позади чуть не десяток дружков, скорее всего — крупнее. И уж точно не с пустыми руками.
— Вооружён. — Глухо повторил Эйден, уставившись на ножик, что крутил в руках маг. — В жопу траханные бредни. Что ты несёшь, безумный? Мальчишке лет двенадцать. Ты не узнал его? Не узнал? Это Джори, один из ребятни Мэйбл. Что б тебя черти взяли. Что я ей скажу? Что вообще делать? Какого…
Аспен ухватился за тонкое грязное запястье и потащил тело к кустам. На вопли не отвечал. Прошёл обратно к мастерской, взял лопату, кирку кинул Эйдену.
— Я всё понимаю, я облажался. — Начал он, уже копая. — Такого больше не случится. Мне жаль парнишку, действительно жаль. Но тут уж ничего не поделаешь. Теперь его нужно похоронить и зря не трепаться, сейчас вокруг знатная неразбериха, люди приходят, уходят, нищают и скандалят — одного беспризорника не хватятся. Давай, помоги мне, почва тут каменистая, а медлить ни к чему.
И Эйден помог. Рыл сноровисто, уверенно, зло, совсем не глядя на артефактика. Считая про себя все могилы, которые пришлось вырыть когда-то.
Слухи про смертоносное колдовство так и не разошлись бы. Кого-то из шайки прытких юнцов подняли бы на смех, кто-то и сам бы промолчал, из страха или стыда. Но следы на земле нашёл тот, кто старательно их искал.
Когда Нейта вытолкали взашей, не дав высказаться на стихийном собрании карсов, бить его толком не стали. Неизвестно, по доброте ли душевной или из-за насупленных свидетелей, так по-разному реагировавших на ругань. Среди них явно хватало и сочувствующих. Фермеров, батраков, простых работяг, да и ополченцев, раненых и покалеченных в боях на Валу. Так Нейт нашёл еду, единомышленников, и что ещё важнее — новую цель.
Уплетая жидкую похлёбку, наперебой спорили о том, что же сегодня ел и ещё съест Касимир Галли. Причём имя главы мельников не звучало ни разу, а вот все животные, способные жиреть, поминались так и эдак. Одним из самых недовольных ветеранов был худющий, желтоватый мужик без ног. Без ног, но с мелкой шустрой собачкой-крысоловом. Только по собаке Нейт сослуживца и узнал. Оказалось — тому раздавило голени бревном, при починке стен у Старого форта, и пришлось отнять всё по самые колени. Теперь калека, странно пожелтевший лицом и какой-то сморщенный, поддакивал Нейту громче других, а его брехливый пёс скакал вокруг и… путался под ногами. Перемотанные тряпками культи определённо наталкивали на размышления. Чего лишиться было страшнее? Ответить самому себе было непросто. А вот лишиться чего-нибудь ещё, например — головы, при нападении на главу же пекарей, было очень даже легко. Затевать такое дело без должной подготовки и осмотрительности не стали. Однако жужжащее возмущение, обида и гнев людей требовали выхода.
И выход нашли. Нашли вместе с маленькой свежей могилкой, припорошенной сухостоем. Нейт неспроста повёл компанию именно сюда, люди разошлись не на шутку и уже скоро могли бы столкнуться с городской стражей, вероятно — с плачевным исходом. В пригороде же Маньяри стражи не было. А чертовски подозрительные чужаки, травящие заслуженных людей волкодавами, водились.
Показав сердитым доходягам место у изгороди, где накануне обнаружил следы крови, Нейт отправил их по двое обшаривать округу. Подчинились охотно. Жажда действия и, быть может, той самой крови — подстёгивала лучше плети. Сам же «матёрый ветеран» так завёлся в успешном командовании, что готов был лично придушить всех встреченных врагов, будь то люди, собаки или любые демоны. Наткнувшись на свежеизрытую землю, он принялся откидывать её руками, ковырять стёртым каблуком сапога. Отнял у кого-то широкий нож, дело пошло быстрее. Подоспели ещё люди, всем желающим не хватало места, чтобы копать. Скоро острие ткнулось в мягкое, потянуло за собой тряпку. Рукав, потемневшая в грязи рука… все вокруг ненадолго притихли. Тело мальчика вытянули на свет, стояли, обступив плотно, вроде бы удивляясь, что что-то всё же нашли. Загалдели, споря и сквернословя, кто мог — хватался за нож, кто-то поднял палку, побежали выдирать из ограды колья. Пошли к его воротам. Окружать ли, бить ли скопом с одной стороны и ставить ли засаду у леса — так и не решили. Он уже ждал.
— Многого у меня не возьмёшь. — Гаронд стоял широко расставив ноги, развернув плечи. Рядом на колоде лежал потёртый колун, а чуть поодаль, на привязи, смирно сидели два эссефских волкодава. — А что возьмёшь — выйдет недёшево. Зачем пришли на моё подворье, топчете сеяное, забор сломали? Кто старший?
— Не надо здесь! Это ты тут пришлый! — Вскрикнул Нейт грубо, как только мог. Довольно убого, на самом деле, но шесть мужиков за ним придавали весу любым словам. — Твои псины людей жрут, ты за то в ответе! Думаешь, в такое время с тобой сладить некому? Проучим так, что всем примером будет, хвосты шавок твоих тебе же в пасть вколочу.
Гаронд поднял колун, перекинул из руки в руку. Сделал три шага назад, не глядя рубанул верёвки.
— Режь. Хвосты-то.
Псы ломанулись вперёд. Сбоку, из-за пышного куста боярышника, незамеченная никем, вылетела склянка с горящей тряпкой у горлышка. Бахнуло, полыхнуло, поднялся крик.
— А-а-а чтоб!
— У-убью!
— Кхаш!
— Горю-ю-ю-ю!
Грозный отряд, побросав колья и дубины, нестройной кучей улепётывал сквозь кусты и кочки, не разбирая дороги. Последним хромал неловко их лидер, вроде бы даже грозя ножом при отступлении. Собаки, надо сказать, тоже перепугались и, сбитые с толку, лаяли и метались по двору. Эйден не знал, что именно подействовало так эффектно. Заклятие страха, горючая смесь с хлопковой пылью, льняным маслом и селитрой, или же общая нервозность момента.
— Какая удача. — Заметил он, приближаясь. — Я уж и не надеялся, что всё так…
— Мирно.
— Да, мирно. Без крови. Всего пара опалённых чубов. Я заметил, как они разрыли… Знаешь, зачем пришли?
— Ещё бы. — Гаронд даже хмыкнул удивлённо. Присел на колоду для рубки, окликнул собак. — Теперь у меня мало что есть. Но у них того меньше. Ещё попробуют отнять. Может — и убить. Кто-то наверняка да умрёт. Вам лучше бы забрать своих лошадей из конюшни, там крыша соломенная, могут и спалить.
— А дом?
— В доме я.
— А Бера?
— Бера в погребе. — Фермер потёр топорище колуна, хмуро продолжил. — Схоро́нится в погребе, в случае чего. Там места хватит, стены крепко обложил, переждёт шум. А вам бы, как и говорил, затемно не выходить. Ведь