Я узнал песню. Эту колыбельную царица Лостра пела самой Техути, когда та была совсем крохой. Постепенно Зарас успокоился.
Навес с носилками, под которым мы сидели рядом с Зарасом, его люди окружили сторожевыми кострами. Всю долгую жаркую ночь я слышал их голоса.
К рассвету я задремал. Я больше ничего не мог сделать, только беречь то, чем располагал, для дальнейшего лечения. А оно не могло не понадобиться.
Я почувствовал у себя на плече маленькую горячую руку и мгновенно проснулся. И сквозь щели в крыше нашего навеса увидел, что утро еще только занимается. Я проспал совсем немного, но чувствовал себя таким виноватым, словно свершил убийство.
– Таита, проснись. Ты должен мне помочь.
Я слышал, что она с трудом сдерживает слезы.
– В чем дело, царевна?
– У него кожа горит. Зарас внутри горит. Он такой горячий, что к нему больно прикасаться.
У меня в руке был конус из кедровой древесины. Я сунул его в догорающие угли и подул. Когда дерево загорелось, я зажег масляную лампу в голове носилок и склонился к Зарасу.
Его воспаленное лицо блестело от пота. Глаза были открыты, но он ничего не видел. Когда мы пытались его удержать, он сопротивлялся. Крутил головой из стороны в сторону и выкрикивал проклятия.
Я ожидал этого. Мне хорошо было известно, что такая лихорадка означает наступление злых соков. Я не раз видел точно такие же признаки. Но я приготовил первую линию обороны.
Я призвал шестерых своих здоровяков, и все вместе мы сумели закутать Зараса в кокон из седельных попон, так что он мог двигать только головой. Потом мы вылили на одеяла ведро воды и стали их обмахивать, чтобы ускорить испарение. Это понизило температуру тела настолько, что Зарас задрожал от относительной прохлады.
Мы делали так все утро, но к полудню силы начали оставлять Зараса. Он вступил на тот же путь, что и предыдущие мои пациенты со злыми соками. У него не было сил сопротивляться лечению, которое я применял.
Он не издавал ни звука, только стучал зубами. Кожа его приобрела голубоватый оттенок.
Мы развернули его. Техути снова обняла его и посмотрела на меня поверх влажного дрожащего тела.
– Ты сказал, что спасешь его, Таита. Но я вижу, что ты не можешь этого сделать.
Глубина ее отчаяния ранила меня так же сильно, как меч Шакала ранил Зараса.
В дни исхода, когда захватчики-гиксосы изгнали нас с родины, мы бежали на юг, за нильские пороги, в глубь Африки. Много лет жили мы в глухомани, пока не стали настолько сильны, чтобы вернуться и отвоевать свои земли. За это время я познакомился с племенами черных людей и научился их понимать. У них были силы и знания, которым завидовал даже я. Особенно меня привлекало племя шиллуков. И в этом племени у меня появилось много друзей.
Среди них был старик-знахарь по имени Умтаггас. У нас его считали простым колдуном, который общается с демонами, едва ли отличающимся от диких животных, которые в изобилии обитают в тех краях. Но я понимал, что это мудрец, хранитель знаний, неведомых нам, бледным пришельцам с севера. Он научил меня большему, чем я смог научить его.
Когда наконец он, утомленный бременем своих долгих лет, оказался всего в нескольких шагах от смерти, он вложил мне в руки кожаный мешочек с высушенными на солнце черными грибами, каких я никогда не видел прежде. Грибы покрывала густая зеленая плесень. Он сказал, что плесень убирать нельзя, так как она очень важна для их целебных свойств. И научил меня готовить настой из грибов, но предупредил, что этот настой убил больше людей, чем вылечил. Я должен применять его только тогда, когда между больным и уже больше ничто не стоит.
За годы, прошедшие после возвращения в Египет, я решился использовать это средство всего семь раз. Во всех случаях пациенты стояли на грани смерти, и только тяжесть пера нектарницы удерживала их от ухода в вечность. Пятеро умерли почти сразу, как настой высох у них на губах. Один десять дней боролся, постепенно набираясь сил, но потом внезапно умер.
Лишь седьмой пациент выжил, когда стрела пробила ему легкие и все нутро залили злые соки. Он выздоровел и окреп, живет в Фивах и каждую годовщину излечения, которое считает чудом, приходит ко мне со всеми своими внуками.
Я хорошо понимаю, что счет один из семи не позволяет хвастать, но я видел, что Зарасу осталось жить не больше часа, а Техути укоризненно смотрит на меня огромными глазами.
В мешочке из шкуры газели оставалось не больше горсти заплесневелых грибов. Я кипятил их в медном котелке, пока жидкость не стала черной и густой. Потом охладил ее, вставил в рот Зарасу деревянный клин, чтобы не закрывался, и начал поить Зараса с ложки. Только в одном из предыдущих случаях я сам попробовал каплю этого отвара. И у меня не было никакого желания повторять этот опыт.
Зарасу, который испробовал это средство, оно нравилось не больше. Он бился с такой силой, что его с трудом удерживали шестеро моих помощников и Техути. Потом его вырвало, и он извергнул больше половины того, что я в него влил. Я собрал рвоту и заставил его проглотить ее. Потом вытащил клин из его зубов и держал его рот закрытым, пока не убедился, что мое драгоценное снадобье остается в нем, хотя он пытался снова его извергнуть.
Потом мы с Техути закутали его в попоны и отослали остальных. Сели по сторонам от него и принялись ждать смерти.
К полуночи Зарас как будто оказался на ее пороге. Несмотря на одеяла, тело его стало холодным и влажным, как у только что пойманного сома, дышал Зарас едва слышно. Мы по очереди прижимались ухом к его рту, чтобы расслышать дыхание.
Вскоре после полуночи, когда села луна, Техути решительно сказала:
– Он холодный, как труп. Я лягу с ним. Согрею.
Она сбросила окровавленную и не по росту одежду, которую я снял с трупов двух бедуинов, и легла под одеяло к Зарасу.
Мы оба не спали последние три дня, но и сейчас не могли уснуть, однако не разговаривали. Нам нечего было сказать друг другу. Надежда покинула нас.
Наступил кладбищенский час – самый темный час ночи. В крыше нашего убежища, где плохо соединили два одеяла, было отверстие. Я поднял голову и увидел, что в этом отверстии, как в рамке, сверкает большая красная бродячая звезда, известная нам как глаз Сета.
Злой бог смотрел прямо на нас. Дух мой дрогнул. Я понял, что Зарас проиграл бой и Сет пришел за ним.
И тут произошло нечто странное и удивительное. Звезда на мгновение погасла. Мое сердце ударилось о ребра. Я не мог истолковать это знамение, но знал, что оно доброе. Я неслышно встал, чтобы не потревожить Техути, лежавшую рядом с Зарасом, вышел из убежища. Поднял голову и посмотрел на ночное небо.
На небе горели бесчисленные звезды – за исключением участка прямо над моей головой, где мгновение назад я видел красный глаз Сета, смотревший прямо на меня. Теперь глаз закрылся.