Обратное медленное движение головы, небольшая заминка — и полированная маска из светлого дерева вдруг трескается, лицо оживает…
— Вынужден признаться, что мой покойный брат не повинен в этом бесчестном деянии, — улыбается посол Корво. В янтарных тигриных глазах не блики от свеч — несказанное счастье, через край того счастья… Да. Открыл сказочный герой ларчик, а там не золото и не серебро, а зверь-дракон о шестнадцати головах — и все улыбаются.
— Вы хотите сказать, что мой покойный сюзерен еще и не отличил старшего брата от младшего?
Свечка вспыхнула напоследок — и погасла. Маска из гладкой липы возвращается на место — коннетабль и моргнуть не успел.
— Подобное недоразумение случалось не только с покойным королем.
Наверное. Наверное, если все, что я слышал о старшем брате — правда. Но запирать ящик на ключ поздно. Я уже все видел. Я это выражение знаю, встречал. У половины городских котов, у собственного сына, да и самому на лице носить доводилось. Называется «нашкодил — и рад».
— Ну что ж, тогда вы тем более вправе судить о разумности этой практики.
— И нахожу ее неразумной в большей части случаев. Угрозы уместны лишь там, где нет никакой возможности договориться.
— И действуют лишь короткое время.
— Вы совершенно правы, — любезно двигает губами посол… теперь Пьер не ошибется и в потемках, где у Корво настоящая улыбка, а где ее подобие для вежливости. — Простите, я должен позаботиться о своей даме.
Поскольку толедец ведет рыжую южанку танцевать.
Боюсь, что это дама о нем позаботится. И будет заботиться всю оставшуюся жизнь. До чего же неудобно все вышло.
Агапито Герарди пьет кофе в обществе сэра Николаса Трогмортона, альбийского посланника, кардинала делла Ровере и дядюшки маршала Валуа-Ангулема… Мигель опять забыл, чему именно хворый дядюшка приходится епископом. Хорошо Агапито, устроился в углу, из которого все видно, неподалеку от короля с королевой, перед ним целый стол сладостей — и можно даже делла Ровере с его проповедями о благе Церкви, о необходимости бороться с ересями и нести свет просвещения язычникам Африки потерпеть. Все видно, многое слышно, любезные спутники новостями поделятся, и никакой Карлотты Лезиньян…
Хм, смотри-ка, коннетабль мимо Герарди просто плечом вперед прошел, обходя. Видно, тоже с церемониймейстером поговорил и теперь в голове родословную секретаря с его занятием никак поженить не может. Ну не Цезарь господин Герарди и лучше сотым в Риме будет, чем первым в родной Амелии, а папский легат и доверенное лицо — это не сотый, это выше бери… а если еще дадут любимым делом заниматься, так и хорошо. А приличия пусть пойдут и в городской канаве сами утопятся.
Де Корелла стоит с двумя дамами в полутора шагах от Его Светлости и занимает их, пока герцог беседует с коннетаблем. Наряды дам он уже разглядел раз пятнадцать, от туфелек до головных уборов — вроде и нет такой привычки, но чем еще заняться? Ивово-зеленое с бисерной вышивкой платье у Анны, узкие рукава с пышными оборками по краю. Очень красиво — тонкие запястья, изящные ладони среди этих оборок, как среди пены морской… и вокруг нежной шеи та же пена, ай, до чего хорошо.
Лазоревое платье с золотым шитьем по лифу, рукава с пышными буфами — у невесты, а к нему еще померанцевая вода. Наряд и аромат Мигелю нравятся. Манеры выводят из себя. Капитан разговаривает о самых простых и невинных вещах — кто откуда родом, например, — а на лице у юной дамы такое восторженное внимание, словно ей в вечной любви признаются. И все это — напоказ, деланное…
— А мы с вами почти соседи! — радостно восклицает нареченная Его Светлости. — Я с первого взгляда почувствовала, что мы в чем-то близки.
— Скажите уж прямо: с первой фразы, — улыбается Мигель. Нашлась соседка. От ее Каркассона до Валенсии весьма неблизко. — Признателен вам за подобную благосклонность. Нам лучше подружиться заранее.
Де Корелла слегка кивает в сторону герцога, а аурелианская стрекоза все понимает на свой лад — точнее уж, делает вид, что так понимает, она неглупа. Хоть и глазками стреляет, и на любезности в адрес Мигеля уже изошла вся.
— Мы непременно подружимся, обещаю!
Зато сейчас она не шипит. И исторических анекдотов с двойным дном не рассказывает и спутницу, тоже южанку, Анну де Руссильон, не смущает. Весела, болтает, улыбается, кокетничает. Послал Господь наказание. Соседка. Родственная душа. Не будем думать о том, что бы с ней сделали дома — любая придворная дама бы уже давным-давно одернула и утащила к старухам, беседовать о вышивке и управлении семейным достоянием… о выборе кормилиц, о варке компотов, о воспитании слуг, о засолке овощей на зиму и прочих очень важных для юной невесты вещах.
Мигель вовсе не приверженец толедского благонравия — в юности еще опротивело, в Роме живут легче, доверяют друг другу и женщинам своим больше… но при виде Карлотты Лезиньян-Корбье он готов примкнуть к сторонникам того феррарского монаха, который разоряется на весь полуостров о необходимости борьбы с развратом.
Ибо кареглазая, черноволосая стрекоза очень похожа на Санчу, супругу Хофре Корво. Мигель ничего не имел бы против Санчи — ну, не повезло неаполитанке, выдали за квелого мальчишку, вот она и решила, что вышла замуж за все семейство Корво разом. С приближенными. Но монне Санче мало любви, ей нужны еще и страсти. Этой, кажется, тоже нужны. Неважно, кто источник тех страстей — было бы повеселее. Вот чем нужно думать, чтобы дразнить Чезаре, кокетничая с его капитаном охраны?
Вопрос, кстати, к обеим красоткам… неаполитанке как-то пришла в голову блажь пригласить Мигеля уединиться в покоях Его Светлости. Примерно за полчаса до возвращения тогда еще кардинала Валенсийского. И она очень обиделась, получив вежливый отказ. Интересно, что эта придумает?
До чего ж не повезло. Нам бы хоть рыжую Анну — весела, любезна, скромна, тиха… но никакого омута, никаких чертей. Милая дама, и вовсе не простушка, кстати. А третья девица потихоньку улизнула, послушав Карлотту, теперь беседует с королевой Маргаритой. Очень жаль. Эта, кажется, приятней всех. И с королевой на короткой ноге, значит, и крови хорошей девица — у аурелианцев коронованные особы с кем попало не разговаривают. Интересно, а где в Аурелии такие водятся — с черными волосами и белой-белой кожей?
Терпение у Мигеля длинное, но небесконечное. Как только музыканты начинают следующую мелодию, павану, он подает руку Анне. Очень невежливо по отношению к Карлотте… но кой черт, у нее жених есть. Жених беседует с коннетаблем, кажется, очень неприятно беседует, что-то ему не то сказали… Тут тоже приятнее не будет, но это бремя лучше нести по очереди.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});