перекрыл очередной завал. Большинство их товарищей остались в каменной западне, и командир в их числе. Они же, с десяток спасшихся, выбежали прямо на плотный строй встречавших их прямо у ущелья врагов. Его товарищи, не раздумывая, ринулись в свою последнюю, самоубийственную атаку, но не он. Он побежал влево и только две стрелы успели коснуться его плеча и бедра. Несколько вражеских воинов преследовали труса, но безуспешно. Он бежал так быстро, как никогда в своей жизни. Дыхание несколько раз перехватывало, а сердце готово было выскочить из ходившей ходуном груди. Голоса преследователей многократно умножали его страх. Почему-то решив, что в лесу они его рано или поздно настигнут, он свернул к горным склонам, желая укрыться среди камней. Успел преодолеть несколько поросших травой, каменистых площадок, которые поднимались всё выше, словно ступени причудливой лестницы, когда, как раз обернувшись в поисках врагов за своей спиной, оступился в замаскированную той же высокой зеленью брешь в куполе этой пещеры. Упал он стремительно и, грохнувшись на пол, тут же потерял сознание.
— Эй, помоги ему подняться, — вдруг, сквозь пелену боли, услышал он рядом незнакомый голос. — Давай хотя бы усадим его у стены и перевяжем раны. Ну!
— Да дай ты человеку спокойно умереть! — возразил первому второй, также незнакомый ему голос. — Он добровольно спрятался здесь от опасностей этого мира. Всё, что ему нужно — это смерть.
Однако незнакомцы, несмотря на все стоны и проклятья, подхватили воина под руки и усадили у стены. На некоторое время он вновь потерял сознание от боли, а когда в очередной раз открыл глаза, прямо посреди пещеры потрескивал костёр. Его раны были перевязаны, но боль теперь делила его со слабостью. Жирный кровавый след тянулся от того места где он лежал раньше до самой стены. Неровное пламя освещало фигуры двух сидящих у огня незнакомцев. Пещера не имела другого выхода, кроме небольшой бреши над головой, а значит самому ему точно не выбраться.
— … должны ему помочь, — донёсся до него голос того, что был светловолос и могуч. — Он воин и вся его жизнь борьба. И даже если он оступился, то сможет подняться и сразиться вновь, отстояв свою честь пред богами.
— Ха-кха-ха! — не понравился ему каркающий смех второго незнакомца, с тёмными как ночь волосами и костлявой, словно у истлевшего мертвеца, фигурой. — Если бы он был воином, то погиб бы со своими товарищами, там, у ущелья. А сейчас? Он сильно изранен, а сломанная нога уж точно не позволит ему выбраться наверх.
— Он сможет, с нашей помощью, — уверенно заявил светловолосый. — Он ошибся, но умереть трусом… Нет, такого он точно не хочет для себя!
— О, так давай спросим его самого, чего же ему хочется, — заметил его открытые глаза доходяга. — Сразу и спору конец.
Они поднялись и подошли к раненному воину. Один среднего роста, коренастый, с открытым, уверенным взглядом чистых, голубых, словно небо, глаз. Другой высокий, тощий, как жердь, с вечной насмешкой презрения в тёмных, словно сама тьма, больших, чёрных глазах.
— Так чего же ты хочешь, воин? — спросил его голубоглазый, поглаживая свою окладистую, с проседью, бороду.
— Я? — растерянно выдавил из себя стоном тот, и задумался.
Он понимал, что бегство было позорным поступком, и клеймил себя нещадно трусом и подлецом. С другой стороны, возвращаться назад было бессмысленно, ведь его товарищи мертвы, да и врагов там наверняка уж нет. Большего всего хотелось добраться до родных мест и позабыть произошедшее как кошмарный сон. И так не хотелось умирать, здесь и сейчас! Они терпеливо ждали ответа.
— Хочу вернуться домой к своим родным и просто жить… — наконец невнятно прохрипел он.
— А! Что я говорил! — хлопнул в ладоши, радостно подпрыгнув на месте, высокий доходяга, и его длинные, чёрные космы взметнулись в стороны. — Пусть спокойно подохнет в этом каменном мешке, не стоит ему мешать.
— Погоди! — остановил ликование темноокого его товарищ. — Так ты точно не хотел бы вернуться и попытаться исправить свой позор? Хотя бы слегка изменить своё жалкое сейчас на великое потом?
— Он едва дышит, а идти то уж точно не сможет, — презрительно сплюнул прямо в ноги воину костлявый. — Как он сможет изменить что-либо?! Пойдём, брат, здесь всё и так ясно.
— Кто вы? — внезапно полюбопытствовал терзаемый болью воин.
— Он не узнал нас, брат, — улыбнулся светловолосый здоровяк, — но я вижу по его глазам, что он всё ещё может спастись. Оставь свой страх, воин! Вспомни о чести, доблести и мужестве! Мы поможем тебе и вместе мы победим!
— Я даже шевельнуться не могу без ужасающей боли, а ты предлагаешь мне вернуться к ущелью? — попытался ухмыльнуться он, но лишь закашлялся, наказав себя очередной порцией той самой ужасающей боли. — Вы что, понесёте меня к месту моего подвига?
— Я напою тебя отваром жизни и боль на время отступит, — вдруг предложил голубоглазый, доставая из сумы, что висела у него на плече, потёртую флягу. — Так ты сможешь не только вернуться, но и сразиться с врагами.
— Нет, Вир, это уж слишком! — негодующе замахал своими длинными руками темноокий. — Может ему больше понравится мой отвар смерти, который избавит его не только от боли, но и позора, без лишних подвигов?!
— Что ж, — задумчиво посмотрел на свою флягу Вир, — Выбор за тобой, воин.
— Выбор за тобой, раб, — гримаса крайнего презрения исказила бледное лицо темноволосого. — И я знаю, что выберешь лёгкую и быструю смерть.
— Это мы ещё посмотрим, Сет, — недобро глянул в сторону брата светловолосый.
Они вложили ему в ослабевшие руки обе свои фляги и не поленились открыть их. Теперь лишь он сам мог выбрать своё будущее. Они же, как ни в чём ни бывало, уселись у костра, казалось не обращая на воина никакого внимания. В его левой руке оказался отвар смерти, а в правой отвар жизни. Оба решения не позволяли ему вернуться в родные места и сохранить свой позор в тайне. Он долго колебался, думая, как обмануть этих двоих и остаться в живых. Наконец он выпил отвар жизни и притворился решительным и непреклонным. Этот путь, по крайней мере, давал ему отсрочку нежелательной смерти. Вир по-настоящему обрадовался такому решению воина, а Сет лишь молча злился. Боль исчезла, как и обещал его