Примерно так все и получилось. Ну, почти все. Совсем отвлечься от работы, даже на несколько дней, она все-таки не могла. Ее фирма — ее собственная фирма! — родилась совсем недавно, и по праву всех новорожденных требовала постоянной заботы, защиты и присмотра. Хорошо хоть — прикармливать не приходилось, потому что ее новорожденная фирма «Твой дом» была, строго говоря, структурным подразделением «Стройинвеста» Юрия Семеновича. Это он помог создать из подразделения самостоятельную фирму со своим именем, счетом и штатом. Впрочем, треть штата была общей — все-таки обе фирмы занимались одним делом, работали друг на друга и были тесно связаны и общими интересами, и взаимными обязательствами. Дела в «Твоем доме» с самого начала пошли очень хорошо, Тамара этим страшно гордилась, ждала очередного приезда Юрия Семеновича с нетерпением — не только отчитаться, но и похвастаться. Она не могла допустить ни одной ошибки, даже самой маленькой. Только трудовые победы! Пусть он увидит, что не ошибся в ней. Поэтому даже в эти нервные дни она каждый день бывала на работе — хотя бы три-четыре часа. Эти часы она работала как одержимая и успевала сделать все, что нужно, потому что не могла, не имела права оставлять что-то «на потом». Она до сих пор не знала, что будет потом. Каждый день начинался и заканчивался поисками координатов клиники, где лечили без операции. Ей помогали несколько человек, обзванивали всех, кого могли, облазили весь Интернет, настригли из разных газет кучу объявлений — и на второй день все-таки нашли два каких-то медицинских центра, рекламирующих новую методику удаления камней из желчного пузыря без хирургического вмешательства. Тамара с рекламами этих медцентров понеслась к местным специалистам, те стали вызванивать коллег из Москвы, и на третий день коллеги доложили: обоим медцентрам без году неделя, в штатах — по два человека, зарегистрированы как народные целители, лечат липовым отваром и мановением руки, никаких достоверных данных о чудесных исцелениях нет.
— Скорей всего — шарлатаны, — сказал Тамаре заведующий отделением, который считался са-мым опытным хирургом в городе. — Развелось их сейчас… Вы мне скажите, что вы хотите найти? Хороших клиник много, и во всех практикуются разные методики, в том числе и не хирургические. Но это требует очень длительного времени, очень, очень длительного. И начинать лечение надо на ранней стадии. У вашей дочери не тот случай… Да вы не пугайтесь! На самом деле операция совершенно рядовая, я бы сказал — пустяковая операция. У нас не было ни одного случая осложнений. Уж вы мне поверьте.
— Да я вам верю, — беспомощно сказала Тамара и на следующее утро опять позвонила Евгению.
— А, клиника, — не сразу вспомнил он. — Да, да, конечно, постараюсь узнать. Просто замотался, ни минуты свободной… Да еще и в командировку сегодня еду. Вернусь — и тогда займусь твоим вопросом. Позвони дня через три-четыре…
Через четыре дня Анну должны были положить в больницу. И она ничем не может помочь своей девочке. Наверное, ни разу за всю свою жизнь она не чувствовала себя такой беспомощной. Даже в те далекие годы, когда бабушка и дедушка уже начинали долго и тяжело болеть, а она была еще слишком молода и неопытна и не знала, как им помочь, и почти ничего не умела, и всему училась на ходу, — даже тогда она была уверена в себе больше, чем сейчас… Вернее, была больше уверена в том, что делает все возможное, и делает хорошо, правильно. А остальное — в руках Божьих. Точно так же, как и тогда, много лет назад, она неумело и горячо молилась, в то же время сознавала, что не хочет, не может отдать жизнь дочери ни в чьи руки, даже в Божьи. Она почти перестала спать, а когда все-таки засыпала, то тут же оказывалась в больничном коридоре, пропахшем хлоркой, и врач в зеленом комбинезоне вертел в белых пальцах мятую пачку сигарет, отводил глаза и что-то говорил ей, а она не хотела этого слышать… Она стала бояться ночей.
Днем было полегче. Все-таки все свои были все время рядом, без конца придумывали какие-то занятия, в которые непременно вовлекали и ее, и каких-то своих друзей, и соседей, и даже ее сослуживцев, большой семейный праздник продолжался с таким размахом, что приехавший всего на пару дней — между двумя командировками — Анин жених Олег сначала даже растерялся: он-то думал, что у его спокойной, даже тихой невесты и семья такая же… По крайней мере, за год знакомства никаких оснований думать по-другому у него не появилось. А тут вон чего оказывается: стоило всем одновременно взять отпуск и собраться в одном месте — и сумма их нерасходуемой энергии тут же превысила критическую массу, и началась цепная реакция, и горе тому, кто оказался в эпицентре взрыва, — ему придется возить сестер по магазинам, таскать мебель, лепить пельмени, сидеть в театре, вешать люстру, развлекать гостей, выбирать обои… Причем все одновременно. Олегу это понравилось, он тут же выкинул из головы мысли о болезни Анны — ну что может быть серьезного, в самом-то деле, если всем так весело! То, что посреди этого веселья мать невесты умирает от ужаса, он, как, впрочем, и все, просто не заметил и улетел в свою командировку успокоенный и довольный.
Вечером Анну скрутил приступ дикой боли, и ее увезла «скорая помощь».
— Нельзя откладывать, — сказал Тамаре дежурный врач. — Оперировать будет лучший хирург. За ним уже машина пошла. Вы не волнуйтесь, случай рядовой, все будет хорошо.
Глава 11
Длинный больничный коридор, пропахший хлоркой, облупленный линолеум на полу, замазанные белилами стекла в расхлябанных дверях, санитарка в очень грязном халате тащит куда-то ведро с водой… Все это было из ее сна, и все это было наяву. Вот уже несколько часов Тамара жила в этом сне наяву, в этом кошмаре, который не отпускал ее всю последнюю неделю, и в оцепенелом ужасе ждала, когда к ней выйдет хирург во всем зеленом и начнет говорить, отводя глаза и вертя в очень белых пальцах мятую пачку сигарет. Уже кто-то выходил, но это был не тот зеленый хирург из ее снов, поэтому Тамара не очень испугалась. Сначала, сразу после операции, вышла какая-то совсем молоденькая девушка, встретила полуобморочный взгляд Тамары, успокаивающе улыбнулась, быстро заговорила, поглядывая на часы:
— Все нормально. Больная под наркозом. Проснется не скоро. Вам не следует ждать. Езжайте домой, отдохните, утром придете навестить. Сейчас к ней все равно не пустят.
Этот спокойный, даже равнодушный тон, эта дежурная скороговорка и постоянное поглядывание на часы, как ни странно, действовали гораздо лучше, чем выражение сочувствия. Страх немножко отпустил, но Тамара все равно не тронулась с места — нет, нет, она не уйдет, она должна увидеть свою девочку, ну и что ж, что Анна пока под наркозом, она выпросит разрешение увидеть ее хоть одним глазком, хоть на секундочку… Если сейчас совсем нельзя — пусть, она подождет, когда будет можно, только не надо ее прогонять, она никому не помешает, она вот здесь подождет, вот тут, в уголке или на лестничной площадке.