— Старина Уилл, — повторил Мэтт.
— Хотя, конечно, он никого не убивал.
Дженни дышала с трудом — наверное, от влажности. А все этот деревенский воздух, пыльца, сырость. Жаль, у нее не было при себе бумажного мешочка, чтобы подышать в него. Жаль, она не могла справиться с нервами.
— Мы получили отчет от детектива, что в квартире жертвы найдены отпечатки пальцев, — продолжил Мэтт.
Почему он все время заговаривает о своем брате? Господи, он что, его охранник, поборник, тень?
— Но Уиллу они не принадлежат. — Так много слов за один раз Мэтт не произносил уже много лет, если не считать бесед с миссис Гибсон. Наконец он умолк и перевел дыхание. — Ты пахнешь сахаром, — добавил он и тут же мысленно обозвал себя идиотом.
— У меня был первый рабочий день. В чайной у Лизы Халл.
— Лиза очень славная — На самом деле в эту секунду Мэтт никак не мог припомнить, кто такая Лиза Халл. Неужели он всегда тупел в присутствии Дженни, становясь с перепугу болваном? — Ты, должно быть, устала. Тебя подвезти?
— Нет, спасибо. — Дженни еще раз шагнула назад и опять споткнулась о гранит, но теперь она замаскировала свою неловкость, усевшись на краешек плиты. От гранита шел пронизывающий холод, но Дженни не обращала внимания. Ей почему-то стало жарко. — Я пройдусь пешком. Это полезно, после того как весь день проведешь в четырех стенах.
Мэтт понял, что от нее пахнет не только сахаром, но еще чем-то. В воздухе потянуло озерной водой, тем самым соблазнительным ароматом, который он ощутил той ночью, когда они с Уиллом разбили лагерь во владениях семьи Спарроу и слушали лягушачий хор.
— Я сообщу, если будут какие-то новости в деле Уилла, — сказал он.
Опять этот проклятый Уилл. Неужели он не может не говорить о брате хотя бы минуту? Ведь на самом деле ему хотелось поцеловать Дженни Спарроу, прямо тут, на городском лугу. Именно об этом он думал каждый раз, когда проезжал мимо, только теперь она была здесь, сидела на краю плиты и смотрела на него снизу вверх.
— Дело в том, что я каждый день получаю сообщения об Уилле от Генри Эллиота.
В эту секунду ему уже хотелось прибить Уилла. И Мэтт дал себе зарок: отныне он выбросит это злейшее из имен из своего лексикона.
— Генри, да. Я работаю с его дочерью, Синтией. Милая девочка, но взбалмошная. Как хорошо, что я больше не подросток.
А вот Мэтт страстно желал, чтобы она снова превратилась в подростка. Он жалел, что не может отмотать время назад, чтобы он прошел в Кейк-хаус, а Уилл остался во дворе сидеть на корточках возле форзиции. Ему хотелось бы вернуться в прошлое, в ту минуту, когда она шла по лужайке к ним, босая, с распущенными длинными волосами, спутанными после сна.
— Розмари Спарроу бегала быстрее любого мужчины в городе, — произнес Мэтт и сразу смутился, что ляпнул это ни с того ни с сего.
Он часто прибегал к этому средству — выуживал какой-нибудь исторический факт из своего огромного багажа, чтобы уйти в сторону от всего, что напоминало чувства или сожаления. Собеседником он был ужасным, чуть лучше ему удавался пересказ каких-либо фактов.
— Что-то я не поняла.
Дождь теперь лил не на шутку, но ей все еще было жарко. Вот что порой творит с человеком нарциссовый дождь. Буквально выворачивает его наизнанку. Дженни расстегнула пиджак и принялась обмахиваться.
— Ты сказал, что она бегала?
— Она была твоей родственницей. Очень дальней — прапрапрапрапра. Времен Войны за независимость. Она могла перегнать оленя — во всяком случае, так говорили люди. Когда подступили британцы, она домчалась бегом до Норт-Артура и успела как раз вовремя, чтобы спасти около сотни ребят, которых иначе ждала бы британская засада, а так они скрылись в лесу и сами устроили что-то вроде засады.
— Ух ты! — рассмеялась Дженни. — Откуда тебе все это известно?
— Библиотека. Добрая старая миссис Гибсон.
— Миссис Гибсон! Кажется, я до сих пор должна ей деньги за просроченную книгу. В те дни я ничего не возвращала. Господи, какая же я была легкомысленная. Наверное, я у нее в списке самых злостных должников.
— Ничего подобного. Только не у нее. Миссис Гибсон — добрая душа. Она не ведет никаких списков.
Пробили часы на Городском собрании, и оба, вздрогнув, обернулись. Шесть часов. Сквозь платановую листву просачивалась темнота, а вместе с нею и дождь. Желтый дождь, легкий дождь, нарциссовый дождь, заставлявший людей совершать глупости.
— Приходи как-нибудь к нам пообедать.
Он переменился в лице, и Дженни подумала, не ляпнула ли она что-то неуместное. Его как будто охватила паника — казалось, он сейчас повернется и побежит, еще быстрее, возможно, чем Розмари Спарроу.
— Впрочем, это совсем не обязательно. Я не обижусь, если ты откажешься. — Она сама предложила ему вежливый выход из ситуации. — Моя мать не многим нравится. Я пойму. Поверь.
— Мне она нравится. Даже очень.
— Вот как? В таком случае, быть может, на следующей неделе?
Мэтт кивнул и направился к машине.
— На следующей неделе, — бросил он на ходу, начав осуществлять свой план и не упоминая имени брата.
Он шагал прямо по лужам и не замечал этого. Ботинки пропускали воду, но разве ему было не все равно? В оставленное открытым окно залетал дождь, и теперь все его папки, лежавшие на сиденье, промокли, но он ничуть не расстроился; приедет домой — и высушит все у огня.
Дженни поднялась, помахала ему рукой. В отличие от Бостона, где сумерки медленно обволакивали улицы, здесь, в Юнити, ночная тьма опускалась, как завеса. Вроде бы ясный день, а в следующую секунду оказываешься в полной темноте.
— Рассмотри памятник у себя за спиной! — прокричал Мэтт, забираясь в грузовик. — Это мой любимый.
Отъезжая, он посигналил, и этот гудок разнесся по всей лужайке. Дженни показалось, что она тонет, погружаясь на дно. Какое здесь странное дождливое место — зеленое, темное, тихое. Она оглянулась, чтобы рассмотреть памятник, плиту которого использовала как скамейку. До сих пор она ни разу не удосужилась взглянуть на него за все годы, что здесь жила. Пусть прошлое остается в прошлом, тем более что ей всегда хотелось от него бежать. Ее интересовало будущее, поэтому она до сих пор не замечала вырезанного на черном граните ангела; поэтому не знала, что ангел, увиденный ею много лет тому назад под утро ее тринадцатого дня рождения, все это время находился здесь, неподвижный близнец того, который прежде был всего лишь сном.
2
Клиника в Порт-Артуре находилась на Хоупвелл-стрит, на самой окраине города, где городской ландшафт сливался с грязными бесполезными полями, истощенными плугом и оставленными засыхать. Единственным другим зданием в радиусе полумили было ангарное сооружение, в котором держали школьный автобус. Доктор Стюарт иногда думал, что муниципалитет Норт-Артура специально выбрал это место, чтобы не подпускать к городу болезни, а может быть, городским властям просто хотелось скрыть тот факт, что лечились здесь в основном рабочие с ферм, приезжавшие на сезон: в июне собирать клубнику, в октябре — яблоки. Тем не менее клиника была укомплектована первоклассным персоналом, имела отличную стоянку для машин. Последнее обстоятельство доктор Стюарт особенно ценил, так как всегда мог найти достаточно места для своего огромного старого «линкольна».