минуты глубокой задумчивости и волнения. — Азу не говорил, что это мужчина, и вообще никто не говорил. Мы сами так решили.
— Так, погоди, — озадачился Инсолье и даже остановился. Хорошо еще, мы уже ушли с центральной площади в проход между зданиями и не стояли на дороге у других людей. — Погоди-ка, дай подумать. Еще он все время твердил про покалеченную ступню. Хм, а знаешь что? Надо кое-куда сходить. Лучше мне одному.
— Куда? — Я услышала в его голосе странные нотки и насторожилась.
— Да есть тут одно место, но тебе там точно делать нечего. Так! — Он решительно схватил меня за руку и поволок обратно на площадь. — Я посажу тебя в местную чайную. И ты будешь в ней сидеть! Пить сладкий чай, горький кофий и есть медовые коржики, как положено хорошей южной жене, никто ничего не заподозрит. А сам вернусь через час. Поняла?
— Нет, но спорить пока не буду. Если ты захочешь, то в толпе от меня все равно убежишь, — вздохнула я.
— Вот именно, если бы хотел, ты б уже давно осталась одна. Потому если ты хоть чуть-чуть напряжешь свои совиные мозги, то поймешь, что я этого не хочу. Значит, и говорить не о чем. А надо просто слушать, что умный м… что умный Инсолье говорит. И есть коржики.
Он снова поволок меня куда-то в толпу, а по пути еще бухтел себе под нос:
— Переживать тут только мне надо, это ж ты постоянно гарцуешь куда-то на сторону и вечно хочешь сбежать. Вот сейчас прямо не знаю, размазать, что ли, тот мед по скамейке и приклеить? Задницей! Или написать что-то неприличное на твоей спине, чтоб выйти было стыдно.
Я не выдержала и хихикнула, представив эту картинку. Но веселости хватило ненадолго. Уже сидя на мягкой подушке в каком-то приятно пахнущем заведении, я это поняла особенно четко. Потому что коржики и кофе — это очень вкусно. А мысли разные — не так чтобы.
Куда он убежал? Почему именно один?
Если сопоставить все, что мы узнали за утро, и то, как он запинался и решительно заявлял, что мне в «том месте» не место, выходит, помчался мой спаситель куда-то в бордель.
Ну, куда еще мог без спросу ночью ускакать пубертатный подросток, чтобы мама не узнала? Если бы просто к подружке — вряд ли у ровесницы нашлись бы те благовония. Скорее, так будет пахнуть взрослая женщина.
А еще Инсолье, кажется, по ходу разговора вспомнил нечто, о чем мне не сказал. Но это нечто еще вернее направило его в сторону веселого дома.
Но меня он туда брать не стал, потому что… ну, «почему» — это как раз ясно. Я «приличная женщина», а здешние нравы строги.
А еще была оговорка приказчицы в лавке — она хотела сказать, кто такими запахами пользуется, но запнулась и явно смутилась.
Может, тогда действительно ребенка никто не убивал? Просто зеленый пацан решил в бордель сбегать, а наутро не рискнул родителям на глаза показываться. Ведь давно известно: чем строже пригляд, тем сильнее подросткам хочется куда-то сбежать и что-то натворить.
Но почему Инсолье опять вспомнил покалеченную ногу преступника и резко сразу после этого засобирался в веселый дом? Какая связь?
Гадать бессмысленно. Оставалось только ждать.
И я ждала. Не чувствовала вкуса тех самых медовых коржиков и горького кофия, по мне оно все было одинаково ватное от волнения и разных мыслей. Ждала… уже почти весь назначенный час прошел.
Сейчас появится, все объяснит, и сразу станет легче жить. Или мы ошиблись, или Инсолье по полочкам разложит все свои выкладки, которые приведут нас к цели. Он умный.
Но я ошиблась. Час действительно подходил к концу, когда спокойствие на рынке оказалось нарушено.
— Сами алые, божечки… целый отряд! Ищут кого-то? Куда поехали? Да ну, что совам бога делать в борделе, что за чушь?!
Меня будто сквозь одежду снизу раскаленным шилом укололи. Еще секунду назад я невольно отпрянула вглубь ниши, в которой стоял низкий столик и были разложены подушки вместо стульев. Радовалась плотной белой вуали, полностью скрывавшей мое лицо. Но теперь…
Теперь поняла, что надо не просто идти — бежать. Туда, где сейчас Инсолье.
Он зря посчитал, что я не замечаю его опасений. С отрядом алых сов мой спаситель не хотел встречаться категорически. Не хотел, хотя все время делал вид, что вроде как только меня спасает от злых бывших братьев. Но у него и у самого были какие-то недобрые счеты с этими людьми. И большой отряд воинов церкви для моего спасителя не менее опасен, чем для меня.
Только я знаю, куда они поехали, и у меня закрыто лицо. А его предупредить некому.
Бросаться через весь торг сломя голову все же не стоило. Одета я все еще как южная женщина, и если пойду спрашивать дорогу к борделю, то это будет слишком подозрительно. Мало того, простые люди насторожатся, начнут спрашивать вслух и громко, привлекут внимание… рядом где-то бродят церковники, с которыми у меня и Инсолье очень неоднозначные отношения.
Тогда как? Как?!
— Долго ваш муж не возвращается, — подошла ко мне местная разносчица. — Может, еще чего закажете?
— Нет, нет. Кусок в горло не лезет. Переживаю, — сказала я правду.
— А… — кивнула женщина и уже собиралась было уходить.
— Постойте! — вдруг осенило меня. — Подскажите, а в какой стороне грязный дом?
— Грязный дом? — не поняла меня разносчица.
— Ну, обитель разврата. Я переживаю. Забеременела, — как хорошо, что Инсолье перед возвращением на площадь опять запихал мне подушку под платье, сейчас эта маскировка оказалась к месту, — муж по нашим обычаям без женской ласки. А вдруг он… вдруг он… — Я так натурально изображала истерику, что захотелось в саму себя кинуть «Оскаром». Хотя и изображать сильно не надо