не одобряет. Оно и понятно, Софья Витольдовна сама твёрдо стоит на ногах и от других того же требует, пусть и не всегда успешно.
Ещё один раз мне пришлось укрываться в тени уже у самой лестницы, мимо меня, воровски оглядываясь по сторонам и спешно поправляя платье, проскочила девица, а следом за ней спешил мужчина, негромко ругающийся под нос всякий раз, как подковки на его сапогах цокали особенно громко. У шкафа, за коим я прятался, кавалер догнал даму, ухватил за руку и пылко притянул к себе, лихорадочно шепча:
- Ну, куда же ты? Постой!
- Оставьте меня, - зло отчеканила дама, яростно вырываясь, - Вы сами сказали, что я Вас не достойна!
- Неправда, - простонал мужчина, прижимая спутницу к себе, - я не могу жить без тебя, ты моя судьба, моё счастие!
- Видимо, именно поэтому Вы приглашаете меня к себе исключительно ночью, словно непотребную девку! – дама язвительно рассмеялась и решительно оттолкнула кавалера. – Предупреждаю: если Вы посмеете приблизиться ко мне, я закричу так, что даже соседи сбегутся и увидят Ваш позор.
Мужчина горестно всхлипнул и замер, тяжело дыша. Его спутница отошла к шкафу, так что я смог уловить исходящий от неё тяжёлый и приторный аромат роз, тряхнула головой (по моей щеке скользнула её прядь) и отчеканила:
- Решайте сами, Прохор Милорадович, или Вы представите меня своей матушке как невесту, или я приму заманчивое предложение господина Болдина. Он давно предлагает мне собственный дом, выезд и полный пансион, а ещё регулярные поездки за границу!
- Одумайтесь, - возопил мужчина и тут же перешёл на испуганно-приглушённый шёпот, - заклинаю Вас, одумайтесь! Олег Петрович погубит Вас!
- Можно подумать, тайная связь с Вами вознесёт меня к воротам рая, - усмехнулась незнакомка и величественно взмахнула рукой. – Ступайте, я всё сказала. Сроку на раздумье даю Вам ровно сутки, до завтрашнего вечера. Следующую ночь я проведу с мужчиной, и только от Вас зависит, кто им окажется.
Девица ушла, не промолвив больше ни слова и игнорируя приглушённые мольбы кавалера, коий, не добившись благосклонности дамы, побитой собакой направился куда-то во тьму дома. Надеюсь, к себе в комнату, где рухнет в кровать и уснёт, в крайнем случае напьётся, а не станет сдуру вешаться, стреляться или же ещё каким-либо способом пытаться прервать ставшую столь суровой жизнь. Ну ничего себе, какие тут страсти по ночам кипят, Шекспир и Шиллер просто спешно записывают, нервно обкусывая кончики перьев, а древнегреческие трагики посыпают головы пеплом, сетуя, что писали о героях мифов, кои и в половину не столь занимательны, как добропорядочные господа из тихого провинциального городка Российской империи. Вот уж воистину в тихом омуте черти водятся, да ещё какие! Интересно, Софья Витольдовна хотя бы догадывается, какие трагедии разворачиваются под крышей её дома, едва лишь обитатели расходятся по своим комнатам? Наверное, да, ведь госпожа Абрамова создаёт впечатление не восторженной подслеповатой курицы, а особы весьма проницательной и рассудительной.
Я осторожно выбрался из своего укрытия и скользнул к лестнице, надеясь, что больше не стану случайным свидетелем никаких пикантных сцен, а то прятаться-то мне негде, если только через перила безоглядно скакать, что, согласитесь, перспектива весьма сомнительная. К счастью, больше мне никто не встретился, только ступеньки под ногами чуть слышно поскрипывали, недовольные тем, что кто-то наступает на них, не давая покою даже ночью. Когда по моим подсчётам нужная ступенька оказалась в зоне досягаемости, я присел на корточки и осторожно вытянул вперёд руку. Честно говоря, я почти убедил себя в том, что никакого препятствия на ступеньке нет, это был всего лишь сон, мираж, коему суждено безвозвратно растаять поутру, а потому не сразу понял, что пальцы нашарили тонкую гладкую верёвку, пересекавшую ступень. Это ещё что за шуточки?! Осторожно, словно это была растяжка, готовая взорваться от любого неуклюжего движения, я придвинулся ближе и, бесшумным русским словом помянув царящий вокруг мрак, принялся ощупывать верёвку лёгкими плавными движениями. Взрывчатки, слава богу, равно как и револьвера, арбалета и прочей пакости, способной среагировать на напряжение верёвки и убить или же покалечить излишне любопытного, безоглядно тянущего руки куда попало, не было, но на этом приятные открытия и заканчивались, любезно уступая место открытиям пренеприятным. Итак, верёвочка была достаточно тонкой для того, чтобы не броситься в глаза тем, кто будет спускаться, но при этом достаточно прочной, чтобы не порваться сразу же, едва её коснётся нога. Привязана она была довольно крепко, с двух сторон, хоть и без причуд, свойственных узлам моряков, военных и тем, кто увлекается восточными единоборствами. Один конец верёвки крепился к перилам, умело замаскированный какой-то завитушкой, а второй был примотан к небольшому гвоздику, вбитому в стену. Вбитому неумело, криво, но довольно прочно, я покачал шляпку, потянул на себя, но выдрать голыми руками не смог. Какой же из этого осмотра следует вывод? Только один: некто, мужчина или даже дама, специально приготовили смертельную ловушку для обитателя или же обитательницы второго этажа, причём сделали её недавно, вполне возможно, сегодня вечером, уже после того, как жертва поднялась к себе. Пожалуй, мне стоит прогуляться на второй этаж и деликатно, дабы не потревожить, посмотреть, кто именно ночует на втором этаже. Не для прислуги же такую ловушку устроили в самом деле!
Я осторожно отвязал верёвку с одной стороны, но с другой она оказалась прикручена сильнее, и я решил не тратить времени попусту и до поры оставить её так, как есть. Вряд ли преступник решится повторить свой фокус, скорее всего, притихнет, обдумывая очередную пакость. Я же, если повезёт, позаимствую у кого-нибудь наверху перочинный нож и отрежу эту верёвочку от греха подальше, а то и гвоздь выдеру, чтобы больше никаких соблазнов мерзопакостных не возникало.
На всякий случай, исключительно для подстраховки, я проверил первую дверь. За ней действительно оказалась гардеробная, затем вторую, там на узкой деревянной кровати спала конопатая девчушка, та самая, что приглашала меня к госпоже Абрамовой. На стуле было аккуратно сложено простого кроя платье, белый полотняный фартук, а под сиденьем один к одному стояли башмачки. Обстановку в комнате можно было охарактеризовать как «простенько и чистенько», в красном углу помигивала лампадка, с иконы строго взирал потемневший от времени лик Богородицы. Предположить, что на обитательницу сих покоев начал охоту неведомый душегуб, конечно, можно, но как-то сомнительно. Если бы эту барышню захотели уничтожить, то зарезали бы без всяких ухищрений или зашибли бы чем-то тяжёлым, а тело украдкой сволокли