схваток, ни раскрытия родовых путей. После родов у нее открылось кровотечение, присоединилась инфекция. Целую неделю Соледад пребывала в горячке, ее жизнь висела на волоске. Для Элены (не перестававшей плакать с момента рождения и почти до шести месяцев) нашли кормилицу среди рабочих – женщину, недавно родившую сына. Консуэло взяла заботу о новорожденной на себя. Соледад потребовалось четырнадцать лет, чтобы снова забеременеть, и, когда родился Альберто, все ее внимание переключилось на больного ребенка. Элена в подростковом возрасте чувствовала себя брошенной, ненужной и, более того, преданной. Почти как сейчас.
С наступлением темноты Элена возвращается с водохранилища, неся папку Игнасио под мышкой. У входной двери она встречает Консуэло.
– Я иду в больницу навестить Хосе Марию, – говорит тетя.
Элена, не отвечая, проходит мимо.
– Элена, где ты была весь день?
– Гуляла.
Консуэло останавливает ее за руку.
– Я понимаю, что со дня смерти Игнасио прошло совсем мало времени. Понимаю, что ты скорбишь. Но я не могу заботиться и о твоей матери, и о гостинице, и о Хосе Марии.
– Да, да, тетя, обещаю, что буду уделять гостинице больше внимания. Мне нужно еще несколько дней, я должна уладить кое-какие дела насчет Игнасио. Как только закончу, вернусь к работе, как прежде. Всего несколько дней.
– Ты в порядке?
– В порядке, грущу, злюсь, как обычно.
Консуэло гладит щеку племянницы; когда та только родилась, она любила водить пальцем по щечкам и личику малышки, чтобы успокоить ее, унять плач.
– Знаю, это пройдет. Время лечит, вот увидишь.
– Думаю, некоторые вещи нельзя вылечить.
– То есть?
– Да так, неважно, я тебе потом расскажу. Передавай привет Хосе Марии.
– Мне стоит волноваться за тебя?
– Нет, тетушка, я в порядке, правда.
Элена целует Консуэло в лоб и направляется в свой кабинет, откуда звонит Лусине.
– Ты можешь приехать в гостиницу?
– Сейчас?
– Я только что прочитала рукопись.
– Я заканчиваю прием. Надеюсь, не случится никаких экстренных родов.
* * *
– Сеньора, вас тут спрашивает один человек, – объявляет горничная, и за ней в кабинет входит мужчина.
– Эстебан?
– Извини, что явился вот так.
– Я собиралась тебе позвонить. Лусина уже в пути. Я хотела поговорить о рукописи Игнасио. Присаживайся.
Эстебан садится в кресло напротив Элены. Папка лежит перед ней на столе.
– Игнасио был Мануэлем?
– Не знаю. Все это напоминает наброски к роману вроде тех, что он обычно писал.
– И оставил на полпути? – Элена мотает головой из стороны в сторону, словно отрицая, и возводит глаза к потолку. – Как узнать, правда ли это? Он говорит о сыновьях, о своем браке, о Лусине. А остальное? Убийства? Думаешь, он мог убить?..
– Летисию и Клаудию? Судя по тому, что обнаружилось при осмотре тел, вряд ли, хотя я не успел закончить, поэтому выводы делать сложно. Кроме того, я виделся с отцом Летисии Альмейды. Вчера мы говорили с подругой ее дочери, и она рассказала, что Летисия встречалась со взрослым мужчиной. Больше мы из нее ничего не вытянули, потому что девушка очень нервничала.
– Ты виделся с отцом Летисии?
– Он разыскал меня, когда всплыли фотографии, я хотел рассказать вам с Лусиной, но тут объявилась папка Игнасио…
– Как думаешь, Игнасио мог быть… этим взрослым мужчиной?
– Сомневаюсь.
– Но ты ведь читал рукопись.
– Да, он говорит, что его брат был убийцей.
– А он сам – сообщником.
– Элена, нельзя принимать содержимое папки на веру, он был беллетристом, возможно, все в ней ложь.
– В таком случае зачем отдавать ее Лусине?
– Может, это рукопись его последнего романа и он отдал ее на сохранение.
– Лучше бы это был роман. Правда. Иначе выходит, что я провела три года с убийцей. Можешь в это поверить? Я – нет. Как я ничего не заметила? Или, по крайней мере, не заподозрила? А если он окажется убийцей, что станет с гостиницей? С моей жизнью, с моей семьей? Даже представить страшно, что скажут люди.
– Тише, Элена, успокойся. Сейчас не время для самобичевания. Спокойно.
Их прерывают два удара в дверь.
– Входите, – говорит Элена.
В комнату заходит Лусина.
– Администратор сказал, что вы здесь.
В качестве приветствия она обнимает их по очереди, Эстебана – немного дольше.
– Тебе лучше? – спрашивает он, заглядывая ей в глаза, не давая возможности увильнуть.
– Да, лучше, – кивает она.
Вчера, после того как они вышли из кафе, где Лусина вручила им папки, Эстебан догнал ее, и они пошли вместе. Лусина кричала посреди улицы, что должна была слушать свою мать, что вела себя как идиотка и безмозглая дура, поверив Игнасио.
– Проклятие, Эстебан, он был скотиной, убийцей! – не сдерживаясь кричала она.
Судмедэксперт хотел ее успокоить, но он привык иметь дело с мертвыми, а не с живыми, живые его пугают.
– И вдобавок ко всему она мне не мать, – повторяла Лусина. – Исабель не была моей матерью.
Эстебан слушал, не понимая.
– Это все ложь, Эстебан, ложь.
Лусина говорила так громко, что прохожие оборачивались им вслед, пока Эстебан не остановил ее за руку. Несколько секунд он молча смотрел на нее, затем почти машинально заключил в объятия.
– Я разговаривала со своим братом… Хесусом, сыном Исабель, и он частично подтвердил то, что написано в папке. – Лусина опускается на стул в кабинете Элены. – Моя мать… Исабель запретила ему говорить мне правду, поэтому он оставил нас: не хотел и дальше бегать. Все из-за меня.
– Ты не виновата, это решение Исабель, – уверяет Элена.
– Нужно выяснить, что из написанного правда, а что ложь. И я должен рассказать вам кое-что еще.
Эстебан достает из кармана рубашки пачку сигарет «Вайсрой», и Элена берет одну.
– Я думал, ты не куришь. – Эстебан зажигает спичку и протягивает ей.
– Бросила почти пять лет назад среди прочего, когда пыталась забеременеть. Так ведь? – Она кивает в сторону Лусины, та лишь пожимает плечами. – Самое время взяться за старое.
Элена вдыхает дым, чувствуя легкую тошноту и вместе с тем прелесть почти забытого ощущения первой затяжки.
Эстебан начинает говорить; струйки дыма из его рта напоминают субтитры на неизвестном языке.
– Мы с отцом Летисии расспрашивали о местах, куда ходила его дочь, разговаривали с ее друзьями.
– Погоди, погоди. С чьим отцом? Ничего не понимаю, помедленнее, – прерывает Лусина.
– Извини… Я уже говорил Элене: когда меня отстранили, я вышел из здания и столкнулся на стоянке с сеньором Альмейдой, отцом Летисии. Он набросился на меня и обвинил в том, что это я слил фотографии его дочери и ее подруги. Пришлось его разубеждать. Я рассказал о своем отстранении и о подозрениях, что убийства расследовать не будут.
– То