грустно, - вот привязь и не выдержала.
Я нашарил последнее звено обрывка, тщательно ощупал его. Хм, мне кажется, или цепь была основательно подпилена? Чёрт, видно плохо, на улице-то совсем темно стало, придётся ошейник с собой брать и дома самым тщательным образом рассмотреть. Лишь бы Елизавета Андреевна мой интерес не приметила, пусть и дальше считает, что пёс просто с цепи сорвался, без чьего-либо злого умысла.
- Сударыня, будьте так любезны, вернитесь к Алесе и скажите, что рядом с её домом пёс мёртвый лежит, - я нашёл повод спровадить барышню, да, предлог довольно корявый, но как любил говорить преподаватель по философии: «Жизнь обожает нелепости и злые шутки». – Пусть она его прикопает или на артефакты пустит.
- Артефакты изготавливают из чистейших металлов и благородных камней, - вспылила Елизавета Андреевна, и я запоздало вспомнил, что она тоже увлекается этим шарлатанством и искренне верит в него. Мда, нехорошо получилось, обидел девушку.
Я примиряюще вскинул руки:
- Прошу прощения, сударыня, я никоим образом не хотел оскорбить Вас.
Увы, госпожа Соколова не спешила сменить гнев на милость, носик наморщила, посмотрела на меня холодно, словно василиск голодный, на каблучках крутенько повернулась и ушла. Была бы возможность, наверняка ещё и дверью бы хлопнула, как уже делала. Я усмехнулся и покачал головой. Пожалуй, стоит признать, нравится мне эта бедовая девица, в Лике мне всегда немного не хватало такой вот безуминки, чертовщинки, готовности отправиться за тобой хоть на край света. Так, стоп-стоп-стоп, что-то меня опять несёт не туда, куда нужно. Хоть Елизавета Андреевна – барышня, вне всякого сомнения, презанимательная, но она мне не пара, это во-первых, а во-вторых, у неё уже есть жених. И вдовец, старше её по возрасту, да ещё и из другого времени, совершенно точно не является пределом мечтаний для юной особы. Я потряс головой, взлохматил волосы, силой выгоняя крамольные мысли. Пожалуй, стоит признать: в артефактах Алеси действительно есть нечто сверхъестественное, ещё утром мне бы весь этот романтический бред и в голову бы не пришёл! Я поспешно, так как услышал приближающиеся шаги, стянул с шеи пса ошейник с обрывком цепи и запихал в саквояж. Уф-ф-ф, успел, хоть и чуть не попался, что ни говори, а от мечтаний этих сладостных один вред в виде пустой траты времени!
- Я сообщила Алесе о мёртвом Снежке, она сказала, что всенепременно поговорит с господином Удальцовым и, если он позволит, сделает из пса чучело, дабы он охранял дом в отсутствие хозяйки, - чопорно возвестила Елизавета Андреевна, так и не простившая меня за время повторного визита к чародейке.
- А что же ей мешает живую собаку завести? Полагаю, она с охраной справится лучше чучела, - съязвил я и тут же чуть по губам себя не хлопнул. Нет, всё-таки я идиот, Елизавета Андреевна искренне восхищается Алесей, а я словно специально продолжаю язвить, настраивая барышню против себя. Вот какая муха меня укусила, а?!
«Ревность», - глухо подсказал внутренний голос, но был моментально запинан в тёмный угол бескомпромиссной логикой, подкреплённой практичностью. Нет, нет и тысячу раз нет, никакой ревности у меня нет и быть не может, я просто устал, у меня опять начинает болеть голова, я не люблю шарлатанов и мошенников, вот и всё. Я пригладил волосы, глубоко вздохнул, беря себя в руки и успокаиваясь, и ровным почтительным тоном, каким только о погоде да дорогах и можно говорить, произнёс:
- Елизавета Андреевна, уже поздно, позвольте я провожу Вас домой?
Барышня отвесила мне церемонный поклон и ответила столь же светским тоном, словно впервые увидела меня, причём на торжественном балу, где каждая юная особа подвергается самому пристальному и далеко не всегда благостному вниманию:
- Почту за честь, Алексей Михайлович.
Всю дорогу до дома мы молчали, отчего путь показался едва ли не в три раза длиннее. Пару раз я пытался завязать непринуждённый разговор, но барышня или отвечала односложно, цедя слова сквозь зубы, или же и вовсе отмалчивалась, надменно морща носик и даже не глядя в мою сторону. Ну и пожалуйста, не больно-то и хотелось развлекать разговором эту церемонную куклу, подумаешь, тоже мне Елизавета Английская, пламенная роза Тюдоров! От раздражения, досады, какого-то подспудного беспокойства, объяснения коему я так и не смог найти, как ни пытался, у меня окончательно разболелась голова. Руки заледенели, во рту пересохло, даже затошнило, поэтому я без всяких угрызений совести отговорился нездоровьем и оставил госпожу Соколову одну разбираться с грозной, словно цунами, Софьей Витольдовной, к коей нас позвала перепуганная горничная, едва лишь мы переступили порог дома. Елизавете Андреевне моё бегство пришлось не по вкусу, зелёные глаза вспыхнули, словно у рассерженной кошки, но спорить или же как-то комментировать мои действия барышня не стала. Видимо, окончательно и бесповоротно признала трусом, не достойным её общества. А вот плевать, не стану переживать по этому поводу, слишком паршиво себя чувствую.
- Барин, Вам можа морсу принести? – сердобольно прошептала горничная Глафира, глядя на меня так, словно я находился при последнем издыхании. - Але дохтура позвать?
- Давай морсу, - я коротко кивнул и зашипел от боли, словно раскалённым копьём пронзившей мне голову, - доктора не надо, отлежусь, само пройдёт.
- Знамо дело, к ведьме в самую пасть сунулся, вот она его и спортила, - услышал я прежде, чем закрыл дверь в комнату и рухнул на кровать как есть, даже обувь не снял. Потом, всё потом, сейчас немного отлежусь и…
Сны мне снятся редко, точнее, как авторитетно заявляет Сашка, сновидения приходят ко всем, только не каждому дано их запомнить. Мне вот, например, это удавалось крайне редко, а после смерти Лики я и вовсе или часами ворочался с боку на бок, не в силах уснуть, или проваливался в тёмную вязкую бездну, из которой с трудом выдирался по звонку будильника. Сейчас же я отчётливо увидел себя, бесшумно идущим по коридору спящего поместья госпожи Абрамовой. Точнее, притворяющегося спящим, я отчётливо услышал в ночной тишине чей-то приглушённый страстный вскрик, скрип двери, шёпот, даже бульканье. Видимо, обитатели дома под покровом ночи, пользуясь тем, что Софья Витольдовна крепко спит, предавались всем запретным днём наслаждениям, большинство из коих опасно граничат со смертными грехами: сладострастию, пьянству и прочее. Ладно, бог им всем судья, я-то тоже не до уборной шествую.
За время своего пребывания в доме Софьи Витольдовны я не успел ещё толком изучить расположение комнат, да и некогда было сим заниматься, ведь