она малышовым писклявым голосом.
– Вы хотите прервать беременность?
– Да. Чтобы вместо этого забеременеть в следующем году. Ведь мы так планировали. Мы просто-напросто должны сначала совершить эту поездку. А если я буду беременна, мы не сможем этого сделать.
– Через год вам будет сорок лет.
Она смотрит на меня и закусывает губу. Потом отводит глаза и глубоко вздыхает, словно вынуждена разжевывать что-то элементарное непонятливому собеседнику.
– Верно. Но раз я так быстро забеременела сейчас, то есть мы не думали, что я так быстро забеременею, а сейчас совсем не время. Мы так много говорили об этом, я плакала…
И она начинает плакать. Рот кривится, глаза наполняются слезами, она слабо качает головой. Интересно, могла бы она сейчас плакать как-то по-другому, если бы именно этот способ плакать не подходил лучше всего к данной ситуации – этот меланхоличный плач с легким покачиванием головы в подтверждение трудного выбора, трудной жизни. С годами у меня выработался иммунитет к слезам, включая собственные. Я видела слезы слишком многих. Сначала эти люди спокойно сидят в зале ожидания, у них все в порядке. Затем они заходят в кабинет и, как по команде, распускают нюни. И вовсе не обязательно, чтобы разжалобить меня и выклянчить то, что им нужно, – наркотики, антибиотики, больничный или, как в этом случае, направление на аборт, в котором я, уж если на то пошло, не могу ей отказать. Нет, большинство, как показывает мой многолетний опыт, плачут оттого, что очутились один на один с человеком в униформе, который глядит им в глаза и спрашивает, как у них дела. Когда люди оказываются в кабинете врача, в них просыпается желание исповедаться, словно они попали в исповедальню. Мои белые брюки и светло-голубая куртка заставляют их дать наконец волю накопившимся слезам, а мое обязательство хранить профессиональную тайну дарит им чувство безопасности. В стенах кабинета врача пациенты могут сказать то, чего не могут сказать в другом месте, или сделать то, что им бы не пришло в голову сделать в иных обстоятельствах, ведь они уверены, что врач все знает и все стерпит. Тщеславная потребность соответствовать этому ожиданию заставляет врача пытаться ответить на все на свете, стерпеть все на свете, даже если он этого не знает и не терпит.
Я встаю, подхожу к раковине, отрываю пару кусков от рулона бумажного полотенца. Пока она сморкается и вытирает с лица растекшуюся косметику, я думаю, что мне пора избавиться от ультразвукового аппарата.
– Вы не представляете, сколько труда мы вложили в организацию этого путешествия. Мы сидели вечер за вечером и покупали билеты на русских сайтах, где все написано по-русски, и мы переводили все это через онлайн-переводчик. Мне это далось с огромным трудом, мы не спали ночами и то и дело обсуждали ситуацию, а теперь вы хотите еще больше это усложнить.
Я сижу и смотрю на нее и пытаюсь прикинуть, сколько можно выручить за ультразвуковой аппарат, можно ли его продать через