Посоветовавшись с товарищами о "просто так" закрытом в сейфе куске плутония, мы засомневались в правильности решения — закрыть и запечатать нашу комнату тоже "просто так". Мы понимали, что кусок плутония не только секретнейший, особой государственной важности стратегический материал, но, вероятно, и оценивался в миллион раз дороже золота.
Решили спросить и.о. начальника цеха Павла Ильича Дерягина. Заданным нами вопросом Дерягин был не только озадачен, но и напуган. Меня Павел Ильич послал разыскать Лоскутова и попросить его прийти в цех, а сам до его прихода не отходил от сейфа.
В этот же вечер были установлены солдатские посты с наружной стороны здания, около окон нашей комнаты, а в коридоре около дверей выставлен офицерский пост. На следующий день было организовано хранилище, назначен ответственный хранитель, а около хранилища выставлен пост из двух офицеров.
По мере накопления слитков мы разрубали их на мелкие кусочки, которые затем заносили в камеру зачистки. Каждый маленький кусочек плутония зачищали металлическими щетками до серебристого блеска. Шлаковые включения и то, что не поддавалось щетке, обрабатывали медицинскими бормашинками и скальпелями так, чтобы каждый кусочек был идеально блестящим и не имел никаких инородных включений. Для этих целей была изготовлена из органического стекла камера зачистки на 6 рабочих мест с тремя бормашинами. В камеру из баллона через систему очистки подавался аргон, который отсасывался из камеры насосом ВН-461 и сбрасывался непосредственно под камеру, под ноги работающим. Вероятно, конструкция камеры зачистки была "детищем" А.С. Займовского, он гордился ею, как шедевром технической мысли, сам любил зачищать кусочки плутония. По его примеру эту работу испробовали Игорь Васильевич Курчатов, Юлий Борисович Харитон, Борис Львович Ванников, Ефим Павлович Славский. Тщательно зачищенные кусочки плутония укладывались в предварительно взвешенный контейнер, причем каждый кусочек перед загрузкой в контейнер предъявлялся Ю.Б. Харитону для осмотра. Это был исходный материал для изготовления "изделия".
Контейнер с кусочками выносили из камеры (о шлюзах еще и понятия не было) и повторно взвешивали на точных весах. Затем кусочки, по одному, медицинскими щипцами перекладывались в прессформу, которая была установлена в аппарате, подключенном к вакуумной системе. Чтобы уменьшить окисление кусочков плутония, они обдувались аргоном через шланг, удерживаемый руками. Аппарат закрывался крышкой, устанавливался в печь, и вся эта сборка перемещалась под пресс. В аппарате создавалось необходимое разрежение, в печи поднималась температура, в нужный момент проводились под прессовки и прессовки с целью формирования будущего "изделия". При изготовлении опытных маленьких "изделий" мы учились подбирать температуру, величину разрежения, величину давления пресса. Хотя все задания выдавались нам научными руководителями НИИ-9, неудач в работе было предостаточно. Задания на наиболее ответственные работы писал, как правило, Бочвар, обсуждая и согласовывая их с Харитоном.
Коллектив работников прессового участка, приехавших из НИИ-9. на первых порах был немногочисленным. В апреле прибыло в отделение первое пополнение — Арбайтин Л.С., Нагорный Г.М., Прокопенко Б.Е. Во второй половине лета стали приезжать новые работники. Тогда было так: направленные в цех специалисты месяцами не могли попасть в свои отделения, хотя и числились там: видимо, со стороны КГБ проводилась какая-то дополнительная проверка, они выполняли всевозможные подсобные работы, "мучились" в коридорах или курилках.
В апреле приехал новый начальник нашего цеха-o Зуев Василий Степанович.
Учитывая важность, срочность и длительность цикла выполняемых работ, работники отделения сутками не покидали рабочие места. Темп круглосуточного режима работы задавали командированные из НИИ-9 ученые. Дом, где жили академики, находился примерно в 300 метрах от цеха № 4, сейчас в этом доме расположена военизированная охрана. Андрей Анатольевич Бочвар часто ночевал в своем кабинете на диване и его в любую минуту можно было поднять с постели.
В мае 1949 года на прессовом участке была организована двухсменная работа, старшими смен были назначены Румянцев Г.И. и Нагорный Г.М. Вся наша работа проводилась в присутствии, под контролем и при непосредственном участии крупных ученых страны: Курчатова, Александрова, Бочвара, Харитона, Займовского, а также крупных организаторов оборонной промышленности: Ванникова, Завенягина, Славского, Музрукова.
Были они просты в обращении, подшучивали друг над другом, непосредственно включались в любую работу. Ведь все они были молоды, большинству из них не было и пятидесяти лет. Общее впечатление было таково, что это компания старых и добрых друзей. Но когда дело касалось принятия серьезных решений, то, по-моему, субординация соблюдалась. Все это было на виду, на рабочих местах, а не в тиши кабинетов, которых во временном цехе № 4 просто не было. Это усиливало в нас сознание нужности своего труда, его важности и гордости за то, что именно тебе поручено это серьезнейшее дело. Было бы справедливо, если бы в цехе 117 была создана галлерея-стенд этих людей-ученых и руководителей отрасли — с фотографиями, краткими биографиями под рубрикой: "Они работали в нашем цехе". Эти люди действительно работали.
Например, Борис Львович Ванников — наш первый министр — часто конструировал что-то нужное для дела, чертил в рабочих журналах и горячо обсуждал с присутствующими свои конструктивные предложения. Ефим Павлович Славский любил управлять процессом прессования и в нужных случаях брался за латунную кувалду — был в нашем хозяйстве и такой инструмент. Это когда "изделие" приваривалось к прессформе и не каждый из исполнителей имел смелость разломать "изделие". На первых порах разрушения "изделия" при распрессовках случались не раз.
Мне доводилось многократно видеть в цехе И.В. Курчатова. Высокий, стройный, с черной бородой, украшающей его и без того красивое лицо. Выражение его лица говорило о готовности сдобрить шуткой любую серьезную ситуацию. Речь его была отрывистой и быстрой. Ходил он в высоких хромовых сапогах, в наброшенном на плечи белом халате. В комнатах цеха его сопровождали, как правило, Бочвар и Харитон, рассказывающие ему о тонкостях наших проблем. В коридоре цеха Курчатова всегда поджидал человек из личной охраны.
Все возникающие трудности решались настолько оперативно, что сейчас это трудно представить. Вот примеры.
Получаемые опытные "изделия" после их извлечения из прессформ были слегка окисленными. Высказывались предположения, что нужно увеличить разрежение в аппарате. Все наши старания по увеличению разрежения не имели успеха. Аппарат с диффузионным насосом соединялся вакуумным шлангом, внутренние диаметры шлангов и штуцеров на аппарате и насосе были равны 20 мм. Для оказания помощи в этом вопросе в цех были направлены специалисты научно-исследовательского вакуумного института (НИВИ). Детально разобравшись, кажется, не выходя несколько суток из цеха, эти специалисты дали рекомендации, эскизные проекты к ним, об изменении конструкции узла соединения аппарата с диффузионным насосом типа ЦВЛ-100. В результате над ЦВЛ-100 появилась надстройка, а соединение ее с аппаратом было выполнено металлической трубкой диаметром около 100 мм. Разрежение в аппарате стали легко получать в пределах 10 и 100 тысячных долей миллиметра ртутного столба. Вопросы окисления "изделия" по причине недостаточности разрежения были сняты. Не получалось нанесение антикоррозийного покрытия на "изделие". В отделении покрытия работали в то время три женщины во главе с Дубининой Александрой Васильевной. Для оказания практической помощи в цех пришел академик АН СССР Александр Иосифович Шальников. По нашему мнению, он был дружен с Курчатовым, при встречах они шутили, разговаривали на "ты", называли друг друга Шурка и Гошка. Позднее в журнале "Наука и жизнь" была помещена фотография группы студентов, среди которых были Курчатов и Шальников.
Работы по покрытию "изделия", назову его номером "66", продолжались несколько суток беспрерывно. Не знаю, почему я был мобилизован на этот участок. Возможно потому, что был оформлен и допущен к "изделию" и еще потому, чтобы было кому заниматься тяжелыми насосами типа ВН-2. Они тогда часто выходили из строя. Из-за неграмотной эксплуатации сжигалось и терялось масло, и насосы подлежали замене. Тем самым я участвовал в первом антикоррозийном покрытии "изделий"."Изделие" покрывалось неоднократно, но качества никелевого покрытия не было. В отделении механической доводки и подгонки "изделий" работал научный руководитель Михаил Степанович Пойдо. Грамотнейший, аккуратнейший и добросовестнейший специалист, который наши первые антикоррозийные покрытия легко разрушал методом обстукивания "изделия" маленьким латунным молоточком. Нанесенный никель пузырился, приходилось его снимать, а "изделие" подвергать новому покрытию по технологии, известной только Шальникову. Удовлетворительное качество покрытия никого не устраивало.