деле лежит на кровати между подушками и крепко-крепко спит. Он даже не поднимает голову, когда две полные бутылки звенят, стукнувшись друг о друга, прежде чем я ставлю их на крышу фургона и залезаю туда сам.
Холли подтянула ноги к груди и положила подбородок на колено. Взгляд устремлен вдаль, кажется, она полностью погрузилась в свои мысли. Думает о книге Лесли? О причине, по которой я и предложил ей эту поездку. Чтобы отвлечь ее от гнева, который мешает ей писать.
Когда я снова сажусь рядом с ней, Холли моргает, удивленно глядя на меня.
– Это правда неповторимо, – тихо произносит она и берет открытую бутылку. – Горы просто невероятно красивые, как на картине.
Проследив за ее взглядом, я не могу не согласиться. Солнце заливает розовым светом рассеченные ущельями скалы вдалеке, несколько белых пушистых облаков усеивают вечернее небо. В долине под нами извивается река Мерсед. В некоторых местах вода темная, почти черная, в других – отражает пронзительно-яркое небо. Пускай стоянка перед домиком не самое живописное место в мире, но даже отсюда открывается впечатляющий вид, а при мысли о том, что ели вокруг нас, тянущиеся высоко в небеса, бросают вызов стихии с незапамятных времен, у меня сжимается горло. Это один из тех моментов, когда я сознаю, насколько в действительности ничтожны мы, люди, и какое большое влияние тем не менее оказываем на окружающий мир.
Я откашливаюсь, отбрасывая философские мысли, и поворачиваюсь к Холли, которая вглядывается в даль.
– Здесь тебе больше нравится, чем в пустыне? – с любопытством спрашиваю я.
Она нерешительно пожимает плечами и смотрит на меня. В сумерках ее глаза кажутся неестественно большими и притягивают мой взгляд, как свет – мотылька.
– Мне все нравится больше, чем моя квартира в Лос-Анджелесе, – негромко признается Холли. И то, как она произносит эти слова, дает мне понять, насколько сильно наш обмен перевернул ее мир.
Она уже никогда не станет прежней. И думаю, ее это пугает.
– А что насчет тебя? – задает вопрос она. – Скучаешь по своему фургону?
Подтянув одну ногу к груди, другую свешиваю с края крыши, как делал по вечерам уже много раз. Сначала мне хочется ответить, что, конечно, я скучаю по фургону, однако потом становится ясно: последние две недели в Лос-Анджелесе не показались мне такими уж ужасными. Мне нравится общаться с Микой и Аллегрой, как бы тяжело это сейчас ни было. Кроме того, мне нравится иметь больше места и возможность снова готовить в свое удовольствие, потому что в моем распоряжении полноценная кухня. Я получаю настоящее удовольствие, когда принимаю ванну или ложусь в постель, которая значительно шире, чем в фургоне. А еще хорошо, когда тебе не приходится несколько часов подряд сидеть за рулем, чтобы добраться из пункта А в пункт Б. В Лос-Анджелесе все на месте: супермаркет сразу за углом, сотни служб доставки, кинотеатры, выставки, парки и кафе в шаговой доступности.
– Иногда, – в конце концов говорю я. – Я скучаю по тишине, но не по одиночеству. По свободе делать и не делать все, что придет в голову, но не по беспокойству о том, куда ехать дальше. И я точно не скучаю по пробкам или дням, когда фургон бастует из-за какой-нибудь поломки. Но, мне кажется, возвращаться в город я все равно не хочу. Там шум и суета. Смог, весь этот асфальт, толпы людей… Рано или поздно это сведет меня с ума.
– Но навсегда остаться жить в фургоне?..
– На самом деле не вариант, знаю. Я хочу когда-нибудь создать семью, поэтому фургон, наверное, станет проблемой.
Она хихикает:
– А сколько детей ты хочешь? Может, они уместятся в прицеп?
Я насмешливо фыркаю:
– То есть ты бы возила собственных детей в прицепе? Главное, не говори об этом своему будущему мужу. А то он еще передумает.
– Ну, список претендентов пока пуст, – отвечает Холли, играя с этикеткой на пивной бутылке.
Это приглашение? Ее глаза сверкают, глядя на меня. Ухмыльнувшись, я делаю глоток. У нее на губах играет милая улыбка, и желание поцеловать ее становится почти непреодолимым. Но если я неверно интерпретирую ее намеки, это может испортить нам следующие две недели.
Однако если я понял все правильно и она так же сильно хочет поцеловать меня, как я ее, то что будет между нами, когда этот обмен закончится? Она останется в Лос-Анджелесе, а я уеду? Мы продолжим каждый вечер разговаривать друг с другом по телефону, она – у себя на балконе, я – под звездным небом, пока связь между нами не начнет становиться все слабее и в конце концов мы потеряем интерес друг к другу?
Черт, разве не все равно? Разве дело не в том, чего мы хотим прямо сейчас? Не в том, чтобы жить моментом, вместо того чтобы постоянно думать о будущем или зацикливаться на прошлом?
– Смотри, солнце почти село, – обрывает ход моих мыслей Холли и указывает на величественные горные вершины, которые всего пару минут назад были залиты нежно-розовым светом.
Теперь же мы наблюдаем, как последние пятна цвета карабкаются по скалам и исчезают. Мгновение спустя гора погружается во тьму, а я из-за своих рассуждений упустил подходящий момент, чтобы поцеловать Холли.
– Люблю закаты, – произношу я, чтобы отвлечься от бушующих в душе эмоций. Может, это и не самый красивый закат из всех, что я видел, но он особенный, потому что я любовался им вместе с Холли. – Они везде разные и все же по-своему одинаковые. Понятия не имею, сколько их я уже заснял на камеру.
– Много. – Она слегка подталкивает меня локтем. – По крайней мере, в опубликованных у тебя роликах их много.
Я с виноватым видом пожимаю плечами:
– Просто не могу сопротивляться этим оттенкам.
– Понимаю, – поежившись, соглашается Холли. – Может, вернемся внутрь? Холодает.
Я киваю, поэтому мы собираем вещи и спускаемся обратно в фургон. Она закрывает за нами задние двери, оставляя холод снаружи. Гирлянда погружает все в теплый свет и напоминает мне о дне ее отъезда.
«У тебя уже есть идея, куда отправиться?» – спросил у нее я.
«Куда поведет меня судьба», – ответила Холли.
Интересно, приблизилась она к своей цели? Может, причина в том, что мы лучше узнали друг друга, а может, в том, что минувшие две недели помогли ей немного успокоиться… Во всяком случае, сейчас она кажется намного более уравновешенной, невзирая на все, что ее тревожит.
Орландо с удовольствием потягивается и, как ни странно, направляется прямо ко мне. Так что я осторожно провожу рукой по мягкому меху.