Читать интересную книгу Первомост - Павел Загребельный

Но началось все на несколько лет ранее, и не в Мостище, а вокруг Киева, как начиналось почти всегда с тех пор, как вознесся на живописных днепровских холмах этот великий древнеславянский город.

Началось снова с Михаила Черниговского, который после неудач в Новгороде не отказался от намерений определить куда-нибудь своего младшего сына Ростислава. Старший его сын Роман уже сидел в Брянске, дочь Феодулию просватали за суздальского боярина Мину Ивановича, потомка варяга Шимона, известного благотворителя Печерской обители, но покуда Феодулия добиралась до Суздаля, Мина умер, тогда княжна, усматривая в этом высшее знамение сберечь непорочность, вступила в монастырь "Возложение ризы Богоматери", приняв имя Евфросиньи. Пока дочь в постах утихомиривала страсти свои, святостью своей удостоившись даже избрания игуменьей монастыря, отделяла вдов от девиц в монастыре, чтобы не было соблазнов даже в словах, отец ее, хотя внешне тоже старался казаться углубленным лишь в дела небесные, на самом деле днем и ночью думал о делах земных и весьма далеких не то что от греха, но и от обычной честности. Быть может, бурлила в нем кровь Ольговичей, князей черниговских, которые из рода в род считали себя обделенными, обиженными, униженными в сравнении с Мономаховичами, которые прочно оседлали Киевский стол, а потом еще и пробрались со своим родом в Залесье и укрепились там необычайно, так что единичные прорывы Ольговичей на Киевский стол или в какую-нибудь менее значительную вотчину воспринимались как явление временное. А может, все объяснялось влиянием воеводы Федора, любимца Михаила, человека, преданного богу, рьяного христианина, умевшего сочетать в себе веру в небесное с ненасытной жаждой власти земной, с какой-то прямо-таки одержимостью властью, и уж тут боярин Федор выступал как бы не во имя господне, а подталкиваемый под ребро всеми бесами и не давал князю Михаилу хотя бы год спокойно посидеть в Чернигове, подначивая его на новые и новые стычки и наскоки.

Именно с боярином Федором повели тайные переговоры бояре из Галича, эти разбогатевшие на торговле солью, серебром и золотом, величайшие смутьяны во всех русских землях тех времен. Коротко просто невозможно описать все то, что творилось в городе Галиче, поставленном у впадения реки Луквы в Днестр, на скрещении всех путей, ведших с Карпат и от Черного моря. Боярство покупало и продавало своих властителей, призывало то угорских королей и королевичей, то польских князей, то князей черниговских из Игорева колена - лишь бы только не пустить на княжение детей Романа Галицкого, Даниила и Василька, в особенности же Даниила. Почти тридцать лет после смерти отца Даниил вынужден был слоняться вдали от Галича, находя убежище то в Белзе, то в Червени, то в Каменце, он построил даже новый город Холм, чтобы иметь хоть что-нибудь свое, но каждый раз снова и снова шел на Галич, то захватывал его, то снова утрачивал, одно время надеялся он на князя Мстислава, который разбил угров под Галичем и, казалось, должен был теперь отдать город Даниилу, потому что выдал за него свою дочь Анну; однако Мстислав вторую свою дочь, Марию, отдал за королевича угорского Андрея и после смерти своей завещал Галич не русскому князю, а угорскому королевичу. Лишь когда умер королевич Андрей, Даниил завладел Галичем, но тут бояре сговорились с черниговским боярином Федором, и тот натолкнул своего князя на мысль попытать счастья для себя и своего сына сначала в Киеве, а там и дальше, до самого Галича, который обещано отдать ему без боя.

Михаил позвал себе в подмогу из Новгорода Ярослава Всеволодовича, а из Смоленска - Изяслава Мстиславовича, который водил дружбу с половцами и мог надеяться на их поддержку, и вот трое князей пошли против Владимира Рюриковича. Тот попросил помощи у Даниила Галицкого. Услышав о приближении Даниила, Михаил отступил от Киева. Владимир и Даниил перешли через мост и начали опустошать Черниговскую волость. Напуганный Михаил заперся в Чернигове, а Изяслав бежал к половцам, с которыми потом вторгся в Киевскую волость.

Владимир и Даниил, по наущению одного из галицких бояр - Мирослава, пошли на половцев, но в это время Михаил двинулся из Чернигова на оставленный князем Киев. Владимир тотчас же хотел кинуться назад, но Даниил упрямо пошел дальше против половцев и был разбит у Торческа. Владимир с Мирославом закрылись в Торческе, однако их выдали галицкие бояре Григорий Васильевич и Молибоговичи, и киевский князь с женой своей очутился в плену. Даниил возвратился в Галич, а Изяслав и Михаил взяли Киев, много зла сотворили киевлянам, взяли огромный выкуп со всего люда, даже и с немощных, потом князем в Киеве сел Изяслав, а Михаила позвали бояре в Галич, в который Даниила не пустили.

После этого началось такое, что никто уже не мог взять в толк, какой князь сидит в Киеве сегодня и кто будет сидеть завтра.

Владимир выкупился из плена и захватил Киев. Но потом он пошел на помощь Даниилу, который не отказался от мысли прибрать к рукам галицких бояр. А тем временем Ярослав с новгородцами без боя захватил Киев и сел на княжеский стол.

За этими переменами не успевал уследить даже приученный к постоянной неустойчивости Воевода Мостовик, он растерялся до того, что уже пропускал через мост всех князей подряд, не разбирая и не выбирая; быть может, именно благодаря этому и уцелел и в те смутные годы. И возможно, наряду со значительностью событий внешних, неожиданности, свалившиеся на Мостовика в его собственном дворе и Мостище, показались ему мелкими, несущественными, не стоящими внимания и постоянного гнева. К тому же в течение событий вмешались еще и силы высшие, наказание упало на виновных: один куда-то исчез, другой утонул, что-то сгорело, тот пропал без вести. Чего еще нужно?

Но вряд ли озабоченность княжескими усобицами (пусть и не сполна описанными здесь) могла быть настолько большой, чтобы изменить характер Мостовика. Тщетными следует признать также и попытки приписать Воеводе способность к измерению зла, ибо хорошо известно, что привыкший творить зло и расправу не знает пределов, не ведает меры и не останавливается в своем черном деле даже тогда, когда уже нет видимого сопротивления его власти и воле.

Издавна повелось, что люди, не найдя объяснений на земле, ищут их на небе. Возможно, Воевода испугался небесных предзнаменований? Потому что творилось тогда нечто неслыханное, будто перед концом света.

Жара стояла невероятная, горели вокруг леса, сквозь дым можно было свободно смотреть на солнце, на нем видны были черные пятна, будто огромные гвозди, и мгла густая спускалась на землю, так что на сажень перед собой не было видно ничего, и люди сталкивались между собой, и звери слепли и ходили по селам и городам, смешивались с людьми медведи, волки, лисицы.

А потом произошло землетрясение, и в монастыре Печерском в день отца Феодосия, когда там находились митрополит Кирилл и князь Владимир, церковь Богородицы раскололась на четыре части, а в Переяславе от этого сотрясения церковь святого Михаила - пополам.

Вскоре после смерти Положая и Лепетуньи появилось знамение на солнце: надвинулась плотная тьма с запада, а с востока засветило, будто на пятый день после новолуния, а потом вышло наоборот, с востока наползла тьма, а с запада просачивался свет, как при пятидневном месяце, и страх и трепет напал на всех, кто это видел, а видели все, и Воевода Мостовик тоже.

Так не это ли испугало Воеводу настолько, что он не стал мстить родственникам Положая, пренебрег давнишним мостищанским обычаем, согласно которому искоренялся весь род и семя каждого, кто провинился перед Мостовиком?

Потому что если человек, живет на свете так долго, как Воевода Мостовик, он уже имеет возможность убедиться, что небесное знамение предвещает не судьбу отдельной личности, даже и весьма значительной, и не строения какого-нибудь, будь это даже единственный в целой земле мост, к примеру, а касается дел целого государства или народа.

Как бы там ни было, солнце заслонялось темными пятнами, черными тучами, и на земле жара стояла, и пересыхали реки, и озера, и болота, и горели леса, горы, болота; казалось, даже сама земля словно бы горела перед тем, как пришла зловещая весть об ограблении и сожжении Константинополя разбойными фрягами или же крестоносными болванами, которые изгнали императора и патриарха, издевались над пещерными душами святых служителей монастырских, ограбили все храмы, прежде всего - святую Софию, где кроме священных сосудов нашли сорок кадий чистого золота, сожгли огромное множество книг, а потом избрали своего императора, Балдуина, признавшего только власть папы римского, и тогда папа Иннокентий направил послание русским епископам с требованием признать и над собой его верховную власть, поскольку Византия с ее патриархом перестала существовать.