Упускать такой случай было нельзя. Но вместо того, чтобы удирать, Джон всего-навсего вымолвил:
— Черт!
— Что еще? — спросил я. — Бежим!
— Боюсь, не выйдет. Ваш человек в тупике. Спасать надо его.
Я мысленно застонал. Вот вам и спасательная операция — только спасать надо совсем другого. И я кинулся в проулок: но вовсе не затем, чтобы выполнить приказ нашего доблестного генерала; просто я должен был защитить Чарльза.
Я опоздал. Когда я прибежал, он уже был под стражей, а я плелся сзади и тихо ругался, пока его не притащили обратно на главную улицу и не поставили перед взбешенным генералом Брэддкоком, который уже потянулся за саблей; но тут я решил, что дело зашло слишком далеко.
— Отпусти его, Эдвард.
Он обернулся ко мне. И хотя его лицу было уже невозможно потемнеть еще больше, все-таки оно потемнело. Запыхавшиеся красные мундиры смущенно переглядывались, а Чарльз, стиснутый по бокам конвоирами, смотрел на меня с благодарностью.
— Опять ты! — Брэддок в бешенстве плюнул.
— А ты думал, что я не вернусь? — спокойно ответил я.
— Меня больше радует, как быстро вас вычислили, — злорадствовал он. — Немочь на подходе, а?
Я не собирался с ним препираться.
— Отпусти нас — и Джона Питкерна тоже, — попросил я.
— Я не люблю, когда ставят под сомнение мой авторитет, — сказал Брэддок.
— Я тоже.
Его глаза вспыхнули. Неужели он больше не с нами? На миг я представил, что сижу рядом с ним, показываю ему книгу и слежу, как он изменяется, словно я когда-то. Способен ли он внезапно постигнуть знание, как я? Способен ли вернуться к нам?
— Свяжите их, — приказал он.
Нет, рассудил я, он не способен.
И в который раз я пожалел, что здесь нет Реджинальда, потому что он пресек бы все это в зародыше: не дал бы случиться тому, что случилось дальше.
А случилось то, что я решил освободить их; решил и выполнил. В один миг я выхватил клинок, и ближайший красный мундир умер — с изумлением, застывшим на лице; а я ринулся через него дальше. Краем глаза я видел, как Брэддок метнулся в сторону, обнажил шпагу и заорал другому солдату, который тянулся к уже заряженному пистолету. Джон подоспел к нему прежде меня и молниеносно рубанул по запястью, не отрубив совсем, но лишь повредив кость, так что кисть повисла, и пистолет упал на землю, не причинив нам вреда.
Слева на меня бросился еще один солдат, и мы обменялись с ним ударами — одним, другим, третьим. Я теснил его, пока не припер к стенке, и последним выпадом я поразил его в сердце — между ремнями на его мундире. Я развернулся и схлестнулся с третьим — парировал его удар и, ткнув ему шпагой в живот, опрокинул в грязь. Тыльной стороной ладони я стер со своего лица кровь и увидел Джона — который пронзил другого солдата — и Чарльза, который, выхватил клинок у одного из своих конвоиров и несколькими уверенными ударами прикончил второго.
Бой кончился, и лицом к лицу со мной остался только один противник — и этим противником был генерал Эдвард Брэддок.
Казалось бы, чего проще? Чего проще покончить со всем этим именно теперь. По его глазам я видел, что он понимает — понимает, что в душе у меня только одно желание: убить его. Пожалуй, он впервые понял, что тех нитей, что связывали нас когда-то, тех прежних тамплиеров или взаимного уважения с Реджинальдом, больше не существует. Секунду я медлил, но потом опустил клинок.
— Сегодня я не подниму на тебя руки, потому что когда-то ты был мне как брат, — сказал я ему, — и ты был лучше, чем теперь. Но если наши пути пересекутся вновь, я забуду все обязательства.
Я повернулся к Джону.
— Вы свободны, Джон.
Все трое — я, Джон и Чарльз — мы собрались уйти.
— Предатель! — крикнул Брэддок. — Убирайся вон. Пляши под их дудку. А когда будешь валяться поверженный на дне темной ямы и подыхать там, то, клянусь, ты припомнишь мои слова.
И он зашагал прочь, переступив через трупы своих солдат и расталкивая прохожих.
На улицах Бостона было полно патрулей, и поскольку Брэддок мог позвать подмогу, мы решили исчезнуть. Когда он скрылся, я окинул взглядом валявшиеся в грязи тела «красных мундиров» и подумал, что для вербовщиков это был не самый удачный день. Неудивительно, что горожане шарахались от нас, когда мы торопливо шагали к «Зеленому Дракону». Мы были в грязи и в крови, а Чарльз все силился облачиться в свой полный костюм. Джон тем временем поинтересовался, почему я так враждебен с Брэддоком, и я поведал ему о резне возле корабля и закончил рассказ так:
— После этого все переменилось. Мы еще несколько раз вместе сражались, и каждая новая кампания была жестче предыдущей. Он убивал и убивал: врагов и союзников, штатских и военных, правых и виноватых — без разбору. Если он считал каких-то людей препятствием для себя, они погибали. Он утверждал, что жестокостью можно добиться всего. Это стало его символом веры. И у меня просто не выдержало сердце.
— Мы должны остановить его, — сказал Джон и обернулся назад, как будто мы собирались приступить к этому тут же.
— Думаю, что вы правы. Но я все еще питаю дурацкую иллюзию, что его можно образумить и вернуть к нам. Знаю, знаю. конечно, глупо — верить, что человек, заматеревший в убийствах, вдруг возьмет да и изменится.
Но неужели это так глупо? Пока мы шли, я все размышлял об этом. В конце концов, разве не изменился я сам?
14 июля 1754 года
1
В нашей резиденции, «Зеленом Драконе», нам было проще простого узнать любые слухи о нас, и мой Томас именно этим и занимался. Его это не сильно затрудняло: намеки на заговор против нас он ловил, потягивая пиво — подслушивал чужие разговоры да выуживал свежие сплетни. В этом он был мастер. Иначе было нельзя. Мы ведь нажили себе врагов: во-первых, Сайласа; и самое неприятное — генерала Эдварда Брэддока.
Вчера вечером я сидел за столом и писал дневник. На столе рядом со мной лежал спрятанный клинок, неподалеку была сабля — на случай, если Брэддок вдруг решит учинить возмездие прямо сейчас; и я понимал, что теперь только так и будет: спать придется вполглаза, оружие держать всегда под рукой, ходить с оглядкой и в каждом встречном подозревать врага. Это было утомительно, но что нам еще оставалось? Если верить Слэйтеру, Брэддок отрекся от Ордена Тамплиеров. Он теперь как бешеный пес, сорвавшийся с цепи, а хуже этого может быть только бешеный пес, командующий армией. По крайней мере, я утешал себя тем, что теперь у меня есть хорошо подобранная команда, которая, как всегда, собралась в задней комнате, чтобы познакомиться с Джоном Питкерном — наиболее внушительной угрозой для обоих наших противников.